Утром ноющее тело подтвердило, что еще рано мне заниматься ускорениями: встал через силу, чувствуя слабость во всем теле. Вчерашний мой рывок не остался без внимания, на меня оглядывались настороженно.
С улицы послышался звук гонга, зовущего на завтрак. Давали кашу, но уже с мясом. Получив свою порцию, уселся поудобнее, стараясь не тревожить ноющие ребра. Но поесть в одиночестве не получилось, ко мне присоединился Нат вместе с мужиком, советовавшим мне не пить воду из колодца.
— Алекс, это Квестор Роот, который с восемьдесят второго года занимался защитой прав черного населения, а с девяносто четверного занимается защитой прав белого меньшинства в ЮАР. Ты вчера заявил о братстве с черными, послушай, в каком положении мы находимся, и ты поймешь, как нам больно слышать такие слова от белого.
— Натаниэль, — возразил я, досадуя, что не дали поесть в тишине, — вы меня неверно поняли. Речь идет о том, что в положении рабов мы все равны, независимо от цвета кожи. А то, что белые в этой стране имеют меньше прав, успел убедиться на личном опыте.
— Вы позволите, молодой человек? — Квестор Роот оставил свою миску в сторону, — мне хотелось бы ввести вас в курс дела, потому что многие в мире и по сей день слово ЮАР связывают с угнетением черного населения.
В этот момент наше внимание привлек толстый негр, владелец шахты, как он выразился. Потребовав внимания, он, дождавшись тишины, начал речь.
— Мы ждем груз из Блумфонтейна, у вас есть пара часов отдохнуть и привести себя в порядок, после этого придется работать с удвоенной скоростью, чтобы наверстать упущенное.
Высказавшись, он удалился в свою палатку. Теперь ничего не мешало Квестору грузить меня своими разговорами. Из уважения к Нату я решил его выслушать, одновременно поедая кашу. Роот, обрадовавшись временной передышке, поерзал удобнее, устаиваясь на небольшом валуне.
— Первое поселение на территории ЮАР организовал голландский мореплаватель Ян ван Рибек еще в одна тысяча пятьсот двором году.
— Вам не кажется, уважаемый Квестор, что вы слишком углубились в историю? — возразил я, доедая кашу. — Так нельзя решить вопрос сегодняшнего положения в стране.
— Наоборот, господин Алекс, сейчас вы поймете, о чем я говорю и как складывалась ситуация, приведшая к сегодняшнему положению вещей.
— Хорошо, я слушаю, но, по возможности, без длинных экскурсов в историю, — я поставил миску на землю.
— Так вот, — продолжил Роот, — на тот момент на этих землях жили немногочисленные черные племена. Это были люди невысокого роста, занимавшиеся собирательством и охотой. Позднее они получили наименование «бушмены», что значит «люди степей». На тот момент на всей этой территории не проживали племена зулусов, тсонга, свази и других, которые на сегодняшний день составляют около семидесяти процентов населения страны.
Первые племена этих воинственных негров начали появляться в этих местах только в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века. Появлялись, истребляя более слабые племена бушменов, просились под защиту буров, потомками которых являемся мы, приходили наниматься на фермы для работы. Потом были англо-бурские войны и, в конечном счете, ЮАР стал доминионом Великобритании.
— Ну как без саксов обойтись? — хмыкнул я. — Им везде надо сунуть свой английский нос.
Роот не прокомментировал мои слова и продолжил свой рассказ:
— Отток белого населения вследствие участия в первой и второй мировых войнах привел к тому, что после окончания второй мировой войны приток черного населения из приграничных стран, где были ужасающие условия, значительно возрос. Через пару лет доля черных, не имеющих гражданства, достигла сорока процентов от всего населения страны. Тогда же был принят ряд законов, ограничивающих в правах черное население, не имевшее гражданства. То, что мировые СМИ впоследствии назвали режимом апартеида.
