Глава 17

Посадка прошла мягко.

Я даже не заметила, как самолет опустился на полосу, и только когда по салону прошла вялая волна аплодисментов, поняла, что все.

— Проснулась?

— Вроде и не спала, — я зевнула в ладонь, потом выпрямилась, разминая затекшую спину.

— Еще как спала. Храпела на весь самолет.

— Очень смешно.

За эти дни я уже начала привыкать к его манере общения и постоянным подколам.

И если сначала смущалась и не знала, как реагировать, то под конец даже что-то отвечала.

— Предлагаю не торопиться, — сказал он, кивком указал на забитый проход, — пусть толпа схлынет.

Я была не против, потому что толкаться в очереди не хотелось. В итоге мы просидели до самого конца, и поднялись со своих мест только, когда самолет практически опустел. На выходе улыбчивая стюардесса поблагодарила за выбор авиакомпании и пожелала нам счастливого пути.

К паспортному контролю мы подошли последними и встали в самый хвост весьма неспешной очереди.

— Все равно торопиться некуда, — невозмутимо сказал Седов, когда я предложила занять очередь сразу в два окна.

Некуда – значит, некуда. Кто я такая, чтобы спорить с начальством?

Тем более торопиться и правда не было смысла — день сегодня нерабочий.

Потом был багаж.

Мой-то чемодан в ручную кладь прошел, а вот у Роман нет. Поэтому пришлось ждать, когда завершится разгрузка, и на ленту один за другим начнут выскакивать разнокалиберные сумки и чемоданы.

Я первая заметила тот, что принадлежал Седову:

— Вон он. Ловите!

Начальник ловко подхватил свой багаж и поставил его рядом с собой:

— Поймал.

Затем мы зашли в небольшой дьюти-фри, послонялись по рядам, так ничего и не купив, и только после этого отправились на выход.

— Такси. Такси, — раздавалось со всех сторон.

Я даже хотела выбрать одного из зазывал, но Седов не позволил:

— Даже не думай. Я тебя отвезу.

Я смутилась:

— У вас наверняка есть более важные дела, чем катать своих сотрудниц.

Прозвучало как-то двусмысленно, но Роман не обратил внимания.

Он вообще был больше занят тем, что смотрел по сторонам. Как будто искал кого-то взглядом в толпе.

Я даже подумала, что, если незаметно сверну в другом направлении, он этого не заметит. Однако стоило только сделать шаг в сторону, как раздалось уверенное:

— Куда?

— Никуда, — вздохнула я.

Побег не удался, двигаемся дальше.

Правда далеко уйти не удалось. Мы даже не вышли на улицу, когда я услышала суровый возглас:

— Есения!

Аж подскочила от неожиданности. Еще и головой тряхнула, пытаясь отогнать галлюцинацию.

С чего бы тут оказаться Ремизову?

А вот Роман, наоборот, расплылся в довольной котячьей ухмылке:

— А вот и муж пожаловал.

В отличие от меня, он как будто бы даже не удивился появлению Марата в аэропорту.

— Марат? — не скрывая удивления, спросила я, — ты чего здесь делаешь?

— За тобой приехал, — буркнул он, забирая у меня чемодан.

— Что-то случилось?

— Почему сразу случилось? Просто решил тебя забрать.

— А-а-а, — понимающе протянула я, хотя на самом деле ничего не понимала, — хорошо.

Какая муха его укусила?

А тут еще Роман влез:

— Мог и не напрягаться. Я бы привез твою жену прямо к дому. В целости и сохранности.

— Я сам разберусь со своей женой, — сквозь зубы процедил Ремизов.

— Как скажешь. Сам так сам, — Седов невозмутимо пожал плечами, затем обратился ко мне, — до понедельника, Есения. Нам с тобой будет чего обсудить.

— Конечно, Роман Дмитриевич.

— Все идем, — нетерпеливо встрял Ремизов и, ухватив меня за руку, буквально силой поволок прочь.

Я только ногами успевала перебирать и глазами хлопать.

Да что на него вообще нашло?

Как будто пытается поскорее отвязаться от Седова!

