Венец безбрачия

Глава 22

Длительная прогулка по коридору в обществе моей сестрицы обошлась блондину достаточно дорого. Все же он был ещё достаточно слаб после ранения и когда пообедав, мы вернулись в комнату к больным, то смогли подслушать ещё один интересный разговор. Клинген настаивал на том, что прогуляется с Альдой по коридору, а вот барон Тенгер запрещал ему это делать. Когда мы вошли, оба гостя замолкли, но на предложение Альды пройтись блондин хмуро ответил, что не достаточно хорошо себя чувствует.

Меня этот маленький эпизод навёл на интересную мысль: все обитатели замка воспринимали блондина как старшего в их паре. Это он принёс раненого Тенгера, это он любезничал с Альдой, а до этого – разговаривал с баронессой и, казалось, главенствовал. Но, хотя оба гостя представились баронами, расклад сил в их паре, похоже, на самом деле был немного другой.

Альда надулась, бросила несколько гневный взглядом на моего пациента, но потом утешилась обычной болтовней. Я принесла с собой вязание и весь вечер просидела молча, изредка давая больному пить по его просьбе, или протирая ему лицо от испарины.

Следующий день начался несколько необычно: баронесса-мать ещё до завтрака посетила раненых, сообщила Клингену, что ему нужно больше двигаться. Чтобы барон Тенгер не помешал этим восхитительным прогулкам по коридору, она отправилась в комнату вместе с нами и буквально выпроводила в коридор дочь и блондина. Некоторое время она ещё сидела со мной в комнате, очевидно опасаясь что Тенгер позовёт своего друга и сорвёт «хитроумный» план обольщения, но потом все же заскучала и ушла, прислав вместо себя Матильду.

Моя нянька уселась у окна и барон Тенгер, недовольно глядя на неё, отвернулся лицом к стене и проспал, как мне кажется, почти весь день. Все это было обидно, потому что никакой новой информации или ответов на вопросы я не получила.

Бог его знает, как здесь, в этой глуши, распространяются новости, но на следующий день к нам приехали гости: госпожа Венос со своей дочерью Эрнестой. Нельзя сказать, что баронесса была довольна, но и выгнать гостей, очевидно, не имела повода. Поэтому за завтраком муттер рассказывала о том, сколько хлопот ей доставили раненые рыцари и с мягкой доверительной улыбкой поделилась с госпожой Венос материнскими тревогами:

- Мне кажется, дорогая госпожа Венос, что барон Клинген увлёкся моей Альдой. Конечно, я знаю про гостей слишком мало, чтобы сразу и решительно сказать «да», но надеюсь, Господь будет милосерден к влюблённым детям.

- Ах, дорогая баронесса Вельфорд, как я вас понимаю! Самое большое счастье для матери знать, что твоё дитя надёжно устроено в этом мире. Вам ещё повезло и с тем, что ваша Альда – такая красавица! Жаль, что Господь обделил Эрнесту внешне, но я верю, что найдётся мужчина, способный оценить её доброе сердце и умение хозяйствовать. Мы специально приехали, чтобы помочь вам в уходе за ранеными. Милосердие - одна из лучших черт моей девочки! Она буквально не могла спать, переживая о раненых!»

Бедная Эрнеста сидела с багровым лицом, не поднимая взгляд от тарелки, Альда самодовольно улыбалась, слушая эти восхваления, а я с интересом наблюдала, как договариваются две мамаши.

Если перевести их беседу на человеческий язык, то это звучало примерно так: «Блондин запал на Альду. Не смейте подхлдить близко к нему. Это наша добыча!». Ответ госпожи Венос звучал не хуже: «Пусть уж тот барон, что побогаче, достанется твоей корове Альде, но не забывай, что мы близкие соседи и пусти мою дочь попытать счастья. Твоей девице два мужика все равно не нужны, а нам и плохонький сгодится!»

В результате теперь в покоях у больных сидели Альда и Эрнеста под присмотром одной из мамаш, а меня отправили в свою комнату с наказом – не высовываться. Баронесса-мать так и сказала:

- Чем реже ты будешь попадаться людям на глаза, тем меньше будет разговоров о твоём позоре. Ступай. Пожалуй, пока в замке гости, я распоряжусь, чтобы еду носили тебе в комнату.

Все это мне сильно не нравилось и оставалось надеяться только на Матильду, однако сама она не имела доступа в комнату больных, а по словам горничных девицы оттуда почти не выходили. Я могла только немного пожалеть раненых, попавших в такие условия, но, честно говоря, жалось моя была довольно абстрактна. Гораздо больше меня беспокоило моё собственно е положение. Я до сих пор не понимала, как совместить сведения о двух разных монастырях и действительно ли муттер собиралась упечь меня в местный дурдом.

