Витамины любви, или Любовь не для слабонервных

Глава 31

В понедельник утром, придя на работу, я была уволена. Грег назвал это «временным отстранением», но все мы знаем, что это значит. Оказалось, этот мерзавец Рон меня «подстраховывал». Он сделал видеозапись, где мать Чарли целуется со своим бойфрендом в ночь на четверг. И где я перевожу камеру на соседний дом, когда это происходит.

Трудно передать, как мне противен Рон. Его голову, как шлем, плотно облегают темные волосы, вьющиеся жирными колечками. Кожа на лице вся в оспинах, как будто он живет в средневековье. У него покатые плечи. Он ненавидит женщин. Хотя меня, кажется, он отнес к классу женщин только после того, как надо мной поиздевались косметологи и парикмахер Габриеллы. Меня это сильно удивило. До сих пор я считала, что не могу раздражать ни мужчин, ни женщин. Я не настолько красива, чтобы это угрожало тем или другим, но и не настолько уродлива, чтобы это бросалось в глаза. Кета- ти, думаю, именно в уродстве Рона кроется его ненависть к женскому полу.

Поза Грега была весьма красноречивой: скрещенные руки, скрещенные ноги… короче, он был сильно раздражен.

— Ты не водила малыша к школе, ты водила его в парк.

— Что, великий сыщик Рон и там за мной следил?

— Нет. В колесах коляски ребенка оказалось много травы. А вокруг той школы нет никакой растительности.

— Знаешь, Грег, жаль, что моя невестка не такой профессионал в нашем деле, как ты. Она до сих пор уверена, что я водила ее ребенка на задание, и ее ничем не переубедить.

— Ты эмоционально отнеслась к делу, Ханна, я этого допустить не могу.

Я промолчала. Это несправедливо. Я «эмоционально» отнеслась к делу, потому что я женщина. Грег наверняка так думал. А если бы я была мужчиной, тогда бы выполнила все необходимое, несмотря ни на что. Грег так и поступал. Однажды, когда клиент попросил его изучить возможность взорвать местную налоговую контору, Грег, не поддаваясь сантиментам, сказал, что возможности нет, и содрал с него уйму денег.

— Вот, значит, как, — сказала я.

Грег вытаращил глаза:

— Нет, Ханна, не так. Ты на две недели уйдешь с глаз моих долой, посидишь, дома и подумаешь, нужна ли тебе вообще эта работа.

— А эти две недели мне оплатят?

— А ты сама как думаешь?

Я вздохнула.

— Ханна, у тебя есть способности, ты можешь стать хорошим детективом. Ты амбициозна, решительна, упряма, умна. Когда ты ко мне пришла, уже было ясно, что у тебя есть способности. И все же… сейчас… Ты не делаешь различий между доказанными фактами и неподтвержденными предположениями. Я знаю, у тебя свои проблемы. Но у кого их нет? Ты знаешь об отце Чарли только два факта: он разведен и хочет платить меньше алиментов. И на основании этого ты сделала вывод: он плохой человек. Но это не является доказанным фактом. Опасно так быстро делать выводы. — Я попыталась возразить, но он тут же пресек меня: — И не смей мне читать мораль! Ты никогда не старалась понять психологию человеческого состояния, а теперь ты вдруг решила этим заняться? Ты бросаешься в крайности! Ты начала идентифицировать себя с объектом. В чем дело?

Я скорчила гримасу под названием «я полная идиотка» и опустила глаза:

— Значит, берешь Рона на мое место?

— Нет.

Я позволила себе напряженную улыбку:

— Ну и правильно, потому что он идиот.

— Успокойся, — сказал Грег, избегая моего взгляда. — Однажды Рон отличился: разбил заднюю фару на машине объекта, чтобы легче было ее преследовать. Ну, разве не псих? Зачем нарушать закон? Мог просто купить отражательную полоску и приклеить на задний бампер той машины. Это такая небольшая пластмассовая полоска, двусторонняя, ее просто прикладываешь — и пошел себе, за две секунды управишься. Освещаешь ее своими фарами, и если закрепишь ее там, где подвеска спускается со дна машины, никто и не заметит. Ну да ладно, сейчас не об этом. Твое место останется вакантным еще две недели. Повторяю: постарайся за это время пересмотреть свои взгляды на моральную сторону нашей деятельности и решить, готова ли ты к ней. Я не говорю, что тебе надо кардинально меняться. Просто надо быть более… гибкой. Я плачу тебе не за то, чтобы ты меня обманывала. Если у тебя проблемы с выполнением задания, так и скажи.

— Да нет у меня проблем, просто это дело оказалось сложным для меня. Ты вообще видел маму Чарли? Похожа она на женщину, которая купается в роскоши? Спорю на что угодно, ее бывший платил ей гроши, а теперь хочет платить еще меньше. Я просто… из-за нас этот малыш чего-то недополучит. Грег, ты же всегда говорил, что мы должны видеть разницу. Но если мы ее не увидели?