Роот остановился — чернокожий охранник с винтовкой проходил недалеко от нас. Дождавшись, когда тот отдалится, он продолжил. Я же сидел и слушал не перебивая. После его рассказа новые страницы истории открылись лично для меня, лишь краем уха слышавшего слово апартеид.
— Конечно, эти законы в значительной мере ограничивали в правах черное население, был сегрегационный признак по цвету кожи, в некоторые районы Кейптауна и Претории черным нельзя было появляться. Начиная с пятидесятого года группа диссидентов из числа белого населения систематически боролась против режима апартеида, я и сам присоединился к ним в восемьдесят втором году. Тогда мы не понимали, что открываем ящик Пандоры…
— Продолжайте, мистер Роот, вы рассказываете вещи, о которых я не знал, — вынужден был признать я, увлеченный его рассказом.
— Черное население неадекватно восприняли эти изменения, — Роот вздохнул, — вместо того, чтобы бороться правовыми методами, они начали с агрессии и убийств. Так в сорок девятом зулусы напали на индийские кварталы в Дурбане. Было убито больше ста пятидесяти индийцев, ранено больше пятисот, целые кварталы сожжены. Были многочисленные факты изнасилований. Также были нападения и на цветных, и на белых.
При слове изнасилования меня передернуло, вспомнилось насилие надо мной, когда я был в женском теле.
— Но и белые убивали черных во время апартеида. Тысячами! — возразил я Квестору.
— Господин Алекс, я не спорю, что в отношении черного населения порой действовали неоправданно жестоко. А вы знаете, сколько убитых и раненых было за годы апартеида среди черного населения?
— Нет, не знаю, — вынужден был признаться я.
— За сорок шесть лет апартеида в стычках с полицией, обратите внимание, что речь идет о намеренном противостоянии с полицией, было убито и ранено семь тысяч человек.
— Дорогой Квестор, разве семь тысяч — это мало? Это же население крупной деревни или малого городка, — мне был непонятен оптимизм африканера.
— Немало, — согласился Роот. — Но, господин Алекс, за двадцать лет после прихода к власти Нельсона Манделы, убито более семидесяти тысяч белых. Это не считая цветных и черных, вставших на защиту белого населения. Семьдесят тысяч, в десять раз больше за вдвое меньший срок. И это не преступники, это преимущественно фермеры и члены их семей. Это данные доктора Дана Роота, который на сегодня является нашим неофициальным лидером, данные человека, заслуживающие доверия.
Я сидел с открытым ртом, цифры просто поражали воображение: потери были в четыре раза больше, чем вся наша армия потеряла в боях в Афганистане за такой же период.
Квестор Роот не спешил, давая мне осознать цифры.
— Почему вы об этом не трубите на каждом шагу? Ведь мировое сообщество, наверное, не знает о таком положении дел? — задал я вопрос, все еще до конца не веря.
— Мы говорим, дорогой господин Алекс. Но после прихода к власти Нельсона Манделы более миллиона белых вынуждены были покинуть страну, лишившись домов и работы. Сейчас в ЮАР работают законы белого апартеида, где во всех сферах белые — люди второго сорта. Работодатель не может принять на работу белого, не приняв до него троих черных. Черные работники не могут попасть под сокращение, если в штате есть белые: уйти с работы должен белый.
На минуту установилось молчание. Все были погружены в тишину, которую нарушил Натаниэль:
— Это наша страна, Алекс. Это были бесплодные земли, пока здесь не стали селиться голландцы, французские гугеноты, бежавшие от расправы, немецкие крестьяне, разорившиеся в войнах. Потом пришли англичане, и все вместе мы создали свою народность — африканеры. Пришлые племена черных — зулусы и им подобные — выжили местных бушменов. Они появились на этой земле два столетия позже нас, расплодились и теперь превращают нас в рабов. Все белые, кто сегодня здесь находится — это незаконно захваченные люди, у многих просто отобрали жилища.
— Почему вы не сопротивляетесь? — мой вопрос был закономерен.
— В столице и в крупных городах, где белые живут компактно, ситуация еще терпимая. Проблема в фермерских хозяйствах, которые раскиданы по всей стране.
