Утром я проснулась не только раньше будильника, но и в совершенно непривычном для меня прекрасном расположении духа.
Просто удивительно, как одно «простое» решение могло повлиять на общий настрой.
Я попробую. Пусть даже если в итоге у меня ничего не получится или будет слишком больно, чтобы продолжать дышать. Попробую. Точка.
И начну пробовать прямо сейчас.
Марат привычно спал в гостиной на диване. Я заглянула туда украдкой, хотя обычно долго стояла на пороге, смотрела, переполняясь горечью и разочарованием.
Сегодня мне не хотелось горечи, а разочарованием я уже так насытилась, что от одного упоминания о нем начиналась изжога. Поэтому я не стала смотреть, не стала заходить, не стала накручивать себя. Вместо этого тихонько прикрыла дверь и пошла готовиться.
До его будильника оставался почти час. Этого времени хватило на то, чтобы приготовить завтрак и привести себя в порядок.
Я не только приняла душ и помыла голову, как это обычно происходило по утрам, но еще и сделала небольшой, практически незаметный макияж. Капля тональника, чтобы выровнять цвет кожи, спрятать излишнюю бледность и синяки под глазами. Едва заметные румяна, немного туши на ресницы.
Даже на девочку стала похожа, а не на замученную жизнью особь вроде как женского пола, у которой что ни день, то новая проблема.
Мне понравилось собственное отражение в зеркале. Оно напомнило о том, что я если уж и не писаная красавица, то однозначно милая и приятная, что могу нравиться противоположному полу, что мои глаза могут улыбаться.
Пожалуй, надо ходить в салон и немного обновить прическу. Может добавить темные пряди или какого-нибудь оттенка на свои светлые волосы. А может, подстричься? Сделать что-то совершенно безумное, дерзкое, непривычное?
Не думаю, что мне хватит на это смелости, но что-то я определенно поменяю.
А еще надо купить хоть немного новых вещей. Чего-то красивого, женственного, чего-то в чем я буду чувствовать себя уверенной и привлекательной. Потому что джинсы, это, конечно, хорошо и удобно, но в них я вряд ли смогу сразить своего мужа и заставить его увидеть во мне не только фиктивного партнера, но и женщину. Молодую, привлекательную, готовую к чему-то настоящему.
Я мысленно попросила прощения у мамы за то, что думала о таких глупостях, как прически и новое барахло в то время, как она была прикована к больничной койке. Стыдно. И в то же время, я была уверена, что она не хотела бы для меня такой жизни – с утра до ночи на трех работах, боясь потратить лишнюю копейку, полностью махнув рукой на себя и свою жизнь. Как зомби, ничему не радуясь, не двигаясь дальше, увязнув в проблемах и переживаниях так, что нет сил поднять голову и просто посмотреть по сторонам, сделать вдох и улыбнуться.
Мама бы хотела, чтобы я была счастлива, чтобы жила свей жизнью, а не делала только то, что от меня требовал Матвей и жестокие обстоятельства. И она была бы рада, увидев сегодня блеск в моих глазах.
К тому времени, как Марат проснулся, я уже была во всеоружии – завтрак на столе, улыбка на лице, сердце нараспашку.
— Тебе чего не спится? — спросил он, смачно зевнув в кулак.
— Не знаю. Проснулась и все, — я пожала плечами, — решила, чего зря тратить такое хорошее утро.
За окном действительно ярко светило солнце, как будто тоже радовалось переменам внутри меня.
— Деловая какая, — снова зевнул муж.
— Завтракать сразу будешь?
— Нет. Сначала немного пробегусь.
Ох, уж этот бег…
Но я же решила меняться? Решила быть ближе к Ремизову и показать ему, что могу исполнять не только роль ширмы, но быть интересным партнером, разделяющим стремления и увлечения. Поэтому:
— А можно с тобой?
Марат аж споткнулся от удивления:
— Кто ты? И что сделала с моей женой?
«Моя жена»… Звучало сладко, хоть и не несло в себе сакрального смысла.
Я исправлю это. Клянусь.
Даже если ради этого мне придется бегать каждый день.
