Зачем нам любовь. Том 1

Глава 22

Отец всегда верен своему слову, и ровно через два дня я снова оказался в его кабинете.

Возможностей у старшего Ремизова было больше, поэтому он не только подтвердил все, что я ему сказал в прошлый раз, но и раскопал больше информации о сообщниках Матвея.

— Надо его убирать из бизнеса, пока этот щенок не начал пакостить, уверовав в свою безнаказанность.

Он был прав.

Такие как Мэт всегда хотят чуть больше, чем могут прожевать, и свято верят в свою исключительность. Пора возвращать мальчика на землю.

— Ярослава с Арсения тоже надо вводить в курс дела. Пусть знают, что за крысеныш к нам пробрался, чтобы потом никаких вопросов не возникало.

Я согласно кивнул.

В семье не может быть тайн, когда на кону стоит благополучие и безопасность кого-то из нас.

На следующий день было объявлено внеочередное собрание, на котором должны были присутствовать не только мы, но и Матвей. И я, собираясь на него, откровенно побаивался, что нервы не выдержат.

Сорвусь ведь! И начну возить мордой по столу эту сволочь.

Даже Есения заметила мое состояние, когда мы ехали на работу:

— Что-то случилось? На тебе лица нет.

— Встреча важная, — только и смог выдавить я, опасаясь сболтнуть лишнего.

Она не знала о том, чем я занимался, и о том, что сегодня должно было произойти.

Я все расскажу, чуть позже. Сегодня вечером. После того, как все будет завершено.

Мог бы вывалить ей все сразу, как только получил занятную информацию про Матвея, но не хотел втягивать ее в активную фазу разборок. А еще боялся, что она случайно, в порыве чувств выдаст брату лишнего. Мерзавец должен быть уверен, что все у него под контролем

Подожди, еще немного девочка. Осталось чуть-чуть и, обещаю, ты сможешь забыть о подлом брате.

А пока неведение лучше.

— Очень важная? — почему-то шепотом спросила она.

— Очень-очень, — прошептал в ответ, — я бы даже сказал судьбоносная.

Что-то странное мелькнуло у нее в глазах. Что-то болезненное. Будто на долю секунды спала маска, скрывающая бесконечную грусть, обнажая те чувства, которые она пыталась спрятать.

Это длилось всего миг, потом Есения взяла себя в руки и натянуто улыбнулась:

— Здорово. Надеюсь, у тебя все получится.

И я руку готов был дать на отсечение, что она подумала о чем-то, не имеющем никакого отношения к истинному положению дел. Вернее, о ком-то.

Замолчав, она отвернулась к окну, а я давился внезапной потребностью объясниться. Сказать, что все не так, что в последнее время мои мысли заняты только ей.

И в то же время горло сдавило ледяными тисками, не позволяя словам вырваться наружу.

Я не понимал.

Сам себя не понимал!

Своих порывов, странных реакций и поведения. Во мне будто все перемешали гигантским миксером, так что не разобрать, где, что и куда двигаться дальше.

Прежний мир трещал по швам и осыпался, как некачественная штукатурка со стен здания.

Я только одно сказал, когда уже заруливал на парковку:

— Сегодня пообедаем вместе?

— Конечно, — снова натянутая улыбка, — ты ко мне, или я к тебе?

— Я к тебе. Ты сама никуда не ходи…

Последние слова вырвались прежде, чем я успел прикусить язык, а Сенька удивленно вскинув брови спросилась:

— Почему?

Ну не говорить же, что сегодня ей безопаснее в окружении коллектива, чем одной. Поэтому ляпнул первое, что пришло в голову:

— Сюрприз.

— Заинтриговал.

— Да я еще тот интриган, — я самодовольно расправил плечи, а Сенька только вскинула взгляд к потолку и покачала головой.

— Ведешь себя как мальчишка.

Что есть то есть.

Мальчишка, иначе и не скажешь. Почему-то рядом с ней хотелось дурачиться, и я понятия не имел, что это за чертовщина такая. Вроде взрослый дядька…

Пожелав друг другу хорошего дня, мы как обычно разошлись по своим сторонам. И когда Есения скрылась из виду, от того самого мальчишки, который хотел дурачиться и смешить, не осталось и следа.

Улыбки закончились.

Я шел на эту встречу с убийственным спокойствием. Ярость, клокочущая во мне в последние дни, была посажена в клетку. Она сейчас лишняя.

Все лишнее. Поэтому я скинул очередной звонок от Альбины, внезапно превратившейся в назойливую муху, только отвлекающую от по-настоящему важных дел.

И мне уже было все равно насколько у нее там грустные глаза, или как ее обидит моя холодность. Я занят. Точка.

Братья уже были в малом конференц-зале. Мы обменялись рукопожатиями и хмурыми взглядами. Все понимали, что приятной эта встреча не будет.

За пять минут до назначенного времени пришел отец и сел во главе стола, а последним с опозданием явился виновник сегодняшнего «торжества»

— А вот и я! Прошу прощения за задержку. Попал в пробку, — сказал он с сияющей улыбкой, еще не догадываясь насколько именно он попал.

Ни один из нас не ответил встречной улыбкой и не поспешил пожимать ему руку.

Почувствовав неладное, Матвей насторожено спросил:

— Что-то случилось?

