Ваалан

Глава 27. Возвращение домой

Два дня мы находимся в посольстве. Для нас конференц-зал превратили в комнату отдыха, где мы смотрим фильмы, едим и спим. Мыться приходилось в душевой для персонала. Нам отвели часы, чтобы лишний раз не пересекались с сотрудниками посольства. Нашим опекуном является Смурнов Петр, помощник посла.

Мне даже удалось один раз пообщаться с самим послом, Сергеевым Алексеем Алексеевичем, который оказался вполне приятным мужчиной пятидесяти лет. Высокий и упитанный шатен, передвигался он очень быстро и бесшумно. Наверняка из бывших сотрудников. До этого он работал послом в Замбии. В принципе, эти две страны мало чем отличались. Поинтересовавшись, как нас приняли, хорошо ли кормят и есть ли у нас пожелания, он утратил интерес к моей персоне, сославшись на занятость.

Смурнов теперь был, скорее, моим помощником, чем помощником посла. Целыми днями я гонял его по поручениям, ссылаясь на государственную необходимость. Мои товарищи, не обременённые душевными муками от предстоящего возвращения на Родину, отдыхали и наслаждались жизнью. За два дня мы дважды были в городе с молодым человеком Дмитрием, вероятно, отвечавшим за безопасность.

Мы погуляли в центральном парке, покормили водоплавающих птиц, бесцельно послонялись по берегу озера Нгами, что вплотную подступает к столице Ботсваны.

Само название «Ботсвана» означает «страна тсвана», негритянского народа, который проживает в ЮАР даже больше, чем в самой Ботсване. После зулусов это второе, самое безжалостное по отношению к европейцам племя на территории ЮАР, но здесь они вели себя весьма приветливо и миролюбиво. Вообще Ботсвана, по словам Дмитрия, самое миролюбивое государство в Африке, практически никогда не воевавшее и с низким уровнем преступности. В это было трудно поверить, когда встречали на улице огромных двухметровых черных с накачанной мускулатурой. Наши африканеры сразу напрягались, но негры проходили мимо, одаряя нас белоснежной улыбкой.

Габороне — это город музыки и танцев, неназойливые африканские мотивы и мелодии были везде. В кафе, на площади, в парке мы часто наблюдали картину, как пара молодых девушек и парней, внезапно сорвавшись с места, начинали танцевать под мелодии из телевизора, телефона, а иной раз и просто напевая ее сами. Практически половина из проходящих мимо присоединялась к зрителям, аккомпанируя хлопками в ладони.

Мы уже собирались лечь, когда появился Смурнов и попросили меня пойти с ним. За эти два дня дважды звонил Никитин, подтвердивший, что все мои условия приняты и что его надо ждать с документами буквально на днях. Вслед за Смурновым я прошел в комнату, где в компании Сергеева находился парень, в белой рубашке и черных классических брюках, с кейсом в руках.

Одного взгляда мне хватило, чтобы воссоздать картину встречи с ним в Аммане у российского посольства. При виде меня парень улыбнулся и протянул руку:

— Здравствуйте, Александр.

Проигнорировав протянутую руку, я молниеносным движением ударил его в подбородок. Посол даже не понял и не увидел моего движения. Для него гость из конторы встал, протянул руку — и рухнул на пол. Смурнов бросился к упавшему Никитину, брызнул на него водой из кулера и шлепнул по щеке.

— Петр, не так надо, — я отстранил Смурного в сторону и влепил Никитину хлесткую пощечину, оставившую отпечаток пальцев на щеке. Он дернулся, открыл глаза и попытался вскочить, но не мог удержать равновесия и, в попытках устоять на ногах, сорвал жалюзи на окне. Секунд через десять его взгляд прибрел осмысленное выражение.

— Здравствуй, Володя. Но руки тебе подавать я не буду, — я сел, демонстративно закинув ногу на ногу. Никитин пришел в себя окончательно. Метнув на меня злой взгляд, он обратился к послу:

— Алексей Алексеевич, разрешите нам пообщаться с Александром наедине?

Посол деланно вздохнул, повел плечами и, со словами:

— Конечно, общайтесь, — вышел из комнаты, сопровождаемый Смурновым.

— Ты меня вырубил, — не то спросил, не то констатировал факт Никитин, потирая подбородок.

— Это вместо рукопожатия, — флегматично заметил я, все еще сидя в фривольной позе, — настоящее знакомство тебя еще ожидает. Кстати, Никитин, а с каких пор ты со мной на «ты»?

— Так и ты со мной не выкал, — мгновенно нашёлся оперативник, все еще потирая подбородок.

