Переполох, который поднял срочный гонец, заставил почти всех обитателей замка вылезти из своих постелей.
Кутаясь в легкую шаль, которую для меня нашла Лили, я спустилась во двор, пытаясь понять, что происходит.
— Миледи! — определенно, это был один из дружинников моего мужа, который сейчас едва не снес меня с ног, так спешил в замок. — Миледи! Командир приказал взять его сумку из покоев и отправляться обратно!
— Что стряслось? — прямо спросила я, перегораживая дружиннику путь.
Мужчина замер, словно пытаясь осознать, с кем говорит, а потом все же ответил:
— Беда на строительстве случилась, миледи. Но не волнуйтесь! Командир цел! Но вот бревнами зашибло двух крепостных и еще одного парня покалечило сильно, ноги поломало! Командир погрузил его на телегу и пошел в город сразу же, а меня вперед отправил, препозитора привезти и сумку с лекарствами да снадобьями! Ее мне и надобно забрать из ваших покоев, миледи! Прошу!
Боец был крайне взбудоражен, так что я не стала донимать его вопросами. Лишь приказала остановиться, сесть, отдышаться и успокоиться. Все же, когда лошадь вышла на большак, он скакал во весь опор, а это немалый труд, удержаться в седле, да ночью удержать на тропе коня.
— Грегор! — рявкнула я на весь двор, вызывая оруженосца Виктора. Если начался такой переполох, он должен быть где-то здесь.
— Да, миледи! — послышался знакомый голос мужчины.
— Необходимо…
— Да, миледи! Человека отправили к препозитору Петеру! — отчеканил Грегор. — И уже снаряжаем свежих лошадей!
Я стояла и наблюдала, как мужчины молча снуют туда-сюда, чувствуя себя при этом совершенно лишней и какой-то беспомощной. Возможно, я могла заменить Виктора или Арчибальда на хозяйстве в их отсутствие, но едва ситуация требовала быстрых действий и четких решений, я совершенно не понимала, что делать. А вот мужчины действовали так, будто бы им приходилось минимум раз в неделю снаряжать срочный отряд, который выдвинется в путь посреди ночи.
Короткие вскрики, лающие команды, которые отдавал Грегор каким-то низким рыком, свет факелов и общая напряженность — вот чем был сейчас замковый двор. Поступил приказ от командира — сейчас моего мужа называли именно так, словно все они вернулись во времени и снова были наемниками отряда Виктора Гросса — а значит не время для досужих разговоров.
За четверть часа прибыл и заспанный Петер. Жрец выглядел немного растерянным, но по его сосредоточенному взгляду было видно, что он быстро влился во всеобщее движение.
Лили вынесла сумку моего мужа, которую передали одному из бойцов, Петера усадили на подменного коня барона — только этот огромный зверь мог выдержать вес толстяка — и уже через полчаса все стихло. Отряд из трех человек во главе со жрецом, освещая себе путь факелами, выдвинулся из замка навстречу моему мужу.
Это было рискованно, ведь по темноте кони могли переломать себе ноги, но все, кроме препозитора, были опытными всадниками, так что добраться они должны были без проблем.
Нам же, обитателям замка, оставалось только напряженно ждать утра. Именно к этому времени телега с раненым должна была дойти до города.
Остаток ночи я провела без сна, размышляя о том, почему же мой муж так остро отреагировал на случившуюся беду. Что заставило Виктора сорваться со стройки и везти простого крепостного на телеге, да еще рисковать своим бойцом? Вызывать посреди ночи Петера? Я бы поняла подобные усилия, если бы пострадал кто-то из дружины. Преданный и обученный воин стоит дюжины крепостных, если не двух дюжин — тут счет был простой. Но вместо того, чтобы беречь своих людей, мой супруг наоборот, рисковал их головами ради обычного крестьянина. Да и не только ими! Он вызвал к себе Петера, словно был ранен лично.
