Ваалан

Глава 22ю Калахари

Третий день, как мы покинули деревню Эну и шли к границе с Ботсваной. После четырехдневного отдыха в деревне с обильным питьем и сытной пищей, все торопились продолжить путь. Первый день мы, наверное, побили рекорд, двигаясь практически без остановок. Вчера тоже был хороший день, сегодня усталость начала сказываться. Сочные травы саванны стали уступать место полупустынной кустарниковой растительности, встречались красные обширные участки, на которых маленькими клочками росла трава.

Воздух стал суще, душившая ранее влажность уходила, уступая место сухому горячему воздуху, который обжигал носоглотку. Изменился и животный мир. Зебр, жирафов и слонов мы не видели уже вторые сутки. Саванна окончательно уступила место степи, с её бурой жесткой травой, низким ковром покрывавшей землю.

Мы пересекли русло пересохшей реки. В отдельных ямках еще оставались озерца грязной воды, но пить ее было бы опасно. Вода у нас еще оставалось. Кроме бутылок, наполненных в деревне, нам дали два тыквенных сосуда с кожаным ремешком для перебрасывания через плечо. В отличии от бутылок, в них вода практически не нагревалась, и Нат решил, что это стратегический запас, только на крайний случай.

Через три часа мы набрели на небольшую реку, названия которой африканер не знал. Вода была относительно чистой. Фильтруя через ткань рубашки, мы наполнили свои бутылки. Если после грязной озерной выжили, то и эта сойдет.

Мы остановились у группы небольших скал, посреди степи. Деревьев или хвороста не было, но африканер заставил нас собирать высохший помет травоядных животных, который, к слову, горел отлично. Устраиваясь на ночлег, я стал донимать Ната вопросами.

— Нат, сколько примерно до границы?

— Думаю примерно километров сто, сто двадцать, — африканер зевнул.

— Это два или три дня?

— Это может быть и больше, Алекс. Мы на границе пустыни Калахари. Я не бывал в этих местах и не знаю, как идти по пескам. Завтра мы, наверное, уже дойдем до Калахари, — Нат повернулся на бок, давая понять, что разговор окончен.

Пустыня Калахари! Я знал это слово, но в моем представлении это было где-то ближе к Эфиопии или к Судану. При слове «пустыня» у нормального человека возникают негативные эмоции: жара, песок, барханы, отсутствие воды и змеи. Эти проклятые змеи! В арабских пустынях часто встречаются колодцы, караваны. А здесь что? Звери, и только!

Настроение было испорчено капитально, я долго не мог уснуть, думая о осыпающихся песках, отсутствии воды и, конечно, о змеях.

На утро мы доели последнее мясо, что нам дали в дорогу. Перед выходом Нат еще раз провел инструктаж, напоминая о том, что пить воду надо только маленькими глотками и как можно меньше. Оторвав от рубахи широкую полосу, он повязал голову, чтобы избежать теплового удара. Теперь наши рубашки выглядели как широкие женские топики с рваными краями.

— С Богом, — в очередной раз напутствовав, африканер повел нас в путь.

Признаки пустыни появились к обеду. Проплешины песка все чаще встречались на пути, полностью вытесняя растительность.

Каждая пустыня выглядит по-своему: в Иордании они были преимущественно из черного мелкого камня и крупного серого песка. В Саудовской Аравии песок был мелкий, светло-коричневого цвета. В Сомали снова был светло-коричневый камень и коричневатый песок.

Сейчас мы видели песок темно-красного цвета, перемежающийся со светлыми участками. Когда перед нами показались настоящие песчаные барханы, Нат скомандовал привал.

— Остаемся здесь на ночь.

Мы находились в нескольких сотнях метров от первого бархана у единственного встреченного дерева, похожего на акацию. Дерево было полувысохшее: одна половина еще пыталась жить, вторая, давно высохшая, скрипела, несколько веток лежало на земле. Айман, игнорируя колючки, взобрался на акацию и сбил еще несколько высохших ветвей.

На ужин у нас оставался большой кусок грубого козьего сыра. Отщипнув по кусочку, Нат распределил его поровну между нами.

