Что-то с невероятной силой ударило меня по ребрам: открытый в диком крике рот захлестнуло водой. Вращаясь в темной толще воды, я потерял ориентацию, где небо и где море. На какой-то момент спасательный жилет и круг вытянули меня из глубины: я увидел серое в разрывах небо и снова ушел под воду. Когда меня вытолкнуло второй раз, почувствовал, как рука Аймана хватает меня за шиворот. Стало немного дышать, гигантская волна ушла, теперь удавалось держать голову выше волн, подскакивая на них, как поплавок.
Дождь продолжался с прежней силой, холодный он, больно сек по лицу и плечам. Аймана тоже хорошо потрепало, багровый след тянулся от левого глаза к скуле, где ссадина кровоточила.
Наши спасательные жилеты и круги, к которым были привязаны руки, хорошо держали на воде. Мне показалось, что высота волн стала немного меньше. Недалеко от нас виднелась наша лодка килем вверх, с каждой секундой удаляясь от нас.
У меня была острая боль в правом подреберье, из-за которой каждый вдох отдавался неприятными ощущениями. Свист ветра был все еще силен, мне пришлось напрягаться, чтобы меня услышал сомалиец.
— Доплывем до лодки, попробуем перевернуть ее.
Айман отрицательно помотал головой, показывая на свою левую руку, вывернутую под неестественным углом. Лодка продолжала отдаляться, уменьшая наши шансы на спасение. Повозившись, мне удалось распутать свою левую руку, превозмогая боль в подреберье.
Отплыв на несколько метров, я понял, что лодку мне не догнать, каждый гребок правой рукой отдавался такой болью, что я еле сдержался, чтобы не закричать. Гребя левой, вернулся к Айману и вцепился в круг. Так мы держались, помогая друг другу около двух часов, когда шторм реально не стал ослабевать.
В последний раз поднявшись на гребень волны, я увидел, как наша перевернутая лодка скрылась из глаз. Волнение моря еще продолжалось, но уже было не таким сильным, дождь тоже ослабевал. Айман держался неплохо, хотя вывихнутая рука ему приняла сильную боль, несколько раз я слышал его стоны, когда мы неудачно соскальзывали с гребня волны.
Наступила ночь, волны уже были не выше метра, но дождь продолжался, хотя и с меньшей интенсивностью. Небо по-прежнему было в тучах, луны и звезд не было видно. Мне даже удалось задремать, положив подбородок на спасательный круг.
Когда я проснулся, ветра практически не было и дождь прекратился, небольшие волны плавно покачивали нашу сцепку из тел и спасательных кругов.
Далеко в стороне мелькнул огонек, увеличиваясь и постепенно уменьшаясь в размере. Вначале мне показалось, что это свет маяка, но в следующий момент осенило, что это поисковый прожектор.
— Помогите! Мы зде-е-есь! — закричал я из-за всех сил, и острая боль пронзила ребра справа.
Боль была такая, что на минуту я даже не мог дышать. Айман, проснувшийся от моего крика, увидел огонек и тоже стал кричать на английском. С отчаянием я смотрел, как свет удаляется, становясь меньше в диаметре: сколько до него было, пару километров или пару десятков, не разобрать. Но не было шума работы двигателя корабля, по крайней мере мы его не слышали, как ни вслушивались.
Волны становились меньше, ветер стих совсем, уже ничто не напоминало о разыгравшейся недавно буре. Ужасно хотелось пить, щипало глаза от соленой воды, рот и носоглотка горели.
— Айман, — позвал я рыбака, но он не откликнулся. «Неужели он умер?» — мысль ужаснула мысль, но рыбак был жив, он вяло пошевелился во сне. Несмотря на то, что мы находились в теплых водах, было холодно. «Если нас не спасут в ближайшие сутки, мы умрем от переохлаждения или акулы съедят», — мысль об акулах заставила инстинктивно поджать ноги.
Я попытался грести левой рукой, но боязнь упустить спасательный круг победила. Кое-как я закрепил обрывок веревки от круга на левой руке, терпя боль в подреберье.
Когда я очнулся в очередной раз, на западе зачинался рассвет. Четверть солнечного диска поднялась над водой, обещая согреть с утра и изжарить нас к вечеру. От голода сосало под ложечкой, от жажды хотелось выпить соленую воду, но это лишь ухудшило бы ситуацию.
