Две недели пролетели быстро. Вот я вроде еще только написала заявление на увольнение, а вот уже пришла пора собирать свое барахло из выдвижных ящиков рабочего стола.
Непривычно, странно и даже немного боязно.
И в то же время интересно. Мне хотелось попробовать себя в чем-то новом, познакомиться с новыми людьми и вообще перевернуть лист прошлой, не слишком удачной жизни. Если все пойдет хорошо, и через год я как-то выберусь из всей этой передряги, освободившись от влияния брата, то хорошая работа мне не помешает, как и новые знакомства.
Накануне выхода на новое место, я чувствовала себя, как перед экзаменом. Когда вроде все выучила, но ничего не можешь вспомнить. Хватаешься за учебники, пытаешься что-то повторить, что-то запихать в дырявую голову, и все без толку – там только ветер свистит, да перекати-поли медленно катается из угла в угол.
— Успокойся! — смеялся Марат, когда я в сотый раз пришла к нему, чтобы расспросить про новое место, — все будет хорошо.
— А если я не понравлюсь?
— Понравишься.
— А если я не справлюсь?
— Справишься.
— А если я приду и начну нещадно тупить?
— Не переживай, я скажу, что ты у меня маленько тепленькая, но крайне сообразительная, — веселился он, не догадываясь о том, как задрожало внутри от слов «ты у меня».
Я аж сбилась, напрочь забыв о том, что хотела еще сказать. Пару раз открыла рот, закрыла рот, похлопала глазами и, чувствуя, как предательский румянец ползет по щекам, быстренько ретировалась из комнаты.
Однако Ремизову было скучно, и он увязался за мной.
Не имея возможности спрятаться от мужа, я вышла на балкон и таращилась вдаль, старательно делая вид, что очень переживаю по поводу предстоящей работы. А Марат, пристроился рядом и, облокотившись на перилла, смотрел как внизу два кота с воплями делили территорию.
Зря он ко мне пришел и встал так близко. Ой зря.
В последнее время я столько сил тратила на то, чтобы выстроить вокруг себя защитную броню и не покрываться бестолковыми мурашками при каждой нашей встрече. Сбегала раньше спать, чтобы не проводить с ним вечернее время. Лишний раз сталась не звонить и не писать, хотя зачастую подмывало это сделать просто так, чтобы услышать голос и пообщаться, поболтать о какой-нибудь ерунде.
Я все еще пыталась отрицать и бороться с той непростительной привязанностью, которая вопреки всему крепла во мне изо дня в день.
А еще эти идиотские требования Матвея завести ребенка сыграли злую шутку. Теперь я придумывала то, чего в принципе быть не могло. Эти фантазии как-то внезапно врывались в мою шальную головушку, наводили там полный хаос и сумятицу, и заставляли краснеть от стыда и собственной глупости.
Вот, например сейчас…Он просто стоял рядом, смотрел на дворовых облезших котов, орущих друг на друга дурными голосами, и даже не догадывался о том, что творилось у меня в душе.
А творилось там всякое, и не очень приличное.
Он был слишком близко. Настолько, что я кожей чувствовала его тепло и боялась лишний раз вдохнуть, потому что аромат его одеколона тут же прорывался внутрь, вызывая болезненные и в то же время сладкие спазмы в груди.
Я чувствовала каждое его движение. Провел пятерней по волосам – и мои ноги начали как-то подозрительно подрагивать. Пошевелил плечами – и во рту стало сухо.
И никакие уговоры не помогали. Какой-то неадекватной, упрямой нимфоманке, о существовании которой я раньше и не подозревала и которая жила где-то очень глубоко внутри меня, было глубоко плевать и на то, что брак ненастоящий, и на то, что Ремизов влюблен в какую-то неведомую Алечку. Она тянулась к нему, и мне все труднее было с ней совладать.
— Пойдем погуляем, — предложил он.
Погулять с ним, мммм…
Аж потеплело за ребрами. Однако вслух:
— Я устала.
— Ничего. Пройдемся, подышим воздухом, спать лучше будешь.
— Но…
— Идем, — он просто взял меня под локоть и вывел с балкона, а я даже сопротивляться не могла, потому что…
Понятия не имею почему. В общем, не могла и все. Только ногами переставляла как кукла, и отрешенно думала о том, какая у него горячая ладонь.