Жёсткая ладонь на моем запястье, не расслаблялась ни на миг. Марат отпустил меня, только когда дошли до машины. И пока он убирал чемодан в багажник, я растерянно терла то место, за которое он меня держал, чувствуя, как мурашки поднимаются к плечу.

Как хорошо было эти два. Почти не больно. Я отвлеклась, расслабилась, а стоило вернуться и снова с головой да в омут. В эти проклятые мурашки, которые бегали и внутри, и снаружи. В эти переживания, от которых ломило сердце.

— Чего стоишь? — он пытливо уставился на меня, — Садись.

— Хорошо, — я поспешно юркнула внутрь, пристегнулась и уставилась в окно, как будто мне было очень интересно наблюдать за тем муравейником, что суетился вокруг нас.

На самом деле, не интересно. Совсем.

Просто так безопаснее. Для меня. И моего снова разогнавшегося до космических скоростей сердечка

***

В салоне автомобиля было тихо.

Ремизов не стал включать музыку и единственным звуком, рвущим звенящую тишину, было цоканье поворотников.

— Как поездка? — первым подал голос Марат.

— Мне очень понравилось, — я все-таки заставила себя развернуться и посмотреть на мужа.

Профиль хмурый, губы недовольно поджаты. Он будто сердился на что-то.

Знать бы еще на что.

— Я рад.

— А у тебя как поездка прошла?

— С переменным успехом.

— Почему?

Боже, зачем я это спрашиваю. Какое мне дело, как у них с Альбиной все прошло?!

Я, наоборот, знать этого не хочу. Слышать не хочу. Не надо.

Он не ответил, только раздраженно плечом дернул, из чего я сделала вывод, что не все так гладко в Сладком Королевстве.

Чуть было не сказала: милые бранятся — только тешатся, но вовремя замолкла.

Не моего ума это дело. Может у мужика беда, а тут я со своими прибаутками.

Дальше снова молчание.

Я чувствовала себя неуютно. Потому что что-то было не так.

Что-то изменилось за эти два дня, которые мы провели порознь, и мне пока не удалось понять, что именно.

А когда приехали домой и вовсе случилось что-то странное:

— Давай сходим куда-нибудь? — неожиданно предложил Марат.

— Куда?

— Не знаю. В ресторан какой-нибудь. Или просто погуляем, пообщаемся…расскажешь о том, чем занималась в командировке.

— Хорошо. Я только после дороги душ приму…

— А я пока столик забронирую.

Странный он какой-то. Заболел что ли?

В душе, я простояла долго, а когда вышла, наткнулась на хмурый взгляд Ремизова:

— Тебе Седов звонил.

— Зачем?

— Я откуда знаю. Сначала звонил, потом что-то написал.

— Сейчас посмотрю.

На телефоне действительно было несколько пропущенных от Романа и еще пара сообщений в мессенджере.

— Чего ему надо? — проворчал Марат, — выходной вообще-то.

— Может, что-то срочное.

— У него два дня было, чтобы решить все срочные вопросы. Что не успел – то опоздал. Что там?

В сообщении оказалось голосовое, которое я открыла безо всякой задней мысли.

— Есь, ты у меня рубашку забыла. В понедельник принесу.

Рубашку? Ах, да, точно… Брала с собой вечером, потому что на улице было прохладно, а потом сняла, потому что в помещении оказалось жарко. Бросила ее на пиджак Седова, чтобы не потерять и не забыть…и благополучно забыла.

Ладно, хоть у Романа голова на плечах осталась. Забрал не только свое добро, но и мое.

Я набрала ему «спасибо», отправила смайл в виде поднятого кверху большого пальца, и обернулась к Марату.

Тот стоял у окна и, заправив руки в карманы, смотрел куда-то вдаль.

— Вот видишь. Никакой работы, — сказала я, а муж как-то странно хмыкнул.

Он вообще сегодня странный был.

Наверное, из-за того, что с Алечкой все прошло не так гладко и сахарно, как планировал. А может, наоборот все было так здорово, что не хотелось возвращаться. И окунувшись в обычную жизнь, Ремизов не чувствовал ничего кроме раздражения. Особенно ко мне.