А ведь происшествия на стройке дело обычное. Кто-то сорвется с высоты, особенно во время настила крыши. На кого-то рухнет балка, кто-то промахнется киркой или топором, и ударит по руке или ноге. За это строителям и платили щедро — это была по-своему опасная работа, в ходе которой можно было легко получить тяжелую травму. Крепостные же сами вызвались копать насыпи и грузить глину для запруды, моему мужу нужны были только те, кто готов поработать летом, чтобы получить освобождение от барщины по осени. Тем более, Виктор не хотел брать на стройку опытных землепашцев — их навыки нужны были нам позже, когда после жатвы нужно будет готовить поля к севу озимых или оставлять землю под паром.
Но к чему подобная спешка?
— Миледи, вам стоит немного поспать.
Лили скользнула в покои, держа в руках стакан с теплым ромашковым отваром. Служанка беспокоилась, что я бодрствую всю ночь в ожидании Виктора и сейчас пыталась меня как-то успокоить.
Я не стала противиться — выпила предложенный отвар и, все еще гоняя по кругу мысли о причинах столь странного поведения супруга, улеглась обратно в кровать. Утро вечера мудренее, к полудню Виктор должен уже вернуться и тогда я сама задам ему все интересующие меня вопросы.
Проснулась я не от шума, а от ощущения глухой внутренней тревоги. Сквозь сон слышались негромкие беседы, которые вели люди на замковом дворе, слышался мне и низкий голос Виктора. Вот только не было в тех речах ночной энергии и задора, когда Грегор готовил людей и лошадей по приказу барона. Словно они пытались лишний раз не повышать голоса.
Я выскользнула из постели и подошла к окну, аккуратно раздвигая чуть прикрытые ставни.
Солнце было еще невысоко, прошло всего часа три после рассвета. Посреди двора стоял мой муж, о чем-то тихо переговариваясь с Петером, а прямо за его спиной замерла уже распряженная телега. В кузове угадывалось тело, накрытое парусиной, и то, что накрыто оно было с головой, свидетельствовало лишь об одном — покалеченный крепостной эту ночь не пережил.
Не дожидаясь, пока Виктор поднимется наверх, я, даже не вызывая Лили, втиснулась в свое «вечернее» платье — то, в котором я готовилась ко сну, а не ходила по замку — накинула на плечи платок, который уже послужил мне ночью, и всем видом показывая, что дело срочное, устремилась на первый этаж.
Столкнулась я с Виктором и Петером прямо на ступенях, между вторым и первым этажом. Муж скользнул по мне усталым взглядом черных глаз и только мотнул головой, мол, мне стоит начать подниматься обратно.
— Тогда я пойду, милорд, — тихо проговорил жрец. — Если вам будет нужна любая моя помощь, вы знаете, где меня найти.
— Благодарю, препозитор, — услышала я голос мужа, после чего последовали тяжелые шаги по ступеням.
Войдя в покои, супруг молча прошел в угол, за ширму, где умылся холодной водой. Банная комната по утрам была бесполезна — огромная черная бочка, которую несколько месяцев назад Виктор установил на крыше замка, за ночь остыла, а солнце было еще слишком низко, чтобы сделать воду хоть сколько-нибудь теплой. Так что вода для утреннего умывания всегда стояла в комнате.
— Петер не успел? — тихо спросила я, садясь на край кровати.
По напряженной спине Виктора было видно, что трогать мужчину сейчас не стоит. Он был как струна, а в таком состоянии даже самые любящие и заботливые мужчины могут быть опасны.
— Не успел, — глухо ответил Виктор.
— Раны были столь серьезны? — я продолжила задавать вопросы.
— Не знаю. Кровью истек, или сердце не выдержало, — не особо того желая, продолжил рассказывать Виктор.
— Может, Петер тогда и не смог бы помочь? — осторожно предположила я. — Не все раны можно исцелить силой Алдира.
— А этого мы не узнаем, — Виктор прервался, чтобы плеснуть воды в лицо. — Когда препозитор прискакал, парень уже остыл.
Муж выпрямился, взял кусок льняной ткани и с такой силой вытер руки, будто бы пытался сорвать с ладоней кожу. Когда же Виктор обернулся, на его лице я увидела мертвенную непроницаемую маску. Будто бы погиб не простой крепостной, а кто-то из его дружинников или даже один из его приближенных — Грегор, Арчибальд или Ларс — и сейчас он из последних сил сдерживается, дабы не сорваться.
