Пять секунд и двенадцать слов – ровно столько надо, чтобы жизнь покатилась под откос.
— Пришло время возвратить долги, сестрёнка. Ты выйдешь замуж за младшего сына Ремизова, — Матвей поставил меня перед фактом, взглядом показывая, что моего согласия никто не спрашивал.
— Я его даже не знаю.
Брат отмахнулся.
— Узнаешь. Мужик смазливый, бабам нравится, да еще и при деньгах. Сама бы такого никогда не нашла бы. Так что еще спасибо мне скажешь, — гадко хохотнул он, а я с трудом справлялась с диким сердцебиением.
— Зачем… — мне не хватило сил закончить вопрос.
— Деньги, — он даже не потрудился дать более развернутый ответ. Бросил мне одно слово, как кость собаке, и замолчал.
Ну, конечно, деньги. Разве могло быть иначе?
Поразительная нестыковка – у меня самой за душой не было ни копейки, но при этом брат считал меня выгодным активом, который надо с умом вложить, когда придет время. Или правильнее сказать: подложить?
Кажется, именно этим он и собирался заняться.
Родными мы были лишь наполовину — по отцу, но порой мне казалось, что никто в целом мире не испытывал ко мне больше ненависти и пренебрежения, чем он. Мэт так и не смог простить, что его отец женился во второй раз. И если с моей матерью держался подчеркнуто-отстраненно, то я всегда была объектом для нападок.
— А если я не соглашусь?
Сама мысль о том, чтобы выйти за человека, которого никогда в жизни не видела, пугала меня до дрожи. Это же придется обитать под одной крышей, спать в одной постели, прикасаться…
— Ты же хочешь, чтобы твоя мамаша и дальше получала квалифицированную помощь?
Удар ниже пояса.
— Да, — едва слышно пролепетала я.
— И наверняка, не очень торопишься на встречу с коллекторами?
— Так.
— Правильное решение. Ведь долгов у тебя столько, что не расплатишься даже если продашь ту хибару, которую зовёшь своим домом. Мне стоит только щелкнуть пальцами и тю-тю. А еще маменька, прикованная к больничной койке…
— Можешь не продолжать, — во рту было так горько, что застревали слова, — Я поняла.
Спорить бесполезно. Бежать и прятаться тоже. Я знала на что подписывалась, когда обратилась к нему за помощью.
— Ну раз поняла, то готовься к замужеству, дорогая сестрица. Платье так и быть я тебе куплю, чтобы не опозорилась при всех. Что там еще надо невестам? Фату? Бусики, трусики? Туфли? — он явно забавлялся, наслаждаясь моей беспомощностью, — надеюсь ты не слишком привередливая, и не утомишь меня своими капризами.
Он прекрасно знал, что капризничать я не стану. Приму все, что он скажет, потому что выбора нет. Выхода нет.
— И вот еще, Сень, — доверительно произнес он, — если только попробуешь что-нибудь выкинуть, будучи замужем за этим бездарем, пеняй на себя. Ляпнешь кому-нибудь о нашей договоренности – и мать больше не увидишь. Поняла?
Меня хватило только на вялый кивок:
— Я буду молчать.
— Умничка ты моя, — глумливо похвалил Матвей, — а теперь можешь идти. И будь на связи, чтобы оперативно решать свадебные вопросы.
Покидая богатый дом брата, я чувствовала себя церковной мышью, случайно заскочившей не в ту норку. Мое простое серое трикотажное платье смотрелось убого на фоне роскошной обстановки, а за стоптанные кроссовки и вовсе было стыдно. Во мне не было ни лоска, ни блеска, а волосы не сверкали гладким шелком, как у богатых наследниц из хороших семей.
Впрочем, и наследницей-то я не была. После того, как родители попали в автокатастрофу, все досталось единокровному брату. В отцовском завещании почему-то не упоминалось мое имя. В итоге я оказалась на улице с беспомощной матерью, сильно пострадавшей в аварии.