— Марат, все точно в порядке?

Он все-таки обернулся. Задумчиво, медленно проскользил взглядом по моему лицу, будто пытался что-то понять, потом тихо сказал:

— Почему ты спрашиваешь?

Я не стала юлить и сказала, как есть:

— Потому что ты сегодня какой-то не такой. Как будто растерянный…или потерянный.

Да, именно так. Ремизов выглядел потерянным.

— И где же я, по-твоему, потерялся?

— Не знаю. Но ты молчишь. О чем-то думаешь. У меня такое чувство, что я тебе мешаю.

— Не говори глупости, Сень. Ты не мешаешь, — он натянуто улыбнулся, — просто рабочие моменты навалились…

— Не ты ли только что говорил, что работа может подождать до понедельника?

— Ты права, — Марат как-то устало потер шею и поднял взгляд к потолку, — это все может подождать.

Я подошла ближе и ободряюще сжала плечо:

— Предлагаю сделать вид, что нас нет никаких проблем, дел и обязанностей. И просто провести эти выходные, как два беззаботных тюленя. Что скажешь?

Пусть отношения между нами фиктивные, но чисто по-дружески-то мы можем провести время друг с другом?

— Я — за. Собирайся, — Марат потрепал меня по макушке.

И у меня снова дрогнуло все, что только могло дрогнуть.

Тут, наверное, остается только смириться. Принять, что моя реакция на него всегда будет такой. Непозволительно острой и неотвратимой, причиняющей смятение. Смириться и ждать, когда же все это закончится. И надеяться, что к тому времени не потеряю сама себя.

***

Дальше и правда был день-тюлень. Мы неспешно поужинали в небольшом уютном ресторане с видом на зеленый парк, потом гуляли в этом самом парке, кормили жирных наглых уток, требовательно дергающих Ремизова за брючины, в ожидании очередного куска вкусной булки.

Разговаривали.

И постепенно напряжение, которое сковывало нас при встрече в аэропорту рассеялось. Я отказалась думать о том, как у него обстояли дела с Альбиной, Марат тоже отодвинул в сторону те мысли, которые не давали ему покоя — и так хорошо стало. Так свободно.

Мы были знакомы всего несколько месяцев, но меня не покидало ощущение, будто я знала этого человека всю жизнь. И казалось, что нет ничего лучше вот так идти бок о бок о чем-то говорить, шутить самой и смеяться над его шутками.

Если хоть на минуту забыть о нашей ситуации, о тех обстоятельствах, которые толкнули нас друг навстречу другу, если выкинуть из головы Алю, нетерпеливо ждущую своего часа, то вполне можно было представить, что это и есть счастье. Вот так, вдвоем, неспешно…

К сожалению, неспешно и вдвоем долго не продлилось.

Во-первых, на идеально чистом небе за считанные минуты возникли густые темные тучи, в недрах которых светились зарницы и глухо грохотали еще далекие раскаты грома. Ни у кого из нас не было ни зонта, ни даже капюшона, поэтому мы поспешили прочь из парка. И едва успели заскочить в машину, как пошел проливной дождь.

Прогулка на этом закончила и пришлось возвращаться домой.

А там ждало «во-вторых». Причем гораздо более неприятное, чем простой разгул стихии.

Снова дал о себе знать, мой горячо любимый брат.

Как всегда, ни здравствуй, ни до свидания, а сразу претензии.

И что это такое?

И дальше фотография с Форума, где мы с Седовым стоим возле одного из стендов.

Работа.

Какая, на хрен, работа! Тебе надо ребенка от Ремизова заводить, а не кататься не известно где с левыми мужиками.

Этот левый мужик – мой начальник. У меня была рабочая командировка! — сердито дрожа, я настучала ответ.

Да мне пофигу что у тебя там было. Ты свои обязательства когда выполнять будешь?

Ну это уже ни в какие ворота не лезет. У меня аж руки от негодования затряслись.

Да сколько можно, в конце-то концов?

Я выполняю ВСЕ свои обязательства. И в их перечне нет беременности по твоему первому требованию.

