Глава 2

Первые мгновения в новом мире стали для меня шоком. Обезболивающие, которые мне кололи, последнее время помогали слабо и я решила, что это какой-то новый вид наркотиков, который и вызвал у меня галлюцинацию. Надо сказать – очень реалистичную галлюцинацию.


Комната с высоким стрельчатым окном, в которое попадали лучи закатного солнца, была мне совершенно не знакома. Белёные стены, по которым тянулся в двух метрах от пола набитый по трафарету рисунок из цветов и листьев, тоже были чужими. Рядом с моей постелью, непривычно узкой и жёсткой, сидела женщина лет сорока в старинном театральном костюме служанки: сером закрытом платье в пол, длинном белоснежном фартуке и нелепом чепце с загнутыми кверху огромными «ушами» и что-то вязала, забавно шевеля губами и считая петли.


Первый раз она не заметила, как я приходила в себя, да и все вокруг показалось мне просто сном. Из реальности я выключилась буквально через несколько минут, так и не успев понять, где нахожусь.


Зато второй раз я пришла в себя на более долгий срок, правда - уже ночью. За высоким окном мелькал лунный свет, иногда перекрывавшийся ветвями дерева. На стене напротив моей кровати располагался небольшой «театр теней»: ветка дерева под порывом ветра то гнулась, освобождая место для лунного света, то почти полностью перекрывала освещение. Я тяжело и натужно закашлялась и та самая женщина, что вязала днём, возникла откуда-то рядом с постелью, тихонько приговаривая:


- А вот сейчас тепленького попьем, госпожа Софи, и станет вам легче… Осподи-осподи, помилуй девицу невинную, нет ведь на ней грехов тяжких...


Это явление напугало меня настолько, что я молча напилась из чашки, чётко ощущая и смягчающуюся сухость во рту, и терпкий вкус травяного отвара, и жёсткость постели под собственной спиной. Женщина ласково коснулась моего лба и пробормотала:


- Жар-то уходит уже, Осподь Бох даст, оно и обойдётся всё…


Так и не услышав окончание фразы я затихла, а женщина легла куда-то на пол, прямо возле моей кровати. Некоторое время я пыталась сообразить, что происходит, но вспоминалась только Светланка, сидящая на стуле в больничной палате, стойкий лекарственный запах и тупые, непрекращающиеся боли, от которых все время хотелось свернуться клубком и уснуть.


Мысль о том, что я умерла, показалась мне дикой. Понадобилось несколько минут для того, чтобы я осмелилась в темноте поднять руки и ощупать собственное лицо.


Чужое… гладкая, упругая кожа под пальцами казалась совсем незнакомой, но в то же время я отчётливо чувствовала, что трогаю своё лицо. Возможно, женщина услышала шевеление, потому что вдруг встала с пола и прошла куда-то вглубь комнаты. Там она некоторое время щёлкала чем-то металлическим, а потом разожгла свечу и с этим огарком вернулась к постели.


Глаза у меня заслезились от неожиданно резкого света, и я невольно начала вытирать набежавшие слезы.


- Очнулись, госпожа Софи? Слава тебе, Ос-споди! Я как знала, что всенепременно вам полегчает сегодня! Может матушку вашу скликать? То-то она бедная молится без конца. Очень уж вы напугали её болезнью.


Женщина была одета почти так же, как днём, только нелепый чепец и длинный фартук куда-то пропали. Лет ей оказалось около сорока и простоватое крестьянское лицо с курносым носом и пухлыми щеками почему-то показалось мне достойным доверия.


- Не надо…

- Чего не надо, госпожа Софи? Матушке сказывать не надо?

- Матушке не надо…

- Как скажете, госпожа Софи. А то может кушать хотите? Так я на кухню сбегаю и принесу, чего изволите, – суетливо предложила женщина.

- Сесть…

- Сесть хотите? Так это я сейчас, это я мигом!


Она пристроила подсвечник с огоньком где-то у изголовья и, крепко обхватив меня за плечи, второй рукой потянула меня за талию, помогая сесть. Взбила подушку и подтолкнула мне под спину, давая возможность не падать. После этого вновь взяла подсвечник с огоньком в руку и стояла, озабоченно глядя на меня.


Переждав лёгкое головокружение я уже почти спокойно посмотрела на руки, ровно лежащие поверх одеяла. Мои собственные руки, без синяков от бесчисленных капельниц, без пигментных пятен, с которыми я там яростно боролась различными кремами, без вздувшихся вен и без маникюра. Руки были тонкие, бледные с молодой кожей и нежными прожилками вен, еле видимых в свете свечи…


***


Я ещё несколько раз усыпала и просыпалась, но минуты бодрствования становились все длиннее и через пару дней я смогла уже и соображать, и, заодно, смириться с фактом своего попаданства. Схема знакомства с миром была отработана задолго до меня, и я не стала изобретать велосипед, а пожаловалась служанке на проблемы с памятью. Благо, что первый такой разговор у нас произошёл вечером, и слегка испуганная Матильда торопливым шёпотом принялась наговаривать мне местные реалии.


Рассказывала о том, что моя матушка, госпожа Лиззи фон Бронхард была вдовой и имела двухлетнюю дочь по имени Альда. Вышла замуж за бездетного вдовца и родила меня – Софию Агнессу фон Вельфворд. Отец, барон фон Вельфорд, скончался около трёх лет назад, но оставил мне приличное приданое. Год назад должна была состояться моя свадьба, так как отец подписал брачный контракт со своим старым другом чуть ли не в год моего рождения. Начали готовиться к свадьбе, но жених за две недели до события упал с лошади и сломал себе шею.


- А теперь-то траур к концу подходит, и матушка ваша уже подписала бумаги новые… Так что как только здоровье ваше поправится, госпожа Софи, так и пойдёте вы под венец с баронетом Эттингеном. Он мужчина видный, да и не бедный совсем. И все-то у вас сложится хорошо! И останется только молить Оспода нашего, чтобы он вам скорее деточек послал...


Рассказы о самой себе я слушала, пока Матильда не принялась зевать до слез и только потом отпустила её спать. Спала она рядом со мной, на выкатной кровати, потому казалось, что встаёт прямо с пола. Служанка чуть похрапывала, а я пыталась уложить в голове полученные от неё сведения и даже не заметила, как уснула сама.


А рано утром меня разбудил высокий девичий голос:


- Софи! Тебе уже лучше! Как я рада, дорогая моя сестричка!

Загрузка...