Не совсем, конечно, на улице – осталась небольшая квартира, принадлежавшая ей еще до замужества. Но средств для существования не было. Мне приходилось работать на двух работах, чтобы оплачивать лечение, но этого катастрофически не хватало.
Тогда я обратилась к Матвею за помощью.
Вальяжно и снисходительно, будто не сестрой я ему была, а какой-то приблудной нищенкой, он согласился. Пристроил маму в дорогую заграничную клинику к прекрасным специалистам… но при одном условии.
Когда потребуется, я должна буду сделать то, что он велит, иначе все долговые расписки – а именно так проводились его пожертвования на лечение матери — будут направлены коллекторам и в суд. А сама пациентка окажется на улице, где у нее не останется никаких шансов на выздоровление.
Конечно, я согласилась. Но не думала, что время расплаты придет так быстро.
На улице моросил мелкий дождь. Было холодно и противно, но я шла пешком. Мне нужно было продышаться, втянуть в себя хоть немного кислорода, чтобы перестало припекать в груди.
Я провалилась так глубоко в свои невеселые мысли, что не обратила внимания ни на шорох шин по асфальту, ни на свет фар, неотступно следующих за мной. И только когда машина резко вильнула, преграждая мне путь, я остановилась.
Когда водительское стекло бесшумно опустилось, я увидела хмурого незнакомца. Он прошелся по мне таким взглядом, будто пощупал с макушки до пяток, а потом не скрывая сарказма поинтересовался:
— Ты всегда ворон на улице считаешь?
Я смутилась и, решив, что нарушила какие-то правила дорожного движения, сказала:
— Простите. Задумалась.
— Садись в машину, — он кивнул на пассажирское рядом с собой.
— За…зачем? — я сделала шаг назад.
— На улице дождь, подвезу.
— Спасибо, не надо. Мне тут не далеко…
— Я знаю куда тебе, — от его тона по спине прошлась волна колючих мурашек, а уж когда назвал мой адрес, так и вовсе стало не по себе.
— А вы, собственно говоря, кто? — настороженно спросила я, отступая еще на шаг.
— Я-то? — хмыкнул он, — судя по всему, твой будущий муж.
***
Я опешила. Будущий муж? Тот самый Марат Ремизов, о котором я сегодня первый раз в жизни услышала?
Не скажу, что меня накрыло радостью и восторгом, скорее наоборот. Паника, липкая и неприятная, обволакивала с ног до головы. Одно дело гипотетически, со слов Матвея узнать о том, что вскоре предстоит выйти замуж за совершенно чужого человека, и совсем другое увидеть этого человека вживую.
— Садись, — повторил он.
Я помотала головой и снова отступила.
— Я сама.
— Не бойся, я не кусаюсь, — усмехнулся почти что муж, — нам надо обсудить несколько очень важных моментов, прежде чем окунаться во все это.
Я не хотела никуда окунаться. Единственное мое желание – чтобы меня оставили в покое. Однако в моей ситуации покой был непозволительной роскошью.
Под выжидающим взглядом Ремизова, я покорно кивнула и направилась к машине. Обошла ее, чтобы добраться до пассажирского сидения, попыталась открыть дверцу и не смогла – холодные пальцы сорвались с мокрой ручки.
Тогда Марат подался вперед и открыл машину изнутри, а я не слишком изящно и грациозно забралась в салон.
Внутри было тепло и пахло дорогой смесью кожи и дубового мха. Только сейчас я осознала, насколько замерзла, пока бродила под дождем…и насколько сырой была.
— Я все промочу.
Он отмахнулся:
— Поверь, это не самая большая проблема, — прибавил пару градусов на климат-контроле и плавно развернул машину.
— Мой дом в другой стороне.
— Знаю, но разговор займет некоторое время, а мне лучше думается, когда я за рулем.
Мы выехали на проспект, а разговор по-прежнему не начинался.
Дворники размазывали капли дождя по лобовому стеклу, Марат смотрел на дорогу, я смотрела на Марата.