Он тут же позвонил мне, но я безжалостно смахнула его звонок. Не хватало еще, чтобы Марат услышал нашу ругать.

Я не могу говорить. Если хочешь что-то сказать – пиши.

Он писал. Стирал. Снова писал. Видать никак не мог подобрать слова в полной мере, выражающей его братское негодование и недовольство моим поведением.

А ты случайно ничего не забыла, девочка?

Я бы и рада забыть, да кто ж мне позволит это сделать.

Я выполняю все твои требования. Кроме самых бредовых.

Самое мое бредовое – это забота о твоей мамаше, которая мне нахрен не сдалась. Но если она и тебе не нужна, то ты только скажи. Я мигом эту проблему решу.

Это как удар с размаху в поддых. Я аж покачнулась.

Матвей, у всего должен быть предел. Какое отношение моя мать имеет к ребенку. Я не понимаю.

А тебе и не надо понимать. Все равно тупая как пробка. Твоя задача – просто делать, что я говорю. И когда надо раздвигать ноги перед муженьком.

В этот момент я покраснела до кончиков волос, настолько грубыми и бестактными были его слова.

Следом прилетело еще одно, не менее прекрасное сообщение.

Времени в обрез. Или ты хочешь, чтобы кто-то из старших братьев твоего недотепы первым обзавелся потомством?

Какое тебе вообще дело до потомства Ремизовых. Хочешь детей – заведи своих.

Он снова позвонил, и я снова не ответила.

Я же говорю, мне неудобно разговаривать. Я занята.

Знаешь, что, дорогая моя, сильно занятая сестра… я думаю пора вводить штрафные санкции, а то ты походу слишком расслабилась. За каждый месяц репродуктивного простоя будешь переводить мне деньги. Если, конечно, хочешь, чтобы, с твоей драгоценной маменькой и дальше было все в порядке. Откажешься — пеняй на себе.

У меня похолодели кончики пальцев, потому что прошлой демонстрации вполне хватило. Я тогда, после звонка лечащего врача, чуть не поседела от страха.

Матвей прав. Я расслабилась, окунулась в какие-то нелепые любовные переживания, забыв о главном. О том, что от меня зависела жизнь единственного родного человека.

Я не могу ничего обещать по беременности.

Тогда переводи деньги. Думаю, девяносто процентов от твоей зарплаты будет достаточно. Остальное – оставь себе на скрепки, так уж и быть. И учти, если узнаю, что крысишь – разговор будет совсем другой.

***

Девяносто процентов? Я так никогда не смогу накопить, на то чтобы самостоятельно лечить мать!

Меня затрясло.

Матвей, тебе не кажется, что это перебор?

Нет.

Я ему написала целую простыню о том, что я стараюсь заработать, чтобы избавить его от неприятных хлопот о моей матери, что рассчитываю на каждую копейку зарплаты и вообще ничего не трачу на себя и свои нужды.

В ответ он прислал только одно:

Ты знаешь, что делать. Я свои условия озвучил.

Это последнее, что он мне написал. Дальше, все мои послания, в которых я пыталась пробиться к его совести, состраданию и просто здравому смыслу, улетали в никуда. Он даже не читал их.

Ему, как всегда, было плевать.

Не в силах совладать с дыханием, я ушла на кухню. Меня трясло, как осиновый лист на ветру и от одной мысли о том, что брат мог воплотить свои угрожал в жизнь, чуть ли не наизнанку выворачивало.

В этот момент щелкнул выключатель, и я зажмурилась, прикрыв лицо ладонями.

— Ты чего тут в темноте стоишь? — удивился Марат.

А я, поспешно отвернувшись к окну, просипела:

— На город любуюсь. Вид красивый. Выключи свет, пожалуйста.

Он без лишних вопросов хлопнул по клавише, и кухня снова погрузилась во тьму.

Только облегчения это не принесло, потому что вместо того, чтобы уйти, оставив меня наедине со своим горем и страхами, Ремизов подошел ближе и встал справа от меня, уперевшись ладонями в подоконник.