— Конечно, хотелось бы думать, что мы стараемся ради благого дела, — сказал Грег. — Но наше сострадание не должно мешать нам, зарабатывать на жизнь, честно выполняя свои обязанности. Не нужно все воспринимать слишком лично, Ханна.

Я хотела ему возразить, что бывали случаи, когда он тоже не смог отстраниться и не воспринимать все близко к сердцу. Однажды к нему обратились дедушка и бабушка с просьбой помочь установить опеку над едва начавшей ходить девочкой, родители которой «не справлялись с родительскими обязанностями», как говорилось в официальных бумагах. От Грега требовалось подготовить первоначальный пакет документов и уведомить родителей. Поскольку далее предполагалось подписание родителями второго пакета документов, обострять отношения с ними было нельзя. Грег осторожно пробрался к дому по садовой дорожке, заваленной гниющими отбросами и собачьим дерьмом. Он открыл дверь и увидел в комнате ребенка трех лет с личинками мух на руке. Она протянула к нему ручонки, ее глаза, как рассказывал Грег, были размером с блюдца. Он не имел права даже дотронуться до нее, чтобы не испортить дела. Ему пришлось уйти. Я ждала его в машине. Он тут же позвонил в органы социальной защиты, сказал, что им надо немедленно приехать. Женщина на другом конце провода попыталась объяснить, что ее рабочий день закончен, но Грег ее уговорил. Его трясло. Конец этой истории был счастливым: старики получили опеку над ребенком. Они были «крепкими орешками», по словам Грега, но любили внучку безумно и готовы были сделать для нее все, что в их силах. И все же я знала, что в кошмарных снах он долго еще видел этого ребенка. Ясно было, что он искренне переживает все происходящее. Я знала, что для него очень много значило то, что ему удалось вырвать ребенка из рук таких родителей. А еще наш несгибаемый Грег был убит тем, что тот ребенок жил в приличном квартале, в большом городе, что соседи, видя, в каком состоянии девочка, не сделали ничего. Когда в тот день мы вернулись в офис, Грег заперся в своем кабинете. А вот мне ни в коем случае нельзя было эмоционально воспринимать дело! Но, конечно, я не стала ему всего этого говорить. Не хотела его расстраивать еще больше.

Вздохнув, я начала собирать вещи со своего стола.

— Надеюсь, ты внимательно слушала то, что я говорил? Я хочу, чтобы ты провела это время с пользой, хорошо все обдумала. Разберись в своих чувствах. Люди не рождаются детективами. Когда-то эта работа устраивала тебя, но люди меняются. Может, и ты изменилась? К нашей работе можно подходить по-разному. Насколько я вижу, ты не в состоянии не нарушать профессиональной этики. Но я знаю довольно много частных детективов, которые честны и надежны. Наверное, и ты, Ханна, можешь быть такой. А может быть, у тебя нет данных, чтобы стать профессионалом в сыскном деле. Может быть, ты хочешь принимать за чистую монету то, что лежит на поверхности. Может быть, тебе удобней понимать все по своему усмотрению. Может быть, твое истинное предназначение, Ханна, — быть юристом.

Ну, можно было обойтись и без оскорблений.

В моем мозгу билась мысль: я неудачница. Чтобы отвлечь себя от таких раздумий, я стала размышлять, какой классный у меня новый мобильник. После посещения дома Джека мне тоже захотелось иметь что- нибудь очень дорогое. И я купила серебряного цвета мобильник размером со спичечный коробок, а также телевизор с огромным экраном. Но то, что я стала владелицей лучших технических приспособлений — самого маленького мобильника и самого большого телевизора, — не изменило моего мироощущения. Я по-прежнему чувствовала себя владелицей самого большого мобильника и самого маленького телевизора. Никак не могла почувствовать себя победителем. А если ты сама не можешь уверить себя, что ты лучшая, то и другие, как мне кажется, никогда в это не поверят. Я уверена, при взгляде на меня все думают: ага, у этой самый большой мобильник. Всегда интересно, как воспринимают тебя окружающие. Например, Габриеллу всегда принимают за вегетарианку. А ее, любительницу мяса, это оскорбляет. Ее конек — диета Аткинса, которой она пользуется, как автобусом: то садится, то слезает. Если поспрашивать разных людей, что они о тебе думают, можно узнать много неожиданного, а порой и неприятного. Джейсон при нашей первой встрече решил, что я из тех, кто гоняет на красный свет и не заправляет свою машину до тех пор, пока она не остановится где-нибудь посреди перекрестка. Хотя на самом деле я соблюдаю правила дорожного движения и у меня всегда полный бак. Это обязательно при моей работе — я ведь, как бойскаут, всегда должна быть готова к любой неожиданности. У меня всегда с собой наличные, кредитная карта, в машине — полный бак и сумка с пиджаком на случай переодевания. Никогда не знаешь, что случится на задании. Думаю, что это моя работа сделала меня такой загадочной и непредсказуемой.