Эх и наивная же я чукотская девушка…
Бегать собралась. Каждый день…
Где-то в середине первой пробежки мне отчаянно захотелось растянуться на земельке и притвориться ветошью, но кто бы еще позволил это сделать! Мой муж оказался самым настоящим тираном и заставлял двигаться дальше, подгонял и в открытую ржал над тем, как я ворчала, угрожая подсыпать ему в чай слабительного, чтобы он потом на работе устраивал забеги из кабинета в туалет.
— Да-да, смейся. Вот хлебнешь волшебного чайку, тогда я и посмотрю, как быстро ты умеешь перебирать лапками.
— Опасная ты женщина, Есения, — он добродушно потрепал ладонью мне по голове, взлохматив и без того растрепанные волосы, — жестокая!
Если бы он только знал, как у этой «жестокой» женщины в тот момент расплавилось в груди от безобидного дружеского жеста.
Я потом еще полдня вспоминала о нем и чувствовала прикосновение к макушке. И улыбалась, как блаженная дурочка.
По-моему, первый день с новым настроем прошел удачно…
Я искренне верила в это, пока в конце рабочего дня не столкнулась при входе в лифт с незнакомой девушкой.
Не отрывая взгляда от телефона, я попыталась обойти живую преграду. Однако она стояла прямо поперек пути и не думала сдвигаться в сторону. И когда я подняла на нее недоуменный взгляд, сказала, лениво растягивая слова:
— Так вот, значит, какая ты…временная жена моего Марата.
***
В груди тут же полоснуло острым протестом. «Временная жена моего Марата» – это как кислотой на открытую рану. Больно, едко и сколько ни дуй – не поможет.
Передо мной стояла ОНА.
Та самая Аля, которую любил мой «временный муж».
Стояла, сложив руки на груди, и скользила по мне тяжелым, оценивающим взглядом. Будто я была и не человеком вовсе, а лишней запчастью.
Ростом она была примерно с меня. Темноволосая, худенькая, с утонченными чертами лица. Большие, выразительные «ланьи» глаза с длинными пушистыми ресницами, прямой аккуратный нос. Рот небольшой, но сочный и яркий безо всяких помад. Едва заметная складочка справа от явной привычки поджимать губы.
Косметики на ней практически не было – ее лицо и без того выглядело свежим и ухоженным. Идеальная кожа с едва заметной россыпью веснушек, высокий чистый лоб, никаких синяков под глазами. Если макияж все-таки и присутствовал, то настолько легкий и неуловимый, что я не заметила.
Несмотря на темный деловой костюм, девушка производила впечатление хрупкой, нежной малышки. Принцессы, которую нужно беречь, защищать, укрывать от всех хлопот и тревог этого мира. Тот особый типаж с гипертрофированной женственностью, ради которой мужчины готовы горы сдвигать.
Мой муж так точно готов…
— Простите. Мне пора, — сдержано произнесла я и все-таки зашла в кабинку, пройдя мимо соперницы. Пахла она тоже по-особенному – едва заметный, легкий цветочный аромат, полностью соответствующий образу.
Мне хотелось сбежать, потому что за долю секунды налетели тысячи образов, в которых Ремизов был с ней. Обнимал ее, улыбался ей. Любил ее!
Однако побег не состоялся, потому что Альбина решительно зашла следом за мной, нажала на первый этаж, но стоило лифту немного спуститься, как шлепнула ладошкой по кнопке «стоп».
— Не делай вид, что не понимаешь, о чем речь, — ее голос звучал ровно и уверенно, в то время как у меня внутри все крошилось в хлам.
Чертова ревность, которая уже месяц размеренно грызла меня при мысли, что Марат любил другую, общался с ней за моей спиной, мечтая о полном воссоединении, вспыхнула как ночной костер.
— И о чем же речь?
— О вашем фиктивном браке с Ремизовым, – она брезгливо скривила губы, за долю секунды растеряв всю свою обворожительную нежность и трогательность, — думаешь, Марат не рассказал мне о подробностях вашей «сделки»?
Стерва! Самая натуральная! Прячущаяся за маской невинности!
Сама мысль о том, что Ремизов обсуждал с ней наш брак, клялся в том, что я для него никто, просто перевалочный пункт сроком на год – причиняла дичайшую боль.
Мне хотелось ответить что-то хлесткое, едкое. Что-то что стерло бы самодовольное выражение с ее физиономии. Например поведать, как мы с ним спали в доме его родителей. Как он обнимал меня! Как прикасался, пусть и невольно.
