Ваалан

Глава 21. Эну

Я схватил девушку в объятия, но она мягко освободилась и певуче пропела пару фраз: в хижину почти сразу вошли две девушки, и я вначале опешил, думая, что предстоит групповуха. Но увидел в руках у одной большую шкуру, а у второй — несколько тыквенных сосудов. Первая девушка положила шкуру на пол и вышла, чтобы через несколько минут вернуться с небольшим металлическим листом, на котором тлели угли. Я с интересом наблюдал за происходящим, тем более что Эну призывала меня жестами проявить терпение. Лист поставили в центре хижины, затем одна из девушек набросала веточек на тлеющие угли, вторая посыпала порошком из принесенного сосуда. Приятный, пахнувший апельсинами дым стал заполнять хижину. Эну присела очень близко к углям и позвала меня. Когда я подсел, подскочившие девушки сняли с меня рубаху и, несмотря на мое сопротивление, освободили от шорт. Увидев под ними вторые нательные плавки-шорты, девушки прыснули от смеха, певуче перебросились фразами и освободили от этого предмета гардероба.

Увидев меня в полной боевой готовности, девушки снова рассмеялись, похлопывая Эну по плечам и показывая на вздыбленное естество. Я присел рядом с девушкой, стараясь ногами прикрыть паховую зону. Эну придвинулась вплотную, и в следующую секунду нас накрыли шкурой.

Дым щекотал ноздри, я даже несколько раз чихнул. Запах был очень приятный, не раздражающий. Угли были прямо передо мной, от них исходил жар, и я чувствовал, как начинаю потеть. Пару раз с нас снимали шкуру на несколько минут, и я хватал воздух, пытаясь надышаться, потом шкуру снова накрывали. Через десять минут я почувствовал, как пропотел насквозь: струйки пота сбегали по спине, каплями срывались с кончика носа, сбегали по животу. После такой тепловой сауны даже моя ненормальная готовность к сексу немного сдалась, приняла полубоевую готовность. Шкуру сняли и девушки занялись нами активно, словно тайские массажистки. Предметом, похожим на костяной гребень без зубьев, тщательно прошлись по всему телу, выгоняя оставшийся пот. Даже в тусклом свете я видел, как посветлела моя кожа. А кожа Эну, наоборот, стала немного темнее.

Оказалось, что пытка еще не закончена. Под внимательным взглядом Эну девушки в две руки стали натирать меня мазями из тыквенных сосудов, сделав цвет моего тела красным.

— Оtjize, — ответила Эну на мой невысказанный вопрос.

Девушки закончили с лицом, спиной животом и ногами, лишь один бледный участок оставался на моем теле, когда Эну отстранив девушек, зачерпнула мазь и стала сама тщательно и нежно наносить ее в интимной области. Все мои попытки совладать с собой после таких прикосновений — соски девушки периодически касались моего лица и груди — оказались тщетны. Свидетельством чему стала дорожка спермы, пролетевшая почти до самого входа в хижину.

Негритянки снова прыснули от смеха, певуче перебрасываясь словами, а Эну, улыбнувшись, поцеловала меня в губы не прекращая намазывать, хотя теперь этот участок тела был окрашен даже интенсивнее. Мне было стыдно за свою невоздержанность. Наверное, я даже покраснел, если это можно было видеть после окрашивания.

Закончив со мной, Эну откинулась назад на локти: ее грудь призывно смотрела вверх и на меня, подрагивая от движений девушек, натиравших ее мазями. Я понюхал свою руку: пахло очень приятно, молоком и апельсинами. Теперь, когда девушки мазали Эну, она принимала такие позы, что я боялся опростоволоситься еще раз. Перевернувшись на живот, она выгибалась как кошка, бесстыдно выставляя все свои прелести.

Едва девушки, забрав свои, мази вышли из хижины, как я тигром ринулся на Эну, опрокидывая ее на шкуру, оставленную в хижине. Не сопротивляясь, она сдалась на милость победителя, позволяя проникнуть в крепость и закрепиться там. Девушка была очень умела в сексе и занималась им с душой, то отдавая мне инициативу, то беря ее в руки. Слов не было, да и зачем слова там, где язык любви понятен двоим.

После нескольких заходов, когда я лежал, переводя дух, игривое настроение завладело Эну. Поблескивая глазами при слабом свете светильника, извиваясь как пантера перед прыжком, она снова приступила к делу. Мне даже пришла в голову мысль, что ее воздержание значительно больше моего. А может, это была специфика ее племени и климата, помноженная на эти благоухающие мази.