Прошло шесть дней, и барон Клинген, к общему удовольствию всех дам за столом, стал завтракать и обедать в трапезной. Матильда рассказывала:

- Второй то, сказывают, совсем нелюдимый. Уж эта Эрнеста к нему и там, и эдак… И мамаша ейна все время делает вид, что спит, чтобы, значицца, дочери не мешать. Ан нет! Не больно-то у них получается. Мамаша спит, да и он спит. Так, говорят, и лежит цельный день мордой в стенку…

- А что барон Клинген?

- Сестрица ваша присосалась к нему не хужей пиявицы болотной, – докладывала Матильда. - Совсем стыд потеряла! Вырезы на платье все больше и больше, так и трясёт своим добром у него перед носом! А мужики что?! Они, ежли этакое богатство видят – разум тут же и теряют. Так и ходит за ней, как бычок на верёвочке. Сказывают, баронесса со дня на день ждёт, что он к ней на беседу пожалует.

Это был первый раз, когда я усомнилась в выводах Матильды. У наших гостей были явно какие-то проблемы, и я не слишком поверила, что барону Клингену доставляет такое удовольствие общество Альды. Не производил он впечатление озабоченного пубертатного подростка, который при виде пышного бюста теряет разум.

Не так уж сильно меня волновали брачные планы и надежды Альды и блондинистого барона. Скорее, я отвлекалась на эти сплетни от собственных мрачных мыслей. Последние дни у меня был совсем скверный сон и меня сильно беспокоило какое-то тревожное предчувствие.

Зато я получила некоторые доказательства того, что вдовство баронессы не стало для неё слишком тяжёлой ношей. Заодно и поняла, почему она достаточно редко выходила из своих покоев: днем мамаша просто отсыпалась. А вот ночью, часам к одиннадцати, когда все слуги уже ложились спать, распахивалась дверь домика господина капитана и кто-то, закутанный в тёмный длинный плащ и несущий фонарь со свечой, попадал в замок через боковой вход для прислуги. Этот кто-то оставался внутри замка иногда на час, иногда почти до утра. Такие визиты не были еженощны, а происходили примерно через день.

Думаю, я была не единственной, кто знал о милой маменькиной шалости. Наверняка о дружеских визитах господина капитана знали и часовые, охраняющие ворота или ходящие по крепостной стене. В обязательном порядке знала об этом горничная баронессы – без неё невозможно было бы обстряпать все так аккуратно. Думаю, что догадывались и все остальные слуги, в том числе и Матильда. Но в её глазах я была невинное дитя, которому такие сведения передать никак невозможно. При всей любви к сплетням и полном отсутствии образования эта пожилая тётушка действительно любила свою госпожу, заботилась о ней и оберегала как могла. В том числе и от лишних сведений.

Погода становилась все теплее и теплее, а торчать в комнате с вязанием мне было все тоскливее. Даже Матильда, видя, как плохо я стала есть и спать, однажды обеспокоенно заявила:

- Что вы госпожа Софи, этак убиваетесь? Не пущает вас баронесса за стол – да ить Бог ей судья. А вы бы хоть на огород прогуляться сходили, там солнышко светит, ветерком вас обвеет малость, да и ноги хоть немного разомнёте. Откудова аппетит возьмётся, ежли днями у окна сидеть?

- Огород? – я искренне удивилась. Никакого огорода я во дворе не видела.

- Ну да, огород… Что с травами лекарскими… - Матильда с удивлением глянула на меня и уточнила – Неужто не помните? Который на заднем дворе огород. Раньше вы завсегда туда погулять ходили…

***

На заднем дворе замка, там, где стояли конюшни и держали скотину, действительно оказался небольшой клочок земли уже перекопанный и разбитый на маленькие грядки. Весь размер этого огорода был не больше пары соток. Здесь росло три берёзы, уже покрытых крошечными желто-зелеными клейкими листочками и бросающих ажурную кружевную тень на небольшую скамеечку.

Вот здесь, на этой скамеечке я и повадилась сидеть ежедневно, наблюдая, как появляются первые всходы каких-то лечебных трав. По рассказам Матильды, на аптекарском огороде не сажали ни картошку, ни капусту, а только травы для лечения от простуды, от вздутого живота и ещё каких-то невнятных болячек, которые горничная перечисляла почти с удовольствием, показывая свои обширные знания по части заболеваний.

- ... от поносу которые - семена в лесу собирают, а которые от кашля – корешками сажают, али веточками. Ить они не токмо от болезней, а ещё и от моли, и для запаху, а вон ту страшненьку, что на чертополох схожа – ту для вкуса кладут в вино горячее.

Здесь, на заднем дворе было достаточно спокойно. Иногда истошно горлопанили петухи или громко верещала курица, оповещая мир о снесённом яйце. Птичница заходила к живности рано утром, а второй раз появлялась только после обеда. Конюхи выводили лошадей на прогулку за ворота, чтобы животные не застаивались, а в остальное время людей почти и не было.

Именно здесь меня и застал однажды барон Генрих Клинген. Не представляю, как ему удалось отделаться от Альды, но кажется, он искал именно меня. Выглядел блондин значительно лучше, чем в первые дни нашего знакомства.