Тогда отец кивком указал на свободное место на противоположной стороне стола и в приказном порядке сказал:

— Сядь.

***

Когда отец говорил таким тоном никто не смел спорить. Матвей не был исключением. Видно, что его покоробило, что привык считать себя кем-то значимым и солидным, и такое обращение — как серпом по яйцам, но возмущаться и качать права не осмелился.

Сел на то место, куда ему указали. Локти положил на стол, будто пытаясь показаться больше, чем есть на самом деле, и посмотрел на нас. Вроде и спокойно, с улыбкой, словно все у него под контролем, но на виске бешено колотилась голубая жилка.

— О чем пойдет речь?

— Об этом, — отец двумя пальцами подтолкнул к нему папку, которая до этого спокойно лежала на краю стола.

— И что у нас тут? — хмыкнул Матвей, небрежно откинув верхнюю обложку.

Мы молча ждали, когда он прочитает, и когда до него дойдет прочитанное.

Он раз прошелся взглядом по бумагам — нахмурился. Второй раз прошелся — нахмурился еще сильнее и папку ближе к себе подтащил. На третий заход сжал края так, что побелели костяшки пальцев.

— Это что? — поднял недоумевающий взгляд.

— Документы о прекращении сотрудничества, — сказал отец, — доверенность уже отозвали, подпись твою аннулировали. Проекты, которые были отданы тебе в работу — переведены на других.

— Вы меня что кинуть решили? — сквозь зубы процедил он.

— Просто завершаем совместную работу, — холодно сказал Ярослав.

— Да почему? Я что, плохо работал? Косячил? Прогуливал? — от злости гаденыш покрылся малиновыми пятнами, — я вообще-то каждый день тут с утра до вечера, зад рву, чтобы все довольны были.

— Похвальное рвение. Уверен, оно поможет в дальнейшем, а мы расстаемся.

— То есть, я тут как дурак, несколько месяцев на побегушках, довольствовался какими-то проходными делами и поручениями, а теперь все? С вещами на выход?

Он действительно не привлекался к по-настоящему важным делам. Отец никогда не спешил вводить его в круг тех, кто принимал участие в принятии стратегически важных решений. Как чувствовал, что в скором времени придется избавляться от мусора.

— Именно так.

— У нас вообще-то семейные договоренности, если вы все вдруг запамятовали. И я имею полное право…

— Не имеешь. Договоренности были между мной и твоим отцом, и никогда не являлись гарантом бессрочного сотрудничества, особенно в случае, когда это сотрудничество нас не устраивает.

— А отец об этом догадывался? Что вы вот так решите опрокинуть эти самые договоренности и оставить его сына за боротом…

— А он знал, что его сын после смерти устроит балаган с подставным завещанием? — глухо спросил я.

В тот же миг нервный румянец схлынул с его лица:

— Я вообще не понимаю, о чем речь!

— Чего именно ты не понимаешь? Того, что тебя не устроило распределение долей в наследстве отца и ты сделал свое собственное завещание? Или, может того, что ты шантажировал Есению, угрожая причинить вред ее матери?

Он стал еще бледнее и перешел на откровенное рычание:

— Что за бред?

— Ну почему же бред? В последний раз за то, что она отказалась выполнять твои требования, ты запросил девяносто процентов от ее заработной платы. Я не ошибаюсь?

Его лицо исказило ненавистью. Такой лютой, что у меня волосы дыбом встали.

— Не знаю, что она там тебе напела, но все это не имеет никакого отношения к реальности! Ей всегда хотелось досадить…

— Довольно, — я поднял руку, обрывая поток помоев, который вот-вот должен был пролиться на Сеньку, — Сунешься к моей жене еще раз — пеняй на себя. По поводу завещания — настоящая версия будет обнародована сегодня. Заявление о твоих махинациях подготовлено и уйдет в соответствующие органы. Там будешь доказывать свою невиновность. По поводу Ирины Сергеевны — она теперь под охраной, под камерами, и перечень лиц, которые могут к ней зайти, согласуется со мной.

— Да вы с ума что ли все посходили? Террористом меня каким-то считаете?

— Так же были отправлены запросы ведущим специалистам, — методично добивал я, — Будем искать более подходящие клиники, где предложат методы интенсивного восстановления, а не только поддерживающей терапии, как было затребовано заказчиком. К счастью, ограничения по финансам нет.

После каждого моего слова его перекашивало все больше и больше.

Понимал, что все. Конец. Допрыгался. Что хана его грандиозным планам, деловой репутации и беззаботному благополучию за чужой счет.

— Да кто вам дал право лезть в мою частную жизнь! Это недопустимо…Это клевета! Я буду…

— Жаловаться? — услужливо подсказал Арсений, — вперед. Наши юристы уже готовы. Как и все материалы относительно поддельного завещания. Тот нотариус, с которым ты это провернул — уже дает показания.

— Это недопустимо… — снова прохрипел он.

— Недопустимо осквернять память отца такими выходками, — отчеканил старший Ремизов, — мне жаль, что у Андрея оказался такой сын. Позор и разочарование.

Сжав кулаки, Матвей так резко вскочил на ноги, что стул из-под него отлетел назад и завалился на пол.

— Да я, между прочим…

— Пошел вон, — припечатал отец, кивнув на дверь, — чтобы духу твоего здесь больше не было.