Ну не дура ли?
Мы прошлись по двору, потом обогнули наш дом и вышли на небольшой, утопающий в зелени бульвар.
Уже смеркалось, и одинокий торговец мороженым завершал работу, но Марат умудрился купить нам по сахарному рожку.
И вот шла я по зеленой аллее вместе со своим мужем, ела мороженку и несмотря ни на что чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете.
Мысли о том, что за это украденное счастье возможно придется расплачиваться разбитым сердцем, я упорно гнала прочь. Слишком уж хорошо. Слишком упоительно идти вот так, ненароком касаясь мужского плеча, хрустеть вафельным рожком и смеяться над забавными шутками. Слишком велик соблазн провалиться еще глубже в эту фантазию, позволить ей заполонить все вокруг…воплотить ее в реальность.
Сердце билось все быстрее.
Когда наши взгляды пересекались, оно и вовсе подпрыгивало в груди, ударялось о макушку, а потом проваливалось до самых трусов.
Я едва дышала, и позже, когда возвращались домой, я как заведенная повторяла про себя только одно: возьми меня за руку, возьми меня за руку, возьми меня за руку.
Конечно, Ремизов этого не сделал, а мне самой не хватило смелости к нему прикоснуться.
***
В день, когда мне предстояло выйти на новое место, я проснулась в пять утра. Просто глаза открыла и поняла, что лежать бессмысленно – сна больше не будет.
Выползла из кровати, накинула халат и потягиваясь вышла из комнаты.
Марат, как обычно спал в гостиной. Диван там был настолько большой и удобный, что вполне мог заменить полноценную кровать, но почему-то каждое утро мне было неудобно и не проходило ощущение того, что я выжила хозяина из его законной спальни.
В хозяйской постели столько места, что мы друг друга даже не почувствовали, если бы спали вместе, и в первое время так и было. Пусть мы не ложились вместе, как обычная семейная пара, но зачастую утром я находила половину Марата смятой.
В последнее время этого не было. Кажется, Ремизов окончательно переехал в гостиную и в ответ на мои убогие возражения, только отмахивался.
— Все в порядке, Есь. Мне так удобно.
Ему удобно, а мне нет. А еще обидно. Вроде и нет для этого разумных поводов, но все равно давило, свербело, тянуло.
Подписываясь на этот брак и соглашаясь на условия Ремизова, я и предположить не могла, что буду чувствовать себя ущербной и обделенной. Вроде все заранее обговорено и все всех устраивало, и тем не менее не отпускало ощущение, что мной пренебрегают.
Стараясь двигаться бесшумно, я подошла ближе и присела на край дивана. Не знаю зачем. Просто захотелось оказаться поближе с человеком, который был мне мужем.
Он спал на животе, подмяв под себя подушку и едва слышно посапывая. Тонкое одеяло сползло на бок, оголяя плечи и часть спины. Я скользила взглядом по расслабленным мышцам, по россыпи мелких родинок вдоль позвоночника, и испытывала практически непреодолимое желание прикоснуться.
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, протянула руку к темным волосам, разметавшимся по лбу, но пальцы замерли в сантиметре, так и не притронувшись. Я сидела с вытянутой рукой, чувствовала спокойное мужское тепло и пыталась понять, зачем мне все это. За что?
Мы просто вынуждены временно жить под одной крышей. Ремизов просто вежлив со мной. Никаких намеков, флирта, долгих взглядом. Ничего! И тем не менее я увлеклась. Мои мысли все чаще о нем: где он, с кем, как проводит время, вспоминает ли о своей фиктивной жене, или забывает о ее существовании сразу, как только переступает через порог? Интересна ли я ему хоть сколько-нибудь, или он просто ждет, когда этот год пройдет.
Это так глупо, что стыдно признаваться самой себе.
И в то же время мучительно больно. Когда вынужден улыбаться, прятать непонятные эмоции и делать вид, что тебе все равно, что тебя вообще ничего не трогает, и ты как белочка просто радуешься жизни и орешкам.