Я лежал на спине, подложив руку под голову, притомившаяся Эну пристроилась на моем плече, выставив грудь на обозрение. Никогда раньше у меня не было негритянки, хотя в Москве они встречались часто. Всегда считал, что от них воняет, но Эну пахла свежестью, апельсинами и страстью, это было тем неожиданней, что я не видел, чтобы девушка принимала ванну. Или импровизированная сауна дала сногсшибательный эффект чистоты?

Я не заметил, как заснул, а проснулся под утро. Девушка еще спала, положив мне голову на грудь. Осторожно, чтобы ее не разбудить, я вытащил затекшую руку. Эну проснулась, потянулась, словно кошка, и легко вскочила на ноги. Ее взгляд скользнул по мне.

— Угайя?

— Не понимаю, — я встал подниматься и лишь тогда понял, о чем она.

Утренняя эрекция, вот что вызвало ее вопрос.

— Угайя, — подтвердил я, — но чуть позже.

Эну кивнула, очевидно угадав смысл, а мне срочно надо было опорожнить мочевой пузырь, чтобы она не приступила к «угайя» прямо сейчас. Натянув шорты и накинув рубаху, я выскочил во двор в поисках строений определенного типа, но, пробежавшись по деревне, ничего не нашел. Эну следовала за мной как тень. После моего второго прохода поняла в чем дело, и показала в сторону реки.

Река в этом месте давала несколько рукавов, совсем маленький и мелкий делал излучину всего в пятидесяти метрах от крайней хижины. Добравшись до нее, я нашел то самое место, судя по многочисленным отпечаткам ног и характерным следам органического воздействия человека на природу. Река все уносила вниз по течению… Чтобы потом впасть в озеро, в котором мы пили! Подавил позывы к рвоте, я утешил себя тем, что до озера добрых десять километров, а ниже человеческого жилья не было.

Пройдя сотню метров по одному из рукавов, я быстро сполоснулся, отчего моя кожа стала с красными разводами.

Эну ждала меня у крайней хижины. Кроме нас, проснувшихся я не заметил. Она беззвучно смеялась, показывая на мои разводы.

— Угайя? — спросила она снова, когда я дошел до нее. Блин, «угайя», конечно, хорошо, но вчера я сжег на ней несколько тысяч калорий, которые мне хотелось восстановить.

— Угайя, — тупо повторил я, чтобы не разочаровывать ее, и вспомнил анекдот, где каждый раз мужу, вернувшемуся с работы, жена вместо ужина предлагала секс. В конце концов мужик начал бегать к соседке, чтобы покушать, хотя обычно к соседке бегают по другому поводу.

В хижине голод пропал, а процесс «угайя» растянулся на полтора часа. Лишь услышав, что вся деревня проснулась, а от костров потянуло жареным мясом, девушка химба решила, что пока хватит. Набросив шкурку на грудь и повязав набедренную повязку, она выскользнула за дверь.

Нат вломился ко мне без стука и предупреждения:

— Как ночь, Алекс? — вяло поинтересовался он, окидывая глазами скудное убранство, и только потом заметил следы мази и красные разводы на мне. Его глаза расширились от удивления, но от вопросов африканер удержался.

— Нормально. Скакали до утра на животном святого Бенедикта без седла и без уздечки, — выдал я фразу с «Декамерона», которую запомнил после прочтения.

Африканеру она показалась остротой номер один в мире: он смеялся несколько минут, хлопая себя по ляжкам и чуть не задыхаясь.

— А как у тебя прошел процесс осеменения представительниц местной деревни? — на мой вопрос Нат только кивал, продолжая хохотать. Отсмеявшись, африканер вытер выступившие слезы:

— Крепись, Алекс. Эти негритянки — горячие штучки, еще двое суток нам придется безвылазно кувыркаться. Они верят, что только три ночи подряд способны гарантировать зачатие. Выходить из хижины можно только поесть и справить нужду, кстати, они это делают в реке, точнее, в маленькой протоке, где нет крокодилов.

— В курсе, — буркнул я, думая над тем, что еще двое суток таких любовных игр приведут к мозолям на определенных частях тела.

— Ну, я думаю, что трое суток мы продержимся, покушаем нормально, мяса у них теперь вдоволь, при необходимости парни подстрелят живность, а потом двинем дальше, — Нат, уходя, подмигнул мне, чуть не столкнувшись с Эну, которая нырнула в хижину с двумя огромными кусками мяса на большом зеленом листе.

Поставив передо мной еду, девушка скромно отошла и села в угол:

— Маин, — она показала рукой.

— Иди сюда, — позвал я ее, — маин Эну!