Айман снова спал, а может, был без сознания. Я и сам был истощен. Смотря, как выше поднимается солнечный диск, подумал, как это глупо, умереть в океане, вернувшись в свое тело. Стоило пройти столько испытаний и приключений, чтобы вот так закончить свою жизнь?
Громкий гудок корабля, прозвучавший недалеко и так неожиданно, чуть не заставил испачкать штаны. С трудом повернув голову назад, я увидел черную громадину, надвигающуюся прямо на нас.
— Айман, проснись, — парень вздрогнул от моего крика. Щурясь от солнечного света, недоуменно посмотрел на меня.
— Айман, корабль, — проследив за моим взглядом, он, скривившись от боли в вывихнутом плече, замахал здоровой рукой:
— Help, Help!
Снова протяжный гудок — и я вижу, как мимо, нас метрах в ста, проходит нос корабля, появляются борта, усеянные рядом иллюминаторов, и минуту спустя, в поле зрения появляется корма.
— Блядь, вы слепые суки! Куда вы мимо плывете, мать вашу?! — заорал я, прерывая крик неудержимой рвотой, отдающей приступами боли по всему телу.
Снова перехватило дыхание. Корма корабля была уже в метрах двухстах от нас, когда снова послышался короткий гудок и звон корабельной сирены. Волны, расходившиеся за кораблем, дошли до нас, покачивая, как младенцев в люльке.
Судно медленно остановилось. До моего слуха долетали отрывистые слова, смысл которых не удавалось разобрать. Спустя небольшое время, показавшееся мне вечностью, я услышал новый звук. Приподняв нос, на нас летела резиновая лодка, в которой мне удалось разглядеть троих людей.
«Спасены», — мелькнула мысль прежде, чем я отключился.
После того, как мерцающая точка на интерактивной карте исчезла, Зотов невольно положил руку на плечо Никитину:
— Это еще ничего не значит. Что давало сигнал?
— Сотовый, — упавшим голосом ответил подавленный Владимир.
— Его могли выронить в воду, — предположил капитан, хотя в душе считал, что если телефон и выпал, то вместе с владельцем.
Никитин не ответил, просто тупо смотрел на монитор, обхватив голову руками.
Через сорок минут «Сторожевой» был в тех координатах, где в последний раз телефон объекта подавал признаки жизни. Высокие волны и шквалистый ветер мешали поискам. И речи о том, чтобы спустить катер при таком волнении, не могло идти. Через восемь часов поисков удалось найти перевернутую вверх дном лодку, но людей рядом с ней не было. При первых лучах солнца не спавший всю ночь Никитин сдался:
— Прекращаем поиски Алексей Иванович, невозможно выжить в такой шторм людям без спасательных средств.
Осмотр лодки дал однозначный ответ: на лодке не было ни шкафчика для спасательных жилетов, ни места для крепления спасательного круга.
Зотов отдал команду, крейсер лег на курс, собираясь вернуться в Средиземное море на российскую базу в Тартусе. На локаторе в рубке виднелась объемная тень корабля, находившегося в двадцати милях от крейсера:
— Идентифицировано судно? — задал вопрос капитан, принимая командование судно.
— Так точно, грузовое, — ответил старпом.
— Запросите информацию о людях в море. Не спасали ли они вчера и сегодня пострадавших?
Старпом связался с грузовым кораблем по коротковолновой рации. Получив отрицательный ответ, Зотов махнул рукой:
— Старпом, проложите курс, идем на базу. Хватит нам приключений в индийском океане.
Получив указание от военного корабля опознать себя и ответив отрицательно на вопрос о спасенных в море, капитан ролкера Думиса Клейтон задумался (Сролкер — судно с горизонтальным способом погрузки-выгрузки, (от англ. ro-ro (roll on-roll off) закатывать и выкатывать). Они перевозят колесную технику и железнодорожные вагоны. Эти суда хороши тем, что для них не нужно специально оборудованных грузоподъемным оборудованием причалов. Достаточно стандартного или прямоугольного причала, куда суда кладут так называемую рампу (аппарель), по которой колесная техника заезжает на судно)
Конечно, проще было ответить правду и передать спасенных полунегра и белого, но рисковать возможным досмотром судна он не хотел, учитывая контрабандный товар. Кроме того, Думиса, этот чистокровный зулус, еще помнивший ужасы апартеида в ЮАР, ненавидел белых.