Я боялась глубже заглядывать в саму себе, боялась подробнее разбираться в этих неожиданных и совершенно ненужных чувствах, потому что там, под слоем отрицания и наивной веры, что все это глупости, которые обязательно пройдут, могло быть гораздо хуже.
Могло выяснится, что это не просто увлеченность на фоне стресса, а что-то куда более серьезное и необратимое.
К таким откровениям я не готова. Я их не хочу.
Так и не прикоснувшись к спящему мужу, я тихо вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Пусть спит.
К тому моменту, как у Ремизова прозвенел будильник, я уже была полностью готова к новому дню. Завтрак на плите, макияж на лице, даже прическа и та готова, оставалось только одеться и все, вперед к новым свершениям.
Марат же выглядел помятым и каким-то по-утреннему уютным – с растрепанными волосами, помятой физиономией. В растянутой футболке, сползающей на одно плечо, в серых спортивных штанах, босиком.
Едва глянув на него такого, я отвернулась и сморщилась, а за ребрами снова мучительно потянуло.
Ничего. Пройдет. Должно пройти. Я в это верю.
— Завтракать будешь?
— Угу, — пробубнил он, опускаясь за стол и зевая во весь рот, — и кофе покрепче, пожалуйста. Никак не проснусь.
— Поздно лег? — спросила я, стараясь чтобы голос не дрожал и не выдавал моего внутреннего смятения.
— Да, — снова зевок за спиной.
— Опять что-то смотрел?
— Просто ковырялся в телефоне. Переписывался
Лопаточка предательски звякнула по сковородке.
Я знала с кем он переписывался. Знала…
Пока я изнывала одна в огромной холодной постели и давилась горечью неожиданных разочарований, он был в другой комнате, за стеной и разговаривал с НЕЙ. Наверное, писал ей всякие глупости. Нежности. Шутил. А может жаловался на то, как ему надоела в доме посторонняя женщина, и что считает минуты до того светлого дня, когда в паспорте появится отметка о разводе.
А может у них был вирт…
Всего в нескольких метрах от меня…
Щеки обожгло злым румянцем.
Какое мое на фиг дело, что у них там было?!
Хватит!
Кажется, кому-то необходимо научиться контролировать ненужные эмоции, иначе этот год будет крайне сложным и болезненным. А мне и так сложностей в жизни хватало.
Через силу выдавив улыбку, я подошла к столу, поставила перед Маратом тарелку, кружку с кофе.
— А ты?
— А я уже позавтракала, — соврала я, хотя на самом деле во рту не было ни маковой росинки. Я ждала его, а теперь вдруг поняла, что не могу находиться рядом, — я пойду собираться.
Оставив его на кухне, я ушла.
В душе разлад. В сердце тоска.
Любовника что ли завести. Чтобы не так тошно было?
***
Мы приехали чуть раньше назначенного времени.
Я впервые оказалась в деловом центре и растерялась от обилия людей, спешащих по своим делам. Все — мужчины и женщины — в строгих деловых костюмах. С портфелями. Каждый второй с телефоном возле уха или гарнитурой. И я такая перепуганная, с огромными, как у совенка глазами, и джинсовой сумкой под подмышкой.
Ремизов, наоборот, выглядел весьма органично во всей этой деловой суете.
И вообще, Марат дома и Марат на работе – это два разных человека. Если на первого я утром любовалась, испытывая желание поправить одеяло и потрепать по темноволосой макушке. То перед вторым хотелось вытянуться по стойке смирно. Строгий, собранный, непривычно хищный.
Костюм стального цвета, темный галстук, идеально начищенные ботинки и аромат дорого парфюма.
У меня аж под коленками задрожало, когда он, помогая выбраться из машины, протянул мне руку.
Это мой муж что ли? Не узнаю!
Правда потом наши взгляды встретились и вместо ожидаемого холода и стали, я увидела смеющихся бесят.
И тут же задрожало еще сильнее, потому что это была просто убийственная смесь. Неприступный гранит и пламя внутри, суровый холод и веселая игривость, скрытая от посторонних глаз.
Точно влюбилась.
Осознание этого пришло внезапно и необратимо. Впилось когтями, лишая воли к сопротивлению и надежды на безболезненный исход дела.