Я чувствовала тепло его тела, смотрела на едва различимый в темноте контур широких плеч, жадно вдыхала легкий аромат парфюма, и чувствовала себя еще хуже, чем несколько минут назад.

Вокруг не пойми что творилось… Моя жизнь и жизнь матери были в когтях жестокого брата, а у меня сердце сжималось от того, что Марат близко. И душила лютая, практически непреодолимая потребность прижаться к нему, спрятаться в его объятиях от этого страшного мира.

Все это такие глупости… недостойные, неуместные. Вся эта неожиданная любовь…

Хотя какая к чертовой бабушке любовь?

Он не мой. Никогда не был и не будет моим. У него есть Альбина, а у меня только ворох проблем, которые кроме меня никто не сможет решить.

Горло перехватило болезненным спазмом, и где-то глубоко за ребрами больно застучало. Это мое бедное сердце надрывно сокращалось, когда в него в очередной раз впивались ядовитые стрелы реальности.

— Хочешь прогулять?

На миг что-то воспряло в моей душе, вспыхнуло измученной надеждой, но так же быстро погасло.

— Если честно, мне хочется спать, — прошептала я, — день был долгим. Еще и перелет… Я пойду, ладно?

Протянула руку, чтобы коснуться его плеча, но так и не сделала этого.

Не надо. Не стоит.

Марат остался на кухне, а я ушла в спальню. Там юркнула под одеяло с головой и некоторое время лежала в полной темноте и тишине. Пряталась не только от этого мира, но и от себя и своих иллюзий, которые только усугубляли ситуацию.

Как мне выжить в этой мясорубке? Когда, что ни день, то новое испытание? Когда в моей жизни нет ничего надежного, ни единого островка. И стоит только немного расслабиться, как на голову сваливаются очередные неприятности.

Муж, который влюблен в другую.

Брат, выкручивающий жилы.

Больная мать.

Ревность.

Тоска.

Страх перед будущим.

И отчаянное одиночество.

На фоне этого требование Матвея забеременеть от Марата казалось чудовищной насмешкой.

Под одеялом стало душно и откинула его в сторону. Потом взяла в руки телефон, зашла в банковское положение и перевела Матвею девяносто процентов того, что успела заработать.

Пусть подавится.

После этого легла на бок и моментально уснула, как будто кто-то отключил подачу энергии. Просто закрыла глаза и вырубилась, не успев измучить себя невесёлыми мыслями.

А утром проснулась позже обычного и то лишь от того, что услышала какой-то звон.

Сонно жмурясь. Я приподнялась на одном локте и прислушалась.

Звон повторился на кухне. А еще, кажется, кто-то что-то говорил. Или пел…

Пребывая в полнейшем недоумении, я сползла с кровати и на цыпочках пошла туда, откуда доносились эти звуки.

А там Марат. В махровом халате, с сырыми волосами после душа, читал рэп на плохом английском, используя в качестве микрофона пучок брокколи.

Я так и замерла с открытым ртом, уставившись на этого балбеса.

До чего ж хорош-то…

Аж сердце всмятку.

В этот момент он обернулся, увидел меня и замер с капустой возле рта. Потом поспешно отбросил ее в раковину и пробубнил:

— Ты этого не видела.

— Видела, — пришлось закусить губы, чтобы не рассмеяться.

— Если кому-то скажешь, я тебя… — сделал жест, будто кому-то сворачивает шею.

— Ну не зна-а-аю, — протянула я, подходя ближе. — помнится, кто-то прикалывался над мои кухонным пением, а сам.

— Ну, а что я сделаю? Душа вдруг песни потребовала.

— С чего бы это? — подозрительно прищурилась я.

— Просто так. Хорошее настроение, — улыбнулся он, не догадываясь, как действовала на меня его улыбка, — умывайся и будем завтракать.

— Ну просто сокровище, а не муж.

— Да-да, я такой. Хвалите меня.

Я закатила глаза и пошла в ванную, а он продолжил петь, в этот раз во весь голос и совершенно не стесняясь.

Со стеснением у него вообще было так себе, в отличие от меня.

Загрузка...