— Происшествия случаются, — примирительно сказала я, вставая со своего места и осторожно подходя к Виктору, словно он был диким зверем. — Стройка место не самое безопасное. Гонец сказал, бревна покатились?
— Покатились, — бросил муж, проходя мимо меня и тем самым показывая, что не желает, чтобы я его касалась. — А знаешь, почему покатились?
— Их плохо закрепили? — предположила я.
— Один жадный барон пожалел пару метров веревки… — ответил Виктор, усаживаясь на свою сторону кровати ко мне спиной.
— Чего пожалел? — не поняла я.
Виктор на мгновение замер, после чего повторил:
— Я пожалел тратить пеньковую веревку на укрепление стоек. Подумал, что и так выдержит, — проговорил муж. Разговаривать со спиной Виктора было неприятно, но я осталась стоять там, где стояла. — Футов десять, может, пятнадцать нужно было, чтобы стянуть бревна намертво. Но я решил, что она будет нужнее на стяжке щитов…
— И ты был прав, — продолжила успокаивать я мужа, хотя все еще не понимала, почему он так остро на все реагирует. — Это просто случайность, что бревна покатились и…
— Три трупа! — рыкнул Виктор. — Та веревка, что была нужна для крепежа, стоила пару медяков! Я пожалел пару медяков и в итоге получил три трупа, Эрен! Трое мужчин! Трое! Совсем молодых крепких мужчин! За пару медяков! Двоих убило на месте, а третьему сломало ноги и таз! Он умер в муках в телеге, не дождавшись помощи! Вот что самое отвратительное! Вот последствия моей экономии!
Я в страхе замерла. Впервые за полгода вместе я видела его таким. Виктор будто бы сгорбился, из его широкой спины ушла сила, голова опустилась, а обычно насмешливый и немного едкий голос стал каким-то нервным и неуверенным. Будто бы это не крепостным, а моему супругу переломало ноги.
Но ведь он был жив-здоров, он не впервые сталкивался с человеческой смертью. Даже больше — смерть была работой Виктора, его хлебом. Он убивал за деньги, либо же был готов это сделать в любой момент, пока был наемником. Так почему же моего сильного и разумного супруга столь печалит смерть простого крестьянина? Да, гибель рабочих это беда, но уж точно не такого масштаба, чтобы превращаться в тень самого себя. Точно не для такого лорда, как Виктор Гросс, который получил свой титул барона за военные подвиги.
Я осторожно обошла кровать и нежно коснулась плеч мужа. Ладони Виктора тут же скользнули по моей талии, прижимая меня к барону, а сам он уткнулся лицом в мой живот, будто бы прятал глаза, будто бы стыдился своего поведения. Первый и единственный раз я видела его таким в день казни Легера, но тогда свое потрясение Виктор объяснил здраво — он никогда не казнил людей до этого. Убивал в бою — да, но не вешал перед полной площадью людей.
Тут же я просто не понимала, что происходит и единственное, что я могла сделать в этой ситуации — это попытаться поделиться своим теплом и спокойствием, не говоря лишних слов.
Думаю, Виктору нужно поспать, после чего мужчина проснется с ясной головой и все мне объяснит. И слова про пару медяков, и про его поведение, и про отвращение к самому себе из-за случившегося. Ведь я явно видела, что Виктор сейчас себя почти что ненавидит. Видела, потому что будто бы смотрела сейчас в зеркало — слишком знакомы мне были эти угрызения совести, слишком знакома мне была эта мрачность, что сейчас исходила от фигуры Виктора Гросса.
Едва я почувствовала, как Виктор ослабляет свои объятия, чтобы наконец-то лечь на постель и провалиться в тяжелый сон после ночи в дороге, дверь в покои без стука распахнулась, а на пороге замер Грегор.
От такой наглости я едва не зашипела. Я понимаю, что оруженосцу моего мужа многое дозволено, но это уже слишком! Но первый порыв гнева мне все же удалось сдержать. Тем более, Грегор не собирался как-то каяться в своем непочтительном поведении.
— Командир! — оруженосец выглядел ошарашенным. — Беда! Из Атриталя только что прискакал боец! Арчибальда и двух наших схватили и бросили в темницу!