— Ты заслужил такое отношение, когда оставил меня без документов в чужом теле в чужой стране! Но об этот мы еще поговорим, надеюсь, ты останешься жив, в назидание другим, — я заметил, как побледнел Никитин, при всем его самообладании.

Прежний я не имел бы никаких шансов против этого крепкого парня, но я изменился, стал быстрым как молния, и я перестал бояться.

Вообще! Просто как будто щёлкнули тумблером и убрали страх из моего тела и моей головы.

— Где наши паспорта?

На мой вопрос Никитин открыл кейс и протянул пять паспортов, на меня и всех ребят. У всех остались свои имена, просто в графе гражданство стояло «Россия».

— Где мои деньги и телефон?

Этот вопрос я обговорил отдельно. Никитин настаивал, что карту банка на выбор с одним миллионов долларов я получу по возвращению в Россию. Вариант мной был отклонен и поставлен ультиматум: айфон с привязанной картой Райффайзенбанка.

Никитин, посмотрев на меня с неприязнью, передал телефон и платиновую карту Райффайзенбанка. Функция мобильного банка была подключена, баланс равнялся ровно одному миллиону долларов.

— Что дальше? В чем состоит гениальный план возвращения на Родину?

Мне стало интересно как нас планируют возвращать.

Никитин оживился, на время его личная неприязнь уступила место профессиональному интересу:

— Мы вылетим из аэропорта Габороне имени Сэра Серетсе Кхама в аэропорт Бо́ле Аддиса-Абебы в Эфиопии, оттуда в аэропорт имени Бе́н-Гурио́на Тель-Авив Израиль. С Израиля ежедневные прямые рейсы и во Внуково, и в Шереметьево. Весь путь займет сутки с учетом пересадок, я именно так и прилетел.

— Почему такой сложный маршрут, с тремя пересадками?

— Потому что, — отвечает мне Никитин, — ты нас поставил в жесткие временные рамки, и мы выбирали безвизовые страны для россиян. Ботсванскую визу вам пришлось нарисовать, но это Ботсвана, здесь пограничный контроль слабый, поэтому пройдет. Но рисовать визы стран, имеющих прямые рейсы с Ботсваной, а это только Франция и Великобритания, опасно, их таможенники на этом собаку съели. А нам нельзя светиться и рисковать, в последнее время галлы сильно спелись с саксами, вместе они доставляют немало проблем.

— Хорошо, — соглашаюсь я, но меня тревожит один момент. — Но ведь Израиль — сателлит США.

На мой вопрос Никитин улыбается:

— На днях наш президент помиловал одну еврейскую женщину, задержанную с грузом героина. Так что все в ажуре, евреи меня чуть не целовали, как и других россиян. Пару недель они будут сверхлояльны.

— Когда вылет?

— Отсюда — завтра в девять вечера, остальные пересадки с интервалом не больше двух часов ожидания.

Никитин снова потер подбородок и неожиданно для меня выпалил:

— Ты ударил исподтишка! В честном бою я тебя уделаю!

— Никитин, — мне даже стало смешно, — я пятерых покруче тебя за десять секунд уложу и не вспотею. Запомни это и не пытайся проверить, пока не вернемся на родину. А там я к твоим услугам, если не будешь корочкой прикрываться.

Он даже вспыхнул от моих слов, но секунду спустя согласился:

— Хорошо, проверим дома, чего ты стоишь.

Больше мне с ним нечего было говорить и я, поднявшись, взялся за ручку двери.

— Александр! — его оклик остановил меня на пороге. Никитин мялся, потом выдавил из себя:

— Ты извини. Там, в Аммане, я растерялся и упустил тебя из виду. Прости, что подвел и подверг тебя опасности, — он даже немного опустил голову, пряча глаза.

— Владимир, — впервые по-человечески обратился я к нему. — Знаешь, что со мной было после неудачного побега?

Не поднимая глаз, он отрицательно мотнул головой.

— Меня два дня насиловали четверо отморозков.

Никитин молчал.

— А знаешь, что было дальше? Не дожидаясь его ответа, я продолжил: — Одному я вспорол брюхо крюком, пятерых застрелил из пистолета. Еще двоих убил Бадр, мой друг и настоящий мужчина. Из города мы с ним выбирались по канализации. А потом были пираты, когда мы вырвались из Саудовской Аравии и Бадр умер, приняв на себя очередь из автомата, защищая меня. И даже умирая, он бросил меня в море, чтобы я мог спастись.

Никитин молчал. Мне не было его жалко, хотя он лишь винтик в государственной машине.

— А знаешь, почему все это случилось, Владимир? Только потому, что один парень ПРОСТО НЕ СКАЗАЛ одной девушке «не бойся, русские своих не бросают»…

Я вышел, а Никитин так и не смог нарушить молчание. Я на его месте либо напился бы, либо застрелился.