Она посмотрела на меня испуганно и отрицательно покачала головой. Вот так новости! Мужчину для секса выбирает женщина, но кушать вместе с ним ей нельзя? Что за чушь! Поднявшись, подошел к девушке, протянул руку: она доверчиво вложила розовую ладошку в мою лапу. Чуть ли не силой подвел ее к мясу и усадил рядом с собой, взял один кусок и вложил в руки. Эну даже вздрогнула, но взяла, опасливо смотря в сторону двери.

— Кушай, маин! — придал голосу чуть строгости.

Девушка, поколебавшись, вонзила зубы в мясо. Сев рядом, я взял второй кусок. Мясо было чуть недоварено и недосолено, но вполне съедобно. Когда я управился, Эну проронила.

— Маин? — теперь в голосе была вопросительная интонация.

Я кивнул. Лучше наесться впрок, особенно перед скачками без седла на определенном животном. Девушка на этот раз вернулась быстрее, но куски были на костях и поменьше. И вновь пришлось немного прикрикнуть, чтобы она принялась за еду. На десерт было кислое молоко, которое она уже выпила без колебаний.

— Угайя? — голос Эну вырвал меня из полудремы. Кусок шкуры с груди был уже снят, руки на набедренной повязке, стоит мне моргнуть — и она слетит.

— Угайя, — зарычал я, валя девушку на себя.

Ловко вывернувшись из объятий, она скинула набедренную повязку и оседлала меня, как заправская наездница. Никогда в своей жизни не видел девушку, с такой страстью и искренностью отдающуюся сексу.

Потом мы лежали на шкуре, а она пела мне песню, именно песню, слова лились как волшебное журчание ручейка, под которое я уснул. Усталость брала свое.

Проспал я почти до вечера, а когда проснулся, Эну не было, но она моментально появилась, стоило мне немного пошуметь, словно караулила снаружи.

— Агибондо?

Упс, новое слово. Поняв по моему лицу, что смысл остался мне непонятен, девушка показала, присев, что это значит «сходить в туалет». Особого желания не было, да и идти в ночной темноте желания не было, вдруг там змеи. При мысли о змеях появилась слабость в коленках.

— Агибондо, — решительно подтвердил я.

Вот уже три ключевых глагола языка народа химба мне знакомы, можно здесь всю жизнь прожить, просто знай себе, когда говорить: «Угайя, Маин и Агибондо». Девушка снова проводила меня к реке. Сколько ни смотрел, я не заметил посторонних. Может, здесь определенные часы у каждого, а гостям отдают право выбора времени. Сорванные с кустарников листочки были так себе заменой туалетной бумаги, но водой из протоки удалось вполне прилично соблюсти меры гигиены.

Когда возвращался в хижину, я заметил, как из крайней выглянула физиономия Аймана, юркнувшего обратно, увидев меня. Нисколько не церемонясь, вошел в его хижину и застыл как вкопанный. Три — три, Карл! — молодые и голые негритянки скрашивали досуг моего правоверного мусульманина, упиравшегося против внебрачного секса. И судя по их весьма довольным лицам, сомалиец с честью со всем справился.

— Ну как, Айман, нравится тебе делать грех? — поддел я сомалийца, не смог вспомнить слово, которым он назвал грех на своем языке. Айман вспыхнул, как рождественская елка, пряча от меня глаза.

— Угайя, Угайя, Угайя, — троекратно напутствовал я трех девушек, которые с радостными лицами накинулись на сомалийца, даже не дожидаясь моего ухода. Будет знать, как привередничать и, вообще, не пацан уже, пора делом заняться.

Уже подходя к хижине, дал указание Эну:

— Маин, маин!

Девушка метеором умчалась выполнять поручение, я же в хижине прилег дожидаться ее возвращения. Так, «агибондо» было, сейчас на очереди «маин», а потом «угайя» до утра. В принципе, отличный распорядок дня, как это говорил Нат: первые дни тяжело, а потом организм приспосабливается.

Эну вернулась с двумя лепешками, молоком и куском козьего сыра. Видимо, на нас не хотели тратить мясо, не зная нашей производительности. Не знаю, каков будет результат, но вложил я в девушку столько, что как минимум тройня должна появиться, а еще ведь два дня в запасе.

«Угайя» сегодня был более чувственный и долгий, не такой яростный и страстный, как вчера. Но, или это кислое молоко так действовало, или организм по теории Ната стал приспосабливаться к нагрузкам, сегодня я был в ударе, и первой сдалась девушка, буквально взмолившись на своем языке. Как великодушный победитель я позволил ей сдаться, так как и сам был недалек от поражения.