Брат ошибался, когда называл его смазливым. Не смазливый, а красивый. Породистый. Аристократичный профиль, губы, сжатые в тонкую линию, мятежно небритый мужественный подбородок. Темные густые волосы падали на высокий лоб, а во взгляде застыло странное выражение – смесь задумчивости с растерянностью.
Наверное, надо было что-то сказать, но у меня не получалось. В его присутствии я испытывала внезапную робость и смятение. Я смотрела на его руку, расслабленно покоящуюся на руле, на часы, окольцовывающие крепкое запястье, и на закатанные манжеты белой рубашки, оголяющей смуглую кожу, и мысли, будь они не ладны, сворачивали совсем не туда, куда нужно.
Значит вот таким будет мой муж? С ним мне придется идти по жизни, делить кров и постель? Ему рожать детей?
Боже, ну какие дети…Я только сегодня узнала о его существовании, и туда же. До детей еще как до Луны и обратно…
Стало стыдно и к своему дикому неудовольствию, я почувствовала, что бездарно краснею.
А тут еще Марат масла в огонь подлил:
— Насмотрелась?
Заметил, значит.
— Не то чтобы да, но детали более-менее понятны.
Он бросил на меня быстрый взгляд, и щеки начало калить с новой силой.
Глаза у него были серые. Такие…
Я не знала какие. Просто серые. С длинными ресницами. И все же где-то под коленками екнуло от волнения. Чтобы скрыть его, я потянула ладони к дефлектору, чтобы согреться теплым воздухом. Они дрожали.
— Замерзла? Прибавить.
Я покачала головой и честно призналась:
— Волнуюсь. Вы хотели поговорить.
— Давай на ты.
— Хорошо. Ты хотел поговорить.
Ремизов скупо кивнул:
— Тебя уже осчастливили новостью?
— Только что. Брат рассказал, что мне придется выйти за тебя замуж. Почему – я не поняла.
— Потому что твой отец был партнером моего. У них были договоренности, а также определенные финансовые обязательства друг перед другом и незавершенные долгосрочные проекты, которые теперь подхватил твой брат. Он хочет получить место в совете директоров, но для этого должен хоть как-то породниться с нами. Плюс слияние капиталов, плюс… да там черт ногу сломит в этих плюсах, — проворчал он так, словно был недоволен этим, — но если коротко, то наш брак решает многие проблемы и открывает те двери, которые до этого были закрыты. Так что наша святая обязанность – выполнить долг перед семьей.
Мне показалось, или в красивом глубоком голосе сверкнул сарказм?
— Ты говоришь так, будто тебе это в тягость.
— А тебе нет? — он вскинул одну бровь, ожидая моего ответа.
Хотелось воскликнуть, что да, в тягость, но я помнила предупреждение Матвея о том, что не стоит чудить, поэтому просто пожала плечами и сказала:
— Есть такое слово «надо».
— Хорошее слово, — согласился он, — жаль, что ничего кроме тошноты не вызывает.
Я снова покраснела, а он, заметив это, раздраженно добавил:
— Не воспринимай эти слова на свой счет. Я не хотел тебя обидеть.
— Я поняла.
— По поводу «надо» ты абсолютно права, но я не горю желанием класть свою жизнь на алтарь семейных надобностей. Уверен, ты тоже.
Я смутилась и предпочла отвернуться к окну, потому что под прямым, как шпала, настойчивым взглядом этого мужчины чувствовала себя не в своей тарелке.
Как же он, черт возьми, прав. Как прав…
Пусть жених оказался не так уж и плох, но я бы с радостью отказалась от этой свадьбы… если бы только могла.
— Нам придется, — повторила бесцветным голосом.
— Придется, — согласился он, крепче стискивая пальцы на руле, — но есть и другой вариант. Мы можем сделать наш брак фиктивным.
***
— Фиктивный? — растерянно переспросила я.
— Да, это когда двое людей заключают взаимовыгодный союз, но не доводят брак «до конца», при этом окружающие уверены, что у них все по-настоящему.
— Я знаю, что это значит. Просто удивлена таким предложением. Зачем?