Насвистывая, я вышла из «Гончих». Грег не увидит моих слез, я не ребенок! Пришлось так стиснуть зубы, что удивительно, как они не раскололись. Я была подавлена. Только благодаря своей работе я была личностью. А без нее я превращусь в девушку с большим мобильником и маленьким телевизором. Без нее я буду… что-то вроде тех лысых кошек. Ужас, какой!

Я вошла к себе в дом и со всего маху хлопнула дверью. Не хотелось никого видеть и слышать. Сначала, правда, я решила, было позвонить Джеку, но остановилась. В таком состоянии я не буду приятным собеседником. Я сидела, уставившись в большой серый экран выключенного телевизора.

Что я буду делать эти две недели? Вынужденный отпуск, причем неоплачиваемый, совсем не радует. Даже если ты можешь позволить себе ходить днем в кино.

В тоске я позвонила отцу.

— Здравствуй, солнышко! Как поживаешь?

— Да у меня все нормально, Роджер. — Сказав это, я замолчала. И задумалась о том, что я — позор семьи. Помолвку с Джейсоном разорвала, работу потеряла, с бабушкой до ее смерти так и не повидалась. Я подумала, что если бы я не навязывала своего общества Габриелле, матери, отцу, вполне возможно, что они были бы рады забыть обо мне. И еще мне было плохо оттого, что Олли бросил Габриеллу! А в довершение всего отец мне не звонит. А ведь он никогда не был очень сильно занят, мог в любой момент взять трубку и набрать мой номер. Его не смутили бы ни совещания, ни переговоры с клиентами. Он просто не хотел со мной разговаривать!

— Доченька, прости, не мог позвонить, не было ни одной свободной минуты: разбирался со своими производственными драмами, в то же время режиссировал настоящее драматическое произведение. Наш «Неповторимый театр» ставит «Отдельные столики», премьера в среду! Но мысленно я был с тобой. Мартина назначила себя нашим с тобой личным посредником, так что я кричу «ура» — молодец, одним махом избавилась от Джейсона, с ним у тебя все равно ничего не получилось бы. Этот парень был слишком… невнимателен к тебе.

— Я даже не думала, что репетиции продолжаются, — удивилась я, — ну, несмотря на смерть бабушки. — Я поняла, что сказала лишнее, но решила не останавливаться: — Кстати, меня уволили сегодня. А еще Олли оставил Габриеллу — ты в курсе? И в газете вышло сообщение о моей помолвке, которая была в тот же день расторгнута. Так что, наверное, в Хемпстед-Гардене соседям есть что обсудить. В общем, получается, в нашей семье все неблагополучно, и меня просто поражает, что у тебя есть время для постановки!

Сердце мое старалось проломить мне ребра. Никогда в жизни я так не разговаривала с отцом. Я замолчала, ожидая крика.

— Да что ты, Ханна, — сказал отец своим звучным теплым голосом, — бедняжка. Послушай меня: в округе никто над тобой не смеется. Конечно, все немного опечалены, что свадьбы не будет, но не более того.

Меня просто перекосило от этого вранья. Помню, как-то у нашей соседки случился сердечный приступ, и ее сын вызвал неотложку. Машина «скорой помощи» перегородила узкую дорожку, и автобус, развозящий домработниц — филиппинских девушек, — не мог проехать. Так водитель этого автобуса гудел до тех пор, пока неотложка не освободила ему проезд. Хотя и водитель, и пассажирки автобуса прекрасно видели, что врачи «скорой помощи» выносили из дому на носилках женщину без сознания. Чем эти люди отличаются от толпы римлян, наблюдающих, как лев поедает христианина?

Так что я усомнилась, что наши соседи искренне опечалены неудачами в моей жизни. Я так и сказала отцу.

— О-о, Ханна, — в третий раз вздохнул Роджер. — Я знаю, чего тебе не хватает. Тебе нужно съесть чего- нибудь вкусненького.

Я насторожила ушки и готова была завилять хвостиком. Хоть мне и не пять лет.

— Да, именно это тебе и нужно! Шикарный ресторан, нарядное платье! Я готов сейчас же бросить репетицию, черт с ней! Доченька для меня важней всего и всех! Я знаю отличное местечко, «Микелин», позвоню и назовусь Рокфеллером — так просто туда не попасть! В восемь тридцать я за тобой заеду. Ну, выше нос, и надень лучший наряд! Пока!

Широкий жест отца был мне как никогда на руку. Мне нужно было задать папе один вопрос, который ему мог не понравиться. И сделать это лучше было не в полицейском участке среди толпы полисменов, а в шикарном ресторане, где хороший тон не позволяет поднять голос или руку.