Третий день был зеркальным отображением двух предыдущих и его можно охарактеризовать всего тремя глаголами — угайя, маин, агибондо — расставленными в порядке убывания кратности применения.

Завтра утром заканчивалось наше сексуальное рабство, и мы, при желании, могли продолжить путь. Но, думаю, реши мы остаться, химба будут только рады. Теперь Африка у меня прочно ассоциировалась со словом «рабство»: едва ступив на ее территорию, стал рабом и даже в дикой саванне попал в рабство к очаровательной красно-медной девушке.

Ночь третьего дня была особенной. Всю инициативу на себя взяла Эну, понимая, что завтра мы можем уйти. Преданно смотря на меня нежным взглядом, она пыталась доставить максимум удовольствия, по мимике определяя моменты, наиболее приятные для меня.

Если мне дома не будет сидеться, я вернусь сюда, чтобы прожить свою жизнь с ней, мне даже хватит знания трех глаголов. Это место, где ценят мужчин и берегут их, потому что тут главное предназначение мужчины — это возможность дать потомство.

Утром Эну принесла мне поесть. Сегодня было мясо, видимо, как поощрение успешно преодолевшим дистанцию сексуального марафона. После завтрака стали подтягиваться и парни, первыми почти одновременно явились Кевин и Пит, чуть позже Нат, а Аймана все не было. Объяснив Эну, что он нужен, послал за ним Вернувшаяся девушка сказала лишь одно слово, вызвавшее взрыв хохота:

— Угайя!

Сам сомалиец появился чрез час и смущенно уселся в стороне, избегая смотреть мне в глаза.

— Айман, так значит, ты нашел здесь муллу?

Он подскочил от моего вопроса и залился краской под оглушительный хохот. Даже сдержанные Кевин и Пит смеялись во весь голос.

Обедали мы вместе с вождем, который поблагодарил нас за время, проведенное в племени. Учитывая, что до темноты мы много не пройдем, вождь предложил остаться на ночь. Предложение было всеми встречено с энтузиазмом. Кевин и Пит сразу ушли на охоту, мы с Натом и Айманом разошлись по своим хижинам, и через пять минут меня тискала ошалевшая Эну, не рассчитывавшая на такой подарок в виде дополнительной ночи. Вот такой «бонус от отеля», купи три ночи, четвертая бесплатно.

Пит и Кевин вернулись очень быстро, неся на жерди крупную антилопу импала, разделанную, уже без шкуры и внутренностей. Узнав, где находится шкура, вождь немедленно послал троих людей за ней и за внутренностями, если их не растащили падальщики. Шкура прибыла в целости, на внутренности уже объявились хозяева. Вечером было мясо, но по вкусу козье мне понравилось больше.

Потом была заключительная ночь любви. Впервые Эну говорила во время секса, говорила непонятно и с плачем, словно расставаясь с любимым. Может, так оно и было, кто поймет женское сердце? Я не смог, даже побывав в женском теле.

Утром Нат всех поднял чуть свет. Нам дали перекусить наши «жены» и даже в дорогу снарядили, по указанию вождя, большим тыквенный сосуд, полный мясом импалы. Тыква досталась Айману как многоженцу, а его винтовка перекочевала на мое плечо.

Тепло попрощавшись, мы двинулись в путь. Пройдя около пятисот метров, я услышал пронзительное:

— Але-е-екс!

Со стороны деревни неслась Эну. «Пожалуйста, только не проси тебя взять с собой», — взмолился я. Сам будучи без документов, тащить с собой сомалийца без документов… Надо мной посольство будет хохотать, завидя девушку в обрывках шкур. И как мне двоих потащить в Россию? Но Эну не хотела со мной, может, просто понимала, что это нереально.

Добежав до нас, она кинулась мне на грудь, а мои товарищи тактично отвернулись. Эну затараторила на своем языке. Ни слова не понимая, я молча смотрел на нее. Взяв мою руку, она положила ее себе на живот в районе пупка.

— Але-е-екс, Але-е-екс, — дважды повторила она, и я понял: она собиралась сказать мне, что так назовет ребенка, в зачатии которого она была уверена.

Эну по моим глазам догадалась, что я ее понял, и просияла. Я поцеловал ее в лоб, подтолкнул в сторону деревни и направился к ожидавшим меня друзьям. Но еще долго, оборачиваясь, я видел ее фигурку, стоявшую на пригорке, пока линия горизонта не скрыла нас друг от друга.

Если вы будете в Южной Африке и увидите метиса с красной кожей и голубыми глазами по имени Алекс, дайте знать, пожалуйста….