Он не стал юлить и придумывать какие-то замысловатые объяснения, вместо этого спокойно сказал:
— У меня есть любимая девушка, — в голосе появилось неприкрытое тепло.
Вот только этого мне и не хватало! Жениха влюбленного в другую!
— Так женись на ней, в чем проблема?
— А как же долг перед семьей? Забыла? А еще я категорически не нравлюсь ее папаше…
— Недостаточно хорош для его драгоценного Цветочка?
— Скорее недостаточно богат, и вдобавок не первый сын своего отца. Нас в семье четверо, и вот если бы старший из братьев Ремизовых обратил внимание на его Алю, он был бы счастлив, потому что одержим родственными связями и рангом наследования. А я в его глазах просто поздний обалдуй, и он скорее выдаст ее замуж за какого-нибудь кривого, но родовитого дурака, чем за меня.
По мне так никакой не обалдуй, а весьма привлекательный мужчина…
— Почему бы тебе не похитить ее? Увези за океан, женись, — предложила я, чувствуя, что сердце в груди колотится как-то неправильно, не так.
— Думаешь, я не пытался? — он с досадой качнул головой, — она отчаянно боится разочаровать семью и навлечь на себя родительский гнев.
— Попахивает дремучим средневековьем.
Впрочем, не мне об этом судить. В богатых семьях отпрыски часто становятся заложниками традиций и чужих обязательств. Особенно девушки.
Тем временем Марат глухо продолжал:
— В их семье слово отца – закон. И он ясно дал понять, что примет все возможные меры, чтобы не допустить нашего сближения. Вплоть до насильной выдачи замуж за того, кто ему будет угоден.
— А в итоге женишься ты…
— Да. Ирония судьбы. В итоге вынужден жениться именно я.
— Она, наверное, была расстроена, когда узнала об этом.
— Не то слово. Рыдала так, что еле успокоил, — угрюмо сказал Марат, — боится, что я ее разлюблю, если буду с тобой…
— А ты собрался разлюбить? — не удержалась я, за что была награждена тяжелым осуждающим взглядом.
— Я не собираюсь ни разлюблять ее, ни спать с тобой.
Самое смешное, что в этот момент я почувствовала не облегчение, как должна была, а неожиданную обиду. Будто мной пренебрегли, и будто мне на это не плевать.
— Не злись, — выдавила скованную улыбку, — Я просто уточняю твои планы.
— Планы такие. Мы год изображаем из себя счастливую семью. Живем вместе, но при этом не суем нос в личную жизнь друг друга, а потом тихо-мирно разводимся и каждый идет своей дорогой. К этому времени Аля закончит магистратуру, вырвется из-под родительской опеки, и я смогу на ней жениться. Ты же получишь такие отступные, что не будешь никогда и ни в чем нуждаться. Всего год, Есения, без обязательств и принудительных контактов, а потом каждый заживет той жизнью, которой захочет. По-моему, прекрасный вариант.
Ремизов был прав, это идеальный расклад, за который в другой ситуации я бы ухватилась руками и ногами, но Матвей убьет меня, если узнает об обмане. Просто вздернет на первом попавшемся столбе и меня, и мать.
Поэтому я аккуратно ответила:
— Мой брат нацелен на более долгосрочное сотрудничество. Вряд ли ему понравятся перспективы через год остаться ни с чем.
— Ну, во-первых, начнем с того, что он не узнает, если мы ему об этом не скажем. А, во-вторых, почему ни с чем? У него будет целых двенадцать месяцев, чтобы проявить себя. Поверь, это достаточный срок, чтобы добиться многого, особенно с его исходными данными. Но если за это время он ничем не блеснет, не произведет впечатления, то отец и братья выпрут его с поста, даже если мы с тобой будем женаты по-настоящему и обзаведемся целым выводком спиногрызов.