Утром мы встретились за завтраком. Я познакомил Никитина с группой, нам ведь вместе предстояло лететь. Так как до вечера было время, оперативник предложил выезд в город, чтобы хорошо пообедать и развеяться. Обед прошел молча. Я все еще не простил его, а ребятам он был чужой. Так как одежда на нас была с чужого плеча и ношеная, Никитин предложил обновить гардероб. Если он рассчитывал на мою карту, он просчитался, потому что у меня есть планы на эти деньги. И одной из задач было улучшение условий жизни племени Химба, где осталась частичка меня в виде нескольких быстрорастущих клеток в утробе Эну.

Но оказалось, что Никитин и не рассчитывал на меня. Все мы теперь были одеты цивильно, с ног до головы, и за казенный счет. Я выбрал светлый льняной костюм, Нат одел похожий. Парни предпочли джинсы и футболки. Подумав, я также докупил себе легкие джинсы и рубашку с коротким рукавом, кроссовки и легкие сандалии. Остальные обошлись одними кроссовками, кроме Ната. Ему понадобились мокасины, которые он искал долго, пока не удовлетворился.

В аэропорт Габороне имени кого-то там мы приехали загодя. Сам аэропорт небольшой, в самый раз для страны с населением меньше трех миллионов, половина из которых живет племенной жизнью. Здание было чистое, таможенный контроль формальный. Офицер практически не глядя проштамповал выездную визу и, задав рутинные вопросы, отпустил нас с миром.

Самолет бомбардье crj-100 был свеженьким, рассчитанным примерно на пятьдесят мест, половина из которых оказались пустыми. Со слов Никитина, эти самолёты считаются одними из самых надежных в мире. Кроме нас, белых пассажиров не было. Несколько индийцев в тюрбанах, остальные черные. Мы оказались звездой номера, на нас глазели все, от пассажиров до стюардесс, двух очень миленьких негритянок. Даже возникла мысль уединиться с одной в туалете, но, когда пошел туда по нужде, понял, что он слишком мал для двоих.

Три часа полета прошли рутинно, я даже успел подремать. В перелете не кормили, просто предлагали сладкую булочку и кофе, еда была за отдельную плату и представляла из себя обычный сэндвич.

Когда самолет пошел на резкое снижение, я удивился, мне казалось, что нам гораздо дольше лететь. Никитин развеял мои сомнения:

— У нас дозаправка в Додома, это Танзания. Бомбардье — региональные самолеты, много топлива не берут. Баки маленькие.

Пока шла дозаправка, нас отвезли в здание аэропорта, где мы посидели с картошкой фри и колой, пока не объявили посадку.

Еще три часа полета, и мы вновь заходим на посадку. Под крылом — море разноцветных огней. Пилот объявил, что мы приземляемся в аэропорту Боле города Аддис-Абеба. Таможенный контроль здесь немного серьезнее, но все равно спустя рукава. Наш рейс на Тель-Авив вылетал в восемь утра, у нас было два часа с копейками, которые мы потратили, шастая по аэропорту, который также оказался вчетверо меньше Внуково.

На это раз нам предстояло лететь на Боинге 737, очень популярном в России. Самолет был заполнен, что меня удивило. Но всезнающий Никитин поведал, что из-за безвизового режима сотни эфиопов стремятся в Израиль, ссылаясь на еврейские корни, и что тут существует уже несколько поселений эфиопов-евреев. Кроме эфиопов, в самолете были семеро евреев-ортодоксов. Шапочки на затылке, на странных патлатых волосах.

Полет продолжался около четырех часов, нам дважды предложили минеральную воду и кофе, в то время как евреев обеспечили полноценной еду в больших красивых коробках. Евреи были верны себе даже в Эфиопии, все лучшее доставалось им.

Меры безопасности в аэропорту Бен-Гуриона в Тель-Авиве резко контрастировали с двумя предыдущими: сплошные сканеры, металлодетекторы, обученные собаки на каждом шагу. Пассажиры проходили сквозь этот нескончаемый поток изучающих тебя глаз, приборов и носов. Нас дважды останавливали для дополнительных вопросов, но узнав, что россияне, довольно радушно отпускали после беглого досмотра.

До вылета в Москву было меньше двух часов, и мы толком даже не успели осмотреться, когда объявили посадку. И снова началось обратное сканирование, осматривание и обнюхивание, но уже прилетающих пассажиров. На мой взгляд, досматривали тщательнее. В зале ожидания перед воротами «13» — надо же, какое число — собралась внушительная толпа россиян, за час до вылета успевшая занять очередь на посадку. Меня всегда удивляло именно это: зачем занимать очередь и терпеливо стоять целый час? Всех посадят на самолет, без вас он не улетит!