Мне хана. Хоть как крутись, но целой и невредимой из этой передряги не выбраться. Либо Матвей уничтожит, либо собственный муж.
И я не знаю, кого из них стоило бояться сильнее. Того, что искренне ненавидел и делал все, чтобы испортить мне жизнь, или того, чье сердце принадлежало другой.
Он подставил мне локоть, и я вцепилась в него мертвой хваткой, очень жалея, что у меня нет таких когтей, чтобы впиться в его кожу и причинить боль. Может тогда мне хоть немного бы полегчало.
— Готова? — спросил он, когда мы отошли от машины.
— Нет, — ответила я с трудом переставляя ноги.
— Ну и ладно. Все равно справишься.
Вот так просто. Ну и ладно, все равно справишься. И ноль сомнения в голосе.
Ремизов действительно в меня верил, но проще мне от этого не становилось. Скорее наоборот. Осознание того, что я влюбилась и того, что он – просто идеальный муж, лишь усиливало горечь положения.
Даже месяца еще не прошло, а я уже вляпалась в него по самую макушку, и понятия не имела, как жить дальше.
Тем временем Ремизов решил провести мне небольшую экскурсию.
— Наш офис вон там, — Марат указал взглядом куда-то на верхние этажи стеклянного здания справа, — как-нибудь приведу тебя туда, покажу, что у нас творится. А фирма, в которой ты будешь работать, во-о-он там.
Я проследила за его рукой, указывающей на соседнее здание. Тоже сплошной бетон и стекло, тоже куча этажей, разве что форма немного другая – уступами.
— Запоминай дорогу, — сказал муж, когда мы вошли в широкий, заполненный светом холл, — сегодня я тебя провожу, завтра уже придется справляться домой.
Мамочки мои…
Откуда ж вас всех выпустили, таких деловых-то?
Мне показалось, будто я очутилась в огромном, гудящем улье, где каждому нет никакого дела до других, и во всем этом людском море единственной опорой был Ремизов, в которого я вцепилась как клещ в бубенцы.
Основной трафик оказался возле лифтов. Не знаю, что там за час пик такой образовался, но нас внесло людским потоком в одну из кабин и буквально вдавило в стенку.
Вернее, Ремизова вдавило в стенку, а меня вдавило в него.
Лицом к лицу, телом к телу.
Я аж дышать перестала, когда почувствовала, как моя грудь буквально распласталась о каменную грудь Ремизова. Даже сквозь одежду я чувствовала его тепло, и ощущала размеренный бой сердца.
О-о-о, помогите кто-нибудь.
Вот вообще мне этого сейчас не надо! Совершенно! И так в голове не пойми что творится, когда он рядом, а теперь еще и это.
Вдобавок на ногу ему наступила, и едва совладаю с непослушными губами, прошептала:
— Прости.
Марат едва заметно повел плечом, мол ерунда, не обращай внимания, а потом взял и обхватил меня за талию, сдвигая чуть в сторону. Стоять сразу стало удобнее, зато дыханию вообще хана, потому что я оказалась еще ближе к мужу, и теперь просто не знала куда деваться от смущения.
Это просто издевательство какое-то. Подстава подстав!
Как мы добрались до нужного этажа – не помню. Даже этажа не помню!
Единственное, что осталось в памяти – его ладонь на моей талии, и нестерпимый жар, растекающийся по венам.
И вот я вся такая разобранная, покрасневшая, полная безумных мыслей и ощущений, едва переставляла ноги, двигаясь по мраморному коридору, а Ремизову хоть бы хны! У него даже дыхание не сбилось! Разве что галстук немного на бок съехал.
— Ты как? — спросил он.
Проглотив не слишком цензурную реплику, я ответила:
— Я все ноги тебе обступала.
Он даже бровью не повел, настолько ему было все равно:
— Не парься. Это просто ботинки.
Эх, товарищ Ремизов, знал бы ты насчет чего я на самом парюсь, так бы не улыбался.
Наконец, он подвел меня к дверям с хромированной надписью ЭльСтильГрупп.
— Ну все, Сень, дерзай. Я с тобой внутрь не пойду, сама справишься. Но если что звони – буду спасать
Я сдавленно кивнула, а Марат, пожелав мне ни пуха, ни пера, ушел.