Роот сделал паузу и продолжил:
— Помните стадион в Блумфонтейне? Это довольно крупный город, житница ЮАР, больше половины пшеницы выращивается здесь. Во времена апартеида девяносто процентов населения были белые, остальные — цветные. Тогда ЮАР продавал пшеницу экспорт, сейчас пшеница закупается за границей. В самом Блумфонтейне осталось меньше десяти процентов белых. Отнятые у белых поля заросли травами, ничего черные не выращивают, кроме марихуаны. Как вы думаете, мы попали сюда?
Он вскинул голову, ожидая ответа. Я молчал.
— Ко мне пришли черные, предложили просто отдать мой строительный бизнес. Я отказался, они убили мою жену Эстер и увезли моего сына, требуя подписи. Когда я подписал, на меня надели кандалы, и теперь я сижу здесь и рассказываю вам историю геноцида белого населения страны.
Натаниэль, видя мое подавленное настроение, похлопал меня по плечу:
— Не надо расстраиваться, наши предки были сильными, и теперь у нас на многое открылись глаза. Мы долго думали, что черные просто дорвались до свободы, пройдет пара лет и все придет в норму. Но этого не произойдет, теперь это ясно. Сейчас в местах компактного проживания белых создаются школы выживания, где мальчики и девочки учатся стоять за себя. Мы не собираемся покидать свою землю и, если придется, мы будем сражаться за нее, как сражались буры против англичан, имевших десятикратное превосходство.
— Сколько сейчас вас в стране? И сколько черных? — закидал я вопросами собеседников.
— Около четырех миллионов белых и в десять раз больше черных, — это отвечает квестор Роот, взявший бразды разговора в свои руки.
— Самое интересное, — проложил Квестор, — белые не становятся жертвами ограблений по мотивам обогащения черных. Каждый второй случай, когда проникают в жилища африканеров и убивают хозяев, обходится без ограбления и воровства. Просто вламываются и убивают, женщин насилуют во всех случаях. Есть случаи изнасилования от шестимесячных девочек до бабушек за восемьдесят. Это месть, месть без конца и края, но все вернется бумерангом, — зло сверкнул он глазами.
— Вы считали Манделу демократом, борцом за мир? — Натаниэль смотрит на меня.
— Признаюсь, я думал, что это достойный человек, долго сидевший в тюрьме, — отвечаю так, потому что видел про него передачу.
— А вы знаете, господин Алекс, что именно Мандела дал популярность песенке «Убей бура», где прямо призывалось убивать белых и насиловать их женщин?
Конечно, я не знал о таких подробностях, я вообще мало что знал о этой далекой стране на самом конце Африки. Собеседники рассказывали ужасные случаи из своей жизни, где они становились свидетелями бесчеловечного отношения к белым, к членам их семей и детям. Особенно потряс меня рассказ Роота про одну семью, которую ночью пытали зулусу, прижигая паяльником. Их шестилетняя дочь проснулась от криков родителей, и решив, что грабители требуют денег, вышла к ним, неся свою игрушку-копилку.
Подонки устроили живой тир, стреляя по девочке из пистолетов, которой на удивление удалось выскочить живой и невредимой из дома и побежать по улице. Они догнали ее на машине и сбили, затем, наехав колесами на тельце девчушки, курили марихуану. Из домов выходили соседи, также черные и узнав, в чем дело, возвращались обратно. Лишь два часа спустя одна сердобольная негритянка вызвала неотложную помощь: девочка была жива, но умерла в больнице, потому что ее тело с носилками простояло шесть часов в приемном покое, пока врачи лечили флюсы и вырезали панариции черным пациентам.
Все это укладывалось в рамки политики BEE (Black Empowerment Economy), которая была принята с приходом к власти африканского национального конгресса, возглавляемого Нельсоном Манделой, лауреатом Нобелевской премии мира.
Я сидел и слушал, постепенно напитываясь гневом к черному отродью, рассказы африканеров походили на хронику фильма ужасов.