***
Я непонимающе уставилась на своего будущего мужа, а он как ни в чем не бывало продолжал:
— Ремизов-старший держит свое слово и выполнит все договоренности, заключенные при жизни твоего отца, но дураков у нас не любят. Так что, если Матвей думает, что наш брак — это гарантия вечной неприкосновенности, то очень зря, — хмыкнул Марат, — ему придется изрядно напрячься, чтобы его начали воспринимать всерьез, а не просто как мальчишку, которому все досталось на халяву после гибели серьезного папаши.
Че-е-ерт…
Не то чтобы я радела о братском благополучии, но точно знала, кто останется виноватым в случае провала.
— Он будет…недоволен, если узнает.
«Недоволен» не передавало и одной тысячной возможной реакции Мета, в случае если все раскроется.
Ремизов нахмурился:
— Ничего, потерпит. Кстати, я наводил справки о ваших взаимоотношениях. Это что-то странное. Он шикует в роскошном семейном особняке, а ты мыкаешь на двух работах и проживаешь в убогой пятиэтажке, — Ремизов кивнул на мой дом, возле которого мы как раз притормозили, — и при этом брат контролирует твою жизнь.
— Такова была воля отца. Он оставил завещание, по которому все переходило Матвею.
— Странное завещание, не находишь?
Я только пожала плечами:
— Я мало что понимаю в серьезных мужских играх. Если папа так решил, значит, так было нужно.
Конечно, мне было обидно. Но бегать по юристам и пытаться что-то доказать или опровергнуть у меня не было ни сил, ни возможностей. Брат доходчиво объяснил, где мое место и на что я могла рассчитывать, если надумаю тягаться с ним.
— Если ты согласишься на мои условия, то через год, после нашего развода ни в чем не будешь зависеть от него. Купишь нормальный дом, если захочешь – уедешь куда-нибудь к морю и будешь жить в свое удовольствие.
Плевать мне на удовольствия. Главное, что я смогу сама оплачивать больничные счета матери, и у Матвея не останется рычагов давления и возможности вмешиваться в мою жизнь.
Поэтому, еще не до конца осознавая, на что подписываюсь, я решительно кивнула:
— Согласна.
— Отлично, — Марат улыбнулся и протянул мне ладонь, чтобы закрепить нашу договоренность рукопожатием
Когда моя холодная ладошка утонула в его горячей пятерне, что-то екнуло то ли между ребер, то ли за ними, но я предпочла списать это на простое волнение, чем на что-то иное.
— С тобой приятно иметь дело, Есения, — бодро произнес Ремизов.
А я залипла на серых внимательных глазах. Когда он улыбался, в них словно серебристые искорки загорались.
Боже… Ну что за дура…
Какие еще искорки?
— С тобой тоже, — чопорно кивнув, я поспешила вытянуть свою ладонь из захвата.
В тех местах, где он прикоснулся кожу странно покалывало. Будто десятки крохотных искорок…
Да что б тебя! Опять эти дурацкие икорки!
Ремизов не заметил моего искристого состояния и как ни в чем не бывало продолжал:
— Уверен наше партнерство будет продуктивным и необременительным, — он не срывал того, что был доволен итогом нашего разговора, а я не знала куда себя девать от смятения.
Хотелось сказать, чтобы прекратил улыбаться, потому что его улыбка смущала, но вместо этого я выдавила только бестолковое:
— Угу, — и спрятала все еще полыхающую руку в карман, — Я пойду?
— Иди. Я буду держать в курсе того, как продвигаются дела. Возьми мою визитку.
— Хорошо.
Я выскочила из машины под дождь и побежала к подъеду, а когда обернулась машины будущего мужа уже не было во дворе.
Наверное, полетел осчастливливать свою драгоценную любовь хорошими новостями.
Я понимала, что сарказм в нашей ситуации был неуместен, но ничего не могла с собой поделать. Вот вроде удачно все сложилось, а внутри тошно так, что словами не передать. И еще ощущение такое странное… Будто я, согласившись на предложение Ремизова, сама себя загнала в ловушку.
Стоило мне подняться домой, как позвонил брат и нагло спросил:
— О чем вы говорили с Ремизовым, пока он катал тебя на своей тачке?
***
Я тут же напряглась:
— Ты следишь за мной?