Его корабль «Трансвааль», на котором он уже ходил капитаном седьмой год, помимо техники для горнорудной компании «Tau Tona», добывавшей золото в провинции Гаутенг, перевозил оружие для последующей продажи сепаратистам в Лесото, который, как считал зулус Думиса, должен стать частью ЮАР.
Ночью они попали в шторм, который не был страшен таким гигантам, как его «Трансвааль», а утром наткнулись на двоих: смуглого парня, в чьих жилах несомненно текла африканская кровь и белого парня, которых в данный момент осматривал доктор Нбеле в маленьком лазарете.
Трансвааль шел из Китая. В последнее время желтолицые теснили белых на черном континенте по всем фронтам: открывались дипмиссии, школы, больницы, китайские заводы и фабрики строились в каждом городе. Думиса не строил иллюзий насчет китайцев, просто на данный момент их цели совпадали, это было взаимовыгодное сотрудничество. Он привозил с Китая оборудование для горнорудных работ и, контрабандой, стрелковое оружие, а в Китай возил масла, руды и концентраты железные, включая обожженный пирит.
Сейчас «Трансвааль» шел к северу вдоль сомалийского побережья, держась расстояния около восьмидесяти миль: места были неспокойные. Капитан прошел в лазарет, где доктор Нбеле, закончив осматривать спасенных и оказав им помощь, мыл руки. Оба больных спали после седативных препаратов.
— Что скажешь, Абибонга?
Думиса давно знал доктора, они вместе выросли в пригороде Кейптауна, в резервации, где черным запрещалось все, кроме спокойной смерти. Но если Думиса Клейтон пошел в море и с шестнадцати лет батрачил на белых за гроши, пока к власти не пришел Нельсон Мандела, то Абибонго Нбеле умудрился попасть в Алжир, где стал врачом и вернулся на Родину. Думиса увел его из госпиталя, удвоив заработную плату, и уже шестой год доктор работал на корабле.
— У черного вывих плечевого сустава и обезвоживание. Вывих я вправил, через пару дней будет как новенький. Что касается белой мрази, то у него перелом нескольких ребер справа, без рентгена больше ничего не могу сказать. Возможно, есть повреждения внутренних органов, его состояние похуже, — Нбеле включил электрический чайник: — Выпьем чаю, босс?
— С удовольствием, — Думиса присел за маленький столик, на котором еще лежал бинт и пара шприцов. — И что мне с ними делать? Кормить, пока не придем в Дурбан? Они даже отработать свой проезд не в состоянии. Может, выкинуть их за борт, зачем с ними возиться?
— Стареешь ты, Клейтон, стареешь, хватка уже не та! Помнишь, о чем мы мечтали в резервации Кейптауна? Как станем хозяевами жизни, как белые будут на нас работать, как заставим их испытать на себе то, что двести лет испытывали наши предки и мы. Продай ты их на рудник. Чем они лучше черных, работающих там за кусок хлеба? — Абибонго разлил чай по чашкам, которые достал с маленького шкафчика.
— Твоя правда, друг! Это будет их плата за проезд. Кстати, кто они, с какой страны? — Думиса сделал осторожный глоток, стараясь не обжечься.
— Никто, у них нет документов, значит, они никто и звать их просто рабы. Зачем рабам имена? Назовем одного Уайт, второго Браун.
Мужчины синхронно засмеялись шутке, дальше обсуждая вопрос прихода и разгрузки в порте Дурбан.
Очнувшись, я не понял, где нахожусь. Надо мной находился скошенный потолок похожий на те, что устраивают в мансардном этаже, на котором горел длинный плафон, больно резавший глаза. Повернув голову, увидел Аймана на такой же металлической кровати, лежавшего под белой простыней.
Увидев, что я проснулся, сомалиец обрадовался, но к моему удивлению, начал шептать на английском, вставляя слова из своей речи, постоянно озираясь в сторону двери:
— Алекс, мы на корабле, это странный корабль. Врач не говорит ни названия, ни куда мы плывем. И еще он такой здоровый, словно мясник, а не врач.