««Я убил их потому, что они были белые». Эти знаменитые слова были произнесены в прошлом году William Kekana, который участвовал в одном из наиболее жутких преступлений, в котором была уничтожена вся семья Клиффорда Раунсторна, включая его невесту, ребёнка и его мать. Но убийство всей семьи не оказалось в СМИ, даже факт того, что годовалый Кайл был убит в первый день своего рождения. Они же белые!
Женщины были изнасилованы перед тем, как оказались убитыми…
Аника Смит была дома, а не в школе, по причине болезни, когда чёрные ворвались в её дом, массово изнасиловали её и отрезали у неё, всё ещё живой, предплечья. Им нужны были её руки для их вудуистских обрядов. Она истекла кровью, и отец обнаружил её, придя с работы… В две тысячи первом году шестеро мужчин изнасиловали девятимесячную девочку. Сообщалось, что в феврале две тысячи второго года четверо мужчин изнасиловали восьмимесячного ребёнка. Одному из мужчин было предъявлено обвинение…»
— Хватит, — я остановил поток ужасающей информации, часть из которой мне представлялась невероятной.
— Господин Алекс, вся проблема в том, что не имея образования, они часто следуют древним традициям и сами не до конца осознают, что творят. В стране до девяноста процентов черного населения ВИЧ-инфицировано, а негры верят, что половой акт с белой девственницей способен исцелить их от СПИДа. Этим, кроме всего прочего, объясняются столь частые изнасилования девочек.
— Нат, все! Закрыли эту тему, еще немного и я накинусь на них голыми руками, а нам, между прочим, нужно выработать стратегию и план, а не пасть жертвой мести, — не терпящим возражений голосом выговорил я.
— Господин Алекс прав, — Роот поднялся, — они только и ждут провокаций с нашей стороны, чтобы прикончить. Надо быть умнее и терпеливее, и тогда все получится.
Со стороны холмов послышался звук мотора. Через пару минут появился грузовик, прибытие которого означало, что нам пора приступить к работе. Из грузовика вытащили насос для подачи воды и пожарный шланг, состоящий из двадцати отрезков длиной по двадцать метров. Все отрезки шланга соединялись между собой переходниками.
— Это для подачи воды, чтобы можно было промывать породу, — объяснил подошедший белый мужчина тридцати лет. — Мне пришлось в свое время немного поработать на золотом руднике, принцип работы такой же.
В грузовике прибыл индиец. Ну, выглядел он именно индийцем, которым и оказался. Собрав нас в кружок, Сингх Нерал, так звали индийца-горнорудника, вкратце объяснил, что от нас требовалось. Надо было наполнять короба с дырками внизу и протирать через нее породу. Все камешки независимо от цвета и структуры помещались во вращающийся барабан, куда под давлением подавалась вода.
Затем отмытые камешки помещались в специальный прозрачный сосуд и, по совпадению с плотностью воды отбирались те, которые могли иметь включения алмазов. В принципе, все было ясно, кроме непосредственного разделения труда. Здесь я сам наглядно увидел действие апартеида наоборот: все черные были назначены на промывочные работы. В их функции входило промывать камешки в барабане и затем опускать в сосуд под присмотром двоих охранников.
Копать, носить породу, протирать ее через сито и относить камни в барабан с водой полагалось белым. Мы с Натом переглянулись, его глаза пылали словами: «что я говорил?» На его немой вопрос я, надеюсь, ответил не менее четко: «Это мы еще посмотрим, кто кого».
С нас сняли кандалы и погнали вниз, в открытый рудник, представлявший из себя изрытую воронку диаметром с несколько сотен метров и глубиной около ста. Спускалось тяжело, порода местами осыпалась под ногами, возможности быстро выбраться и напасть на охрану не было вообще. Атаку придется планировать наверху, не обращая внимания на кандалы.
Четверо охранников спустилось вместе с нами, двое заняли позиции на возвышенности, еще двое получили по веревке барабан, подключенный к току генератора. Следом спустили шланг для подачи воды.
— Начинайте работу, — прозвучала команда индийца Сингха Нерала.