Но я не могла этого сказать. Потому что тогда она побежит к Марату за объяснениями, нажалуется на меня, и придется мне отвечать перед мужем, что это была за выходка. Почему я обидела его неземную любовь и придумала того, чего на самом деле не было.
Настраивать мужа против себя я не собиралась, как и отказываться от своего решения дать нам шанс. Поэтому произнесла нейтральное:
— Думаешь, Марат поблагодарит тебя, если кто-то услышит про фиктивный брак? Мы вообще-то об этом вслух не говорим. Никогда и нигде. Но если вы с ним уже передумали, — я заставила себя произнести «вы с ним», хотя все внутри восставало против этого, — и готовы распрощаться с этой идеей, то да, почему бы и не обсудить это во весь голос в месте, где полно людей.
Аля явно не ждала от меня такой проповеди, поэтому покраснела. То ли от растерянности, то ли от стыда, но скорее всего от злости.
— Не передумали! — выдавила сквозь зубы.
— Тогда незачем привлекать к нам лишнее внимание. И уж тем более не стоит заводить такие разговоры в общественным местах. Если конечно, не хочешь, чтобы все старания Марата…по вашему воссоединению…пошли прахом.
Кто бы знал, как сложно мне было это говорить. Как безумно тяжело было держать себя в руках, и изображать обломок ледышки, которому на все плевать, и который действует исключительно в рамках изначально намеченного чужого плана, не претендуя на что-то большее.
***
— Надо же, какой заботливый и ответственный пробник жены достался Ремизову, — фыркнула она, — прямо куда деваться.
В ее голосе плескалась издевка, а во взгляде полыхало пренебрежение, щедро сдобренное раздражением. Такое чувство, что я для нее была чем-то вроде таракана, ползущего по идеально отмытому полу.
С одной стороны, я ее понимала. Поменяйся мы с ней местами, я бы тоже вряд ли радовалась тому факту, что мой мужчина пусть и фиктивно и на время был вынужден жениться на какой-то левой девке. Но с другой стороны, вежливость и правила приличия никто не отменял. Мы все оказались заложниками ситуации, и это не повод на меня бросаться. Пока не повод…
К счастью, Аля не входила в круг людей, которые имели для меня хоть какое-то значение. Это Ремизов по ней сох, не я. Для меня она никто.
Кстати, не понятно почему сох. Да она красивая, но какая-то неприятная. Ее манера держаться отталкивала. Как будто она была принцессой, а все вокруг – обслуживающим персоналом, обязанным скакать по ее указке. Не знаю, где Марат увидел хрупкую деву, по мне так никакой хрупкостью тут и не пахло.
Неужели любовь настолько зла, что за ней ничего не замечаешь? Или это как раз тот тип женщин, который по душе моему мужу?
Если так, то у меня большие проблемы. Я не умею быть стервой и при этом выглядеть как хрупкий цветок, нуждающийся в защите. Могу сыграть роль, натянуть маску на короткий промежуток времени, но она быстро слетает, потому что внутри я другая. «Перестервить» Алю у меня никогда не получится, можно даже и не пытаться.
Мне было неприятно об этом думать и предпочла завершить нашу пламенную встречу.
— Я соблюдаю условия договора, и если что-то после сегодняшнего дня пойдет не так, то претензии будут не ко мне, а к тебе, — сказав это, я невозмутимо нажала кнопку первого этажа, — у меня нет времени на пустые посиделки в лифте.
Он снова пришел в движение, а темноволосая красавица, по которой вздыхал мой муж, сложила руки на груди и, нагло вскинув брови, уставилась на меня.
Ее взгляд нервировал. Я была бы очень не против, чтобы она отвернулась куда-нибудь к стене, или чтобы в кабину ввалилась толпа людей, оттеснив ее в дальний угол и полностью перекрыв обзор.
— Он тебе нравится? — внезапно спросила Аля, — Мой Марат? Нравится?
Сердце екнуло. Смялось под натиском адреналина, хлынувшего в кровь, руки моментально вспотели, и жуткое желание провалиться сквозь землю захлестнуло меня с головой.
Я испытала одновременно стыд, страх, панику. Как будто с меня сдернули одежду прямо посреди смеющейся толпы. Мои чувства – только мои! Я не готова вытряхивать их напоказ, тем более перед той, которую любил мой муж.