— Костер зажжем только перед сном, ночь будет холодная, — это уже Айман, он лучше знает пустыни, ему и водить хоровод.

Хотя, мне казалось, как может быть холодно, если температура как в сауне? Но сомалиец оказался прав, я проснулся под утро, продрогнув до костей. Костер уже прогорел, но угли еще тлели, правда, хвороста у нас не было. А лезть среди колючек на дерево я не собирался.

Часа через два солнце начало вставать над горизонтом. К этому времени мы уже были в дороге. За сегодняшний день предстояло пересечь больше тридцати километров клина пустыни Калахари, захватившей эту часть ЮАР.

Однако уже к обеду мы выбились из сил, ноги съезжали, упавший оказывался облепленным песком.

— Надо остановиться и переждать жару, — Айман выглядел лучше нас, но даже этот сын пустыни был измотан.

Воткнув винтовки в песок и связав рукавами снятые с себя остатки рубашек, мы получили нечто вроде небольшого навеса, через который солнце все равно проглядывало. Но тень все-таки была. Лежа на горячем песке, укрывшись от прямых солнечных лучей, мы блаженствовали. Вода в бутылках закончилась у всех, кроме Аймана, его остатков хватило по глотку каждому.

Я потянулся к тыкве, но Нат и Айман одновременно перехватили мою руку:

— Нет! Мы не знаем сколько еще по пустыне идти, — Айман после многоженства вообще оборзел, о чем я ему обязательно напомню при подходящем случае.

Конечно, я кривил душой, прекрасно понимая, что сомалиец старается для нас всех. Но злость все равно осталась. Когда солнце начало клониться к горизонту, наш новый командир — развелось их, блядь, как собак! — объявил:

— Подъем! Идти будем всю ночь, еще один такой день мы без воды не переживем.

Айман надел свою рубашку, поправил бандану на голове и, взяв винтовку, пошел первым.

Нат молча последовал за ним, одеваясь на ходу. Проклиная этих двух мудаков, мы выстроились в колонну, братья замыкали наше движение. Сегодня я шел налегке. Айман, освободившись от груза мяса, забрал у меня ружье. Лишь один раз уточнив у Ната, какого направления ему надо держаться, сомалиец, словно у него были батарейки в заднице, нагло пер через барханы.

Попав в места, похожие на его родину, он преобразился. Теперь это был не стеснительный юноша, а сильный и уверенный в себе мужчина. А может, ему такую уверенность в себе придали негритянки, что трое суток обхаживали его?

Наступила ночь, которая принесла с собой прохладу. Идти было значительно легче, но теперь мне всюду чудились змеи. Идти по осыпающемуся песку очень трудно, ноги погружаются по щиколотку, неверно поставишь стопу, и она съезжает, а ты падаешь и ты, кувыркаясь, съезжаешь по склону. Красный песок оказался очень мелким и забивался повсюду. Даже слюна, которую я сплевывал, была красного цвета, я даже испугался что это кровь.

Последний отрезок пути я шел как пьяный, еле переставляя ноги и шатаясь. Когда до рассвета оставалось часа два, Айман остановился. Даже этот железный сын пустыни был истощен. Протянув руку перед собой, сомалиец сказал, обращаясь к нам: — Пустыня заканчивается, я вижу скалы.

Сколько я ни напрягал зрение, кроме темноты, ничего не увидел, как не увидел и африканер. Но Айман оказался прав, через полчаса мы вышли к скалистой гряде, барханы закончились, хотя под ногами все еще скрипел песок. Еще полчаса спустя совершенно случайно мы набрели на колодец. Воду пили, водой обливались, водой брызгались.

Поднявшееся над горизонтом солнце осветило равнину. Песок еще был всюду, но вдалеке угадывались силуэты холмов, покрытых зеленью. Мне было так хорошо у колодца, что лишь с трудом сомалийцу и африканеру удалось заставить меня продолжить путь.

Граница пустыни и саванны была размытой. Участки песка встречались до самых холмов, которые оказались пологими и невысокими, покрытые пожухлой травой и редкими кустарниками.