— Ты не ответила на мой вопрос. Зачем он посадил тебя в машину?
— Может, чтобы спасти от дождя? — предположила я.
— Сень, не зли меня, а? Просто скажи, что этому тупорезу от тебя было нужно.
Странно, лично мне Ремизов не показался тупорезом. Скорее наоборот весьма разумным человеком, с которым легко найти общий язык.
Вслух естественно не сказала, чтобы не провоцировать новый поток желчи от брата.
— Хотел познакомиться.
— На фига? — он будто чувствовал, что дело не чисто, — он что-то тебе предлагал? Что-то задумал? Делился планами?
Брат явно опасался, что младший Ремизов не захочет на мне жениться, и тогда все его наполеоновские планы пойдут по одному месту.
— Его тоже поставили перед фактом женитьбы, вот он и приехал смотреть, что за невесту ему предлагают.
Вернее подкладывают.
— Надеюсь, ты его не напугала своим скорбным видом и нечёсаными волосами? — хохотнул братец, довольный своей плоской шуткой.
Рука невольно поднялась к волосам. Они не нечёсаные – они просто волнистые, а если намокнут – то непокорно кудрявые. Но Матвей всегда называл меня то лахудрой, то лохматой овцой.
Почему-то подумалось о том, что я и правда выглядела далеко не лучшим образом, когда садилась в машину к Марату, и накатил запоздалый стыд. Сырая, как мышь, замученная, с бледными от холода губами. Вряд ли о такой невесте он мечтал, даже если она и фиктивная.
Пусть я не роковая красотка и не женщина-вамп, но вполне могу быть милой и приятной. Стало нестерпимо жаль, что не бывает второго шанса оставить первое впечатление, и нельзя отмотать время назад, чтобы переиграть эту встречу.
— Так, о чем вы беседовали? — Матвей вернулся к тому, с чего начал.
— Мы просто познакомились, после этого он отвез меня домой. Больше ни о чем не говорили.
— Правильно. О чем с тобой вообще можно говорить? — пренебрежительно выплюнул он, — а вообще лучше держи язык за зубами, иначе знаешь, что ждет твою дорогую мамочку.
— Знаю, — прошептала я.
— Вот и молодец. Держи меня в курсе происходящего, — и не прощаясь, скинул звонок, а я так и осталась стоять с телефоном, прижатым к уху.
Меня потряхивало после этого звонка и что-то колючее, неприятное расползалось в груди. У нас с братом никогда не было хороших отношений, но сейчас…сейчас я начала его ненавидеть.
Кажется, согласиться на предложение Ремизова было самым верным решением в мой жизни. Если через год Матвей и его контролем окажется в прошлом, то я на что угодно готова, не говоря уже о фиктивном браке с Маратом.
Кстати, о Марате. Я сунула руку в карман брюк и достала оттуда смятую, намокшую визитку.
Ремизов Марат Денисович…
Трижды прочитала его имя, и каждый раз что-то внутри екало. Непривычно, томительно, и в то же время неправильно.
Я решила, что это просто волнение из-за какого-никакого брака. Ведь не каждый ведь день узнаешь о том, что в скором времени выскочишь замуж за человека, которого и в глаза-то ни разу не видела. Вот сердечко и екает.
Я набрала его, но скинула до того, как пошли гудки. Вместо этого, испытывая все то же непонятное смущение, вбила его номер в память телефона, а потом отправила сообщение.
Звонил Матвей. Спрашивал, что мы с тобой делали в машине, о чем говорили. Он следит за мной.
Ответ прилетел моментально, хотя я и не рассчитывала на него.
Вот глист пронырливый.
Почему-то захотелось улыбнуться.
Мне кажется, он что-то подозревает и будет наблюдать.
Раз делать не фиг, то пусть наблюдает. Нам-то что?
От этого его «нам» неожиданно стало теплее.
Просто хотела тебя предупредить.
Спасибо. И не переживай, все будет хорошо.
Не знаю по какой причине, но в этот момент я поверила своему будущему мужу.