— У нас с Маратом Денисовичем совершенно рабочие отношения, — не знаю, откуда взялся этот тон – холодный, деловой и совершенно не свойственный для меня. Даже дрожи в голосе не было, — у каждого своя выгода.
— Кстати, про выгоду, — сочные губы растянулись в ядовитой усмешке, — Ты неплохо устроилась. Живешь у Ремизова в квартире и за его счет, подлизываешься к его родителям. И работу выбрала не где-нибудь, а у Романа Седова.
— Я ни к кому не подлизываюсь. Между нашими семьями изначально были определенные договоренности…
— Ах да, ты же бедная сиротка, которую нужно поддержать и приголубить, — выплюнула она с таким видом, будто мое положение было чем-то постыдным. Будто трагедия, случившаяся в нашей семье, измарала меня в чем-то грязном и зловонном.
Внутри поднялась черная волна.
Я не просила ни о выгодах, ни о преференциях. Тем более такой ценой! Я вообще ничего и ни от кого не ждала, копалась в своем болоте и мечтала только об одном – чтобы мать выздоровела. Терпела шантаж Матвея, соглашалась на любые условия, чтобы просто выжить.
— Ты понятия не имеешь…
Аля даже слушать не стала. Небрежно махнув свой наманикюренной лапкой, продолжила изливать поток яда:
— Как по мне, то с тебя бы хватило какой-нибудь должности курьера. Или сидеть на проходной и нажимать кнопку. И уж тем более на месте родителей Марата я бы тщательнее следила за тем, кто пускать в дом.
Сучка!
Я все-таки не выдержала:
— Не твоего ума дела, какую должность мне предоставили, и как мы общаемся с Денисом Алексеевичем и Ольгой Степановной. У меня договор не с тобой, а с Маратом и семьей Ремизовых. Так что обсуждать детали и нюансы, мы будем исключительно между собой. Ты – посторонняя, и никакого отношения к нашим делам не имеешь.
Она дернулась так, будто я отвесила ей оплеуху.
Плевать! Пусть бесится и брызжет ядом, пусть жалуется Марату на мою грубость, но втаптывать себя в грязь я не позволю.
Лифт замедлил ход перед остановкой и металлический женский голос наигранно бодро произнес «первый этаж».
Перед тем как двери распахнулись, Аля придвинулась ближе ко мне и, едва справляясь с яростью, прошипела сквозь стиснутые зубы:
— Ты всего лишь моя замена на этот год. Пакет, который положили на стул, чтобы место не пустовало. Не забывай об этом.
— Не переживай. Не забуду, — холодно ответила я, выдержав ее яростный взгляд.
Тихий писк и двери начали расползаться в стороны.
Оторвавшись от созерцания гневной физиономии возлюбленной моего мужа, я отвернулась ко входу и тут же увидела своего начальника. Он, в свою очередь, таращился на нас и почему-то выглядел крайне удивленным. Вскинув брови, переводил взгляд то на меня, то на мою «собеседницу», потом расплылся в улыбке:
— Альбина, вы как всегда неотразимы.
Вроде комплимент, но Аля почему-то вспыхнула, сверкнула в его сторону сердитым взглядом, а потом, звонко цокая каблуками, прошла мимо, ни слова не сказав в ответ.
Я тоже хотела уйти, но Роман вместо того, чтобы посторониться и пропустить меня, наоборот двинулся навстречу, вынуждая отступить обратно в кабинку, и, нажав на кнопку последнего этажа, произнес:
— Не спеши. Есть разговор.
***
Как я же устала от этих разговоров.
Встреча с Алей взбодрила, и это мягко сказано. Может, снаружи я и выглядела адекватной, спокойной и собранной, но внутри… Внутри полный кишмиш. Обрывки эмоций, мыслей, слов, которые так и остались не сказанными. Все вперемешку, в желе, в каком-то диком хаосе.
Зараза какая.
Это же надо так зацепить! Три минуты общения и душа наизнанку!
Крайне «приятная, милая девушка» эта Альбина. Я понятия не имела, что в ней нашел Марат, но лично мне хотелось взять большое весло и поправить им корону на ее хорошенькой макушке. Вот прям от души и со всего маха.