Но такова наша ментальность, привыкшие всего добиваться в очередях, мы по-прежнему являемся заложниками своего прошлого.

Впервые за последние семь месяцев на меня обрушилась русская многоголосица, радуя и оглушая своими подробностями. Пожилая пара жаловались на свои болячки, платиновая блондинка с перекаченными губами советовала по телефону подруге день рождения отметить непременно в «Домашнем очаге» в Одинцово, двое парней обсуждали сиськи еврейских проституток в Старом Городе Иерусалима, бегали и визжали дети, солидный мужчина в черном костюме оправдывался от яростно наседавшей на него мегеры, видимо, являющейся его женой по совместительству.

Когда объявили посадку, хвост из людей пришел в волнение, слышались упреки в нарушении очереди. Мы дождались, пока площадка опустеет, и спокойно прошли по рукаву в самолет, снова в боинг-737.

Рейс был аэрофлотовский. Это не реклама, но еда была вполне сносная, чем немало удивила Ната, привыкшего летать голодным. Из-за Сирии приходилось делать крюк, мы летели над Средиземным морем. Над Кавказом облачность не давала ничего видеть.

Нат смотрел на поля, леса и озера, проплывающие внизу, на огромные нераспаханные площади земель и восхищенно качал головой.

— Алекс, там внизу все или черное или зеленое. Неужели эти земли лежат без хозяина?

— Нат, ты видел только мизерную часть, плодородные земли у нас тянутся на тысячи километров без человеческого жилья, было бы только кому работать.

— Насколько велика Россия в сравнении с ЮАР?

Я переадресовал вопрос Никитину, который, произведя в уме расчеты, ответил Нату на отличном английском:

— Примерно в пятнадцать раз.

Африканер замолчал, ошеломленный цифрой, он привык считать свою страну огромной, а тут ему такое выдают. Солнце склонялось за горизонт — еще час и наступят сумерки — когда самолет начал плавное снижение. Я глянул вниз: города-спутники Москвы высились многоэтажками в лесных массивах, вдалеке мелькнула речка.

— Нат, мы практически над столицей. Смотри, вон это Москва, — показал я африканеру, который с этого момента плотно оттер меня от иллюминатора.

Когда, снижаясь и заходя на посадку во Внуково, мы захватили край города, он, ошеломленный размерами, спросил:

— Это все Москва?

— Нет, мой друг, это только часть Москвы.

Самолет коснулся колесами дорожки и покатился, подрагивая. Взревел реверс двигателей, самолет сбросил скорость и аккуратно покатил на стоянку.

Вопреки моим ожиданиям, нас не прикрепили к рукаву. Выйдя на трап, я понял почему. В тридцати метрах от нас стояло три джипа Лексус в сопровождении полицейской машины с включенной мигалкой. Мы спустились по трапу. Пассажиры спешили попасть в автобус, мы же, ведомые Никитиным, подошли к джипам. Трое плечистых здоровых парней в костюмах обменялись рукопожатиями:

— Добро пожаловать домой, Александр, садитесь в машину со мной, — один парень отделился от троих, — ваши спутники поедут за нами в другой машине.

Он махнул рукой, и двое парней рассадили моих товарищей в один из джипов, с ними сел и Никитин.

— Садитесь, — парень открыл мне дверь.

Я не торопился. Спросил:

— Почему я еду отдельно?

— Потому что я хотел с вами поговорить с глазу на глаз, — голос из машины показался знакомым.

Мужчина лет шестидесяти с военной выправкой легко выпрыгнул на асфальт дорожки.

— Позвольте представиться, Проскурнов Виталий Иванович! Вам не кажется, Александр, что вы нам серьезно задолжали и пора платить по счетам?

Не отвечая на провокационный вопрос, я сел в машину, и мы резко рванули с места.

«Что может быть хуже саудовского принца, сомалийских пиратов и нацистов-негров?»— я безмятежно развалился на сиденье, а машина стремительно несла в старую новую жизнь. По бокам пролетал смешанный березово-хвойный лес, а в голове пролетал длинный путь, что мне пришлось проделать, чтобы вернуться домой.

— Нет красивее природы чем родная, Александр? — голос генерала вырвал меня из задумчивости: интуитивно посмотрел в окно и почувствовал как что-то кольнуло в шею. Удивленный повернул голову и встретился взглядом с Проскурновым, его губы расплылись улыбке:

— Вот ТЫ и дома, Сашка, посмотрим так ли ты крут, как хотел себя показать.

Я хотел ответить, но язык словно парализовало, на веки навалилась огромная тяжесть, обвис на ремнях успев подумать, теряя сознание, что возвращаться домой было большой ошибкой.

Конец третьей книги.