Поднявшись на небольшой холм, мы стали свидетелем охоты двух львиц на антилопу гну. Антилопу завалили быстро, но остального прайда не было. Львицы насыщались долго, потом, оставив добычу, лениво пошли в сторону воды — небольшого озерца на расстоянии километра, возле которого паслось убежавшее ранее стадо антилоп. Быстро приблизившись к недоеденной антилопе, возле которой крутилась одинокая гиена, которая при нашем приближении с плачем ускакала на своих непропорциональных ногах, Нат приступил к делу.

Ударами тесака он отрезал несколько кусков мяса, не тронутых львицами, и мы также спешно покинули это место, не дожидаясь возвращения хозяев. Я готов был есть сырое мясо, но пришлось потерпеть, пока через час мы не нашли удобную группу деревьев, где было достаточно хвороста.

Сегодня было не до изысков, нарезанные ломти насаживались на веточке и поедались обжаренными снаружи и сырыми изнутри. Надеюсь, что не придется поносом отмечать путь по саванне, которая сменила пустыню. Решено было заночевать здесь, но это решение далось нелегко африканеру, который, несколько раз обойдя группу деревьев, пришел к выводу, что это место часто посещают носороги. Но носорогов нигде не было видно, сумерки сгустились, и идти дальше, рискуя нарваться на хищников, не было желания.

Вопреки опасениям Ната, ночь прошла спокойно, а вот утро преподнесло сюрприз. Мы ещё не развели огонь, только собрали хворост, когда остроглазый Кевин, всмотревшись в саванну, проронил только одно слово:

— Львы.

Я увидел картину, от которой мне стало плохо: впереди шел самец с густой гривой, за ним в две колонны шествовало порядка семи львиц, львят не было видно в шевелящейся траве. И шли они прямо на нас, находясь примерно в двухстах метрах.

— Я сниму льва? — это Пит, положив ствол на горизонтальную ветку, целится в сторону львов.

— Нет, стреляй в львицу, — Нат вместе с Кевином тоже начинают целиться.

— Нат, а почему в львицу, а не в льва? — шепотом спрашиваю. Словно боюсь, что нас расслышат львы.

— Лев — вожак, после его смерти прайд могут разобрать по части, львят новый самец точно убьет, чтобы у львиц появилась течка. Мы убьем одну львицу, прайд отступит и сохранится. Убьем льва — и прайд рассыплется. Ты готов, Пит?

— Готов!

— Тогда стреляй в львицу, что сразу за львом, она самая старая и вряд ли еще даст потомство.

Меня приятно удивило, что африканер, даже находясь в опасности, думает о выживании прайда. Это тебе не наши чиновники, что устраивают охоту на краснокнижных животных с вертолета.

Выстрел раскатисто прокатился по саванне. Львица опрокинулась на бок, лапы загребали воздух, подминали траву. Прайд остановился. Немигающие желтые глаза льва долго смотрели в нашем направлении, оценивая степень риска и возможного отмщения. Львицы вели себя неспокойно, их хвосты били по траве, иногда поднимаясь высоко над спиной, было слышно низкое угрожающее рычание.

Благоразумие или инстинкт самосохранения победил. Прайд отвернул вправо и продолжил путь, обходя нас по широкой дуге. Видимо, это место засады, отсюда открывался отличный вид на всю саванну. Оставив Пита наблюдать, быстро разожгли костре, настругали веточек для шампуров и сегодня готовили мясо чуть спокойнее, чтобы не глотать его полусырым.

Для знаю, как выглядел я, но мои спутники были похожи на бродяг, давно не видевших благ цивилизации, с многодневной щетиной, с отросшими ногтями и волосами, спадавшими прямо на глаза. Если нас такими увидят на границе, без предупреждения откроют огонь на поражение.

— Нат, как будем переходить границу? — этот вопрос мучал меня давно.