Айман заткнулся, потому что дверь в комнату открылась, пропуская мужчину в белом, довольно мятом халате.
Айман был прав, если вошедший был врачом, то ему стоило лечить слонов и жирафов. Было в нем больше двух метров и почти метр в плечах. Тяжелой поступью он подошел ко мне и улыбнулся, показывая ослепительно белые зубы:
— Очнулся? Как себя чувствуешь? — английский был хорош, но с выраженным акцентом, словно говорит с конфетой во рту.
— Мне лучше. Что это за корабль и куда мы плывем? — задал я вопросы и, немного помедлив, добавил: — Спасибо, что спасли нас, мы вам очень благодарны!
Проигнорировав мои вопросы, черный гигант снова сверкнул зубами:
— У вас сломано несколько ребер, возможно, есть повреждения внутренних органов, вам нельзя вставать, нельзя напрягаться. Позже к вам зайдет капитан, узнаете все, что вас интересует, у него.
С этими словами он положил мне руку на лоб, проверяя нет ли температуры. Черная увесистая пятерня ощутимо придавила голову к подушке. Получив такой удар, можно и скопытиться.
Видимо, встроенный термометр руки показал, что все в норме, потому что со словами «температуры нет, отдыхайте», — человек-гора покинул комнату.
Я не стал повторять вопросы, решив дождаться визита капитана, однако дурное предчувствие закралось в душу.
На пиратов не похоже, никогда не слышал, что у пиратов есть штатные доктора, оказывающие помощь пострадавшим. Но все равно попахивало нехорошим: такой горилле место в боях без правил, а не в медицине. И улыбка была не добродушная, а скорее устрашающая, несмотря на дружелюбные слова.
Капитан пришел быстро: вначале я решил, что вернулся доктор, снявший халат, потому что пол каюты снова заскрипел под шагами. Доктор и капитан были похожи, как двуяйцевые близнецы: тот же рост, так же бугрились мышцы в рубашке с коротким рукавом, та же необъятная шея и насаженная на нее небольшая голова. «Недостающее звено эволюции между обезьяной и человеком».
Выражение лица капитана мне не понравилось: плотно сжатые губы и злые черные глаза, свирепо сканирующие двоих спасенных им людей.
— Добрый день, капитан. Позвольте выразить вам благодарность за наше спасение. Не поставите нас в известность, что это за судно и куда вы направляетесь? — я замолчал, ожидая ответа.
— Судно «Трансвааль», направляется в порт Дурбан, ЮАР.
ЮАР? Это же конец света!
— Капитан, мне нужно как можно быстрее попасть на Сокотру, меня там ждут представители моей страны. Я с России, понимаете? Наше правительство будет вам очень благодарно за наше спасение.
— Мы в четырёхстах милях севернее Сокотры, и я не могу развернуть корабль, чтобы исполнить ваш каприз. Свяжитесь с вашим правительством в Дурбане, если вы такой важный человек, — чудовище усмехнулось и продолжило, — у меня торговый корабль, я сбился с графика, потратив время на ваше спасение, и несу большие издержки. Вам лучше подумать, как компенсировать мои потери, а заплатить вам придется. У вас есть время найти средства, — он замолчал, что-то считая в голове, затем озвучил, — один миллион южноафриканских рэндов.
Капитан двинулся к двери, но я остановил его вопросом:
— Капитан, а как же международные правила помощи потерпевшим крушение, разве там идет речь о деньгах? Мы же цивилизованные люди, а не средневековые разбойники с большой дороги.
Негра перекосило от моих слов:
— Цивилизованные люди? Цивилизованные, говоришь? Пятьсот лет вы продавали нас в рабство, мы умирали в трюмах ваших кораблей, вы относились к нам хуже, чем к животным! Где были цивилизованные люди тогда? Ты, наверное, ничего не понял, мальчик! Ты раб, ты мой раб, белый раб, и пока не заплатишь мои издержки, будешь работать на меня со своим коричневым дружком!
Пока я, ошеломленный его словами, подбирал слова, чтобы возразить, капитан открыл дверь и что-то крикнул на своем языке. В комнату торопливо вбежало четверо здоровых негров с голыми мускулистыми торсами и в длинных шортах. Небрежно сдернули меня с кровати — дикой болью отозвалось правое подреберье — и ухватив за руки, поволокли из комнаты.