— Я не знаю, Алекс, сориентируемся на месте, — африканер мужественно сражался с куском мяса. Прожевав его, он продолжил: — Здесь часто границы формальны. Больше, чем пограничники, меня беспокоят егеря, которые могут принять нас за браконьеров. А черные егеря, когда видят белых браконьеров, даже не разговаривают, сразу стреляют на поражение. Мы ведь сейчас на территории национального парка, который располагается и в ЮАР, и в Ботсване.

— А может, нам просто спрятать винтовки при приближении к границе, чтобы нас не приняли за браконьеров?

Мой вопрос вызвал усмешку у Пита, Кевин просто отрицательно мотнул головой.

— Нас все равно могут пристрелить, с винтовками у нас хотя бы есть шанс, — Нат вытер губы тыльной стороной руки. — Что-нибудь придумаем, не для этого мы прошли больше пятисот километров, чтобы нас, как сурикатов, здесь ухлопали.

Завтрак мы закончили и, погасив костер во избежание пожара, начали свой путь. Было жарко, но гораздо терпимее, чем в песках. Там температура воздуха повышается за счет того, что песчинки быстро нагреваются и начинают отдавать тепло во внешнюю среду.

К обеду мы прошли больше двадцати километров, по словам африканера, снова был часовой привал. Полусырое, плохо прожаренное мясо мне начинало надоедать. Душа требовала борща, ухи, супа. В общем, любого жидкого блюда.

До самого вечера шли без приключений. Я стал снова втягиваться в ритм, понимая, что до конечной цели осталось немного. Вечером пришлось остановиться в открытой саванне, ни одного деревца или кустика. Дежурили по двое, потому что не из чего было разжечь костер. Даже вода подходила к концу.

Утром мы снова двинулись в путь. Нам оставался день до границы, если верить подсчетам африканера. Ближе к вечеру я уже все глаза проглядел, ища пограничные столбики, на которых должна красоваться надпись «Ботсвана». Но ночь настала раньше, чем я смог увидеть желаемое.

Ландшафт стал меняться, все чаще попадались группы кустарников и деревьев, что по словам Ната, означало, что мы практически у цели. Утром случилась неприятность в виде дождя. Нет, сам дождь был желанным, и он пополнил наши запасы питьевой воды, но он лил с такой силой, что про дальнейший путь пришлось на время забыть. Дожди в этих местах — редкость, но когда льют, то льют, словно это последний потоп. Через несколько часов непрерывного ливня низменности на наших глазах стали превращаться в озерца.

Если ливень продолжится еще несколько часов, то перед нами разольется озеро, которое придется преодолевать вброд или обходить. Нат решил идти, не дожидаясь окончания ливня. Размокшая почва скользила под ногами, я упал раза пять, перепачкавшись в буроватой грязи. Впрочем, падения не избежал никто. К моему удивлению, вода в низменностях прибывала с такой силой, что я даже начал опасаться, успеем мы ее пройти, или придется идти по пояс в воде. Уже сейчас местами вода достигала колен.

Мы пересекли русло пересохшей до этого речки, воды там уже было почти по пояс. Я вспомнил передачу с нейшнл географик, как с водой приходили крокодилы, и постоянно оглядывался в поисках гребня. Но русло было неширокое, противоположный берег был выше, и вот мы снова шагаем по размякшей земле. Дождь прекратился внезапно, вышло солнце и заиграло солнечными бликами в маленьких озерцах, разбросанных сколько хватало глаз.

Рощицу перед нами Нат решил обойти. В ней могли находиться хищники, укрывшиеся от дождя. Африканер оказался прав, в небольшой чаще действительно находились хищники, которые в данный момент смотрели на нас настороженно, сжимая в руках копья и поигрывая мачете. Группа из десяти негров, вооруженных мачете, копьями и ружьем, вышла нам навстречу и остановилась в метрах пятидесяти, преграждая нам дорогу. Что-то показалось мне неправильным. Только всмотревшись, я понял: негры были низкорослые, как минимум на голову ниже даже Аймана, самого низкого среди нас.

— Это бушмены. Стойте здесь, я поговорю с ними, — Нат пошел к неграм безоружным, показывая открытые ладони.