После встречи с Маратовской избранницей меня распирало от злости и ярости, что в принципе странно, потому что обычно я из лагеря тех, кто молча и самозабвенно страдает.
Но сейчас, со всей этой ситуацией, что-то сдвинулось во мне, сместилось в сторону собственных желаний и потребностей. Мне не хотелось страдать! Этого добра и так в моей жизни предостаточно. Не хотелось молча глотать обиды, нанесенные посторонним, неприятным мне человеком – для этого у меня был любимый братец, со своим шантажом и угрозами. Не хотелось чувствовать себя ущербной или никчемной на фоне чужой наглой самоуверенности. И жертвой быть не хотелось. И выполнять роль «пакета, который положили на стул, чтобы место не пустовало» тоже желания не было.
— Роман Дмитриевич… – начала было я, но была прервана самым бесцеремонным образом.
— Я надолго тебя не задержу, — нетерпеливым жестом Седов оборвал мой протест. — Давно ты знаешь ту девицу, с которой я тебя застал в лифте?
— Мы просто спускались вместе.
— О чем говорили?
— Ни о чем, — я нервно дернула плечом, наблюдая за тем, как стремительно увеличивает номер этажа на цифровом табло, — просто перекинулись парой слов.
Пара едких, пропитанных ядом фраз. Только и всего.
— Она – бывшая Марата, — припечатал Седов, не отводя от меня внимательного взгляда, — чему, если честно, я крайне удивлен.
Мне стоило большого труда не выдать своего смятения и невозмутимо уточнить:
— И в чем же причина удивления?
— Ремизов рассказывал, почему мы повздорили и отстранились друг от друга?
— Он не вдавался в подробности
— Это из-за Альбины.
— Неужели два мачо не поделили принцессу? — фыркнула я, едва справляясь с внутренним ураганом.
Очень неприятно выслушивать томные истории о том, как самцы переругались из-за самки, особенно если к одному из этих самцов испытываешь пламенные чувства.
— Совсем наоборот. Я пытался донести до него, что его драгоценная Алечка – сука, каких свет не видывал.
Я чуть не подавилась от неожиданности, а Роман все так же жестко и бескомпромиссно продолжал:
— И не просто сука, а подлая, беспринципная тварь, которая использует всех вокруг, включая его самого. Однако Марат будто помешался на ней. Аля то, Аля се. Нет никого лучше, никого прекраснее. И вообще это фея-фиалка и богиня. А я, скотина такая, из-за зависти и ревности на нее наговариваю.
Роман говорил отрывисто и сердито, а я таращилась на него, широко распахнув глаза, и не могла поверить, что слышу слова, настолько созвучные с моими собственными мыслями.
— И чем все закончилось?
Лифт добрался до самого верха, Роман, не глядя, нажал кнопку первого этажа и продолжил:
— Некрасивыми разборками. У нас случилось что-то наподобие очной ставки, но меня не услышали. Аля пустила слезу, чем сразила Ремизова наповал и окончательно убедила, что она нежная, незаслуженно обиженная овечка. Он потребовал, чтобы я извинился и больше никогда не смел ее обижать. Я прямо при них обоих еще раз высказал свою точку зрения, о том, что из себя представляет Альбина. В результате был послан далеко и надолго. Между давней дружбой и двуличной девкой, он выбрал последнюю. Не знаю, как она этого добилась – может подпаивала чем, или приворот какой, но Марат вообще ничего не замечал. Она для него прекрасная дева с нимбом над головой. Предел мечтаний. Идеал женщины. Воплощение сахарных грез…
— Можешь не продолжать. Я поняла.
— Именно поэтому я так удивился, когда узнал, что он женился. Да еще и якобы «по любви».
— Почему это якобы? — онемевшими губами прошамкала я, — я не достойна того, чтобы меня любили?
— А дело не в тебе, Есения. Совершенно не в тебе. Ты замечательная, я уверен в этом…как и в том, что безумие Марата не могло пройти по мановению волшебной палочки, — он смотрел на меня так пристально, будто ждал, что я сейчас во всем признаюсь.
— Мне не очень приятно это слышать.
— Конечно, неприятно, но я считаю своим долгом предупредить тебя. Не знаю, что творится в голове у Ремизова, но держись как можно дальше от Альбины. Она сука редкостная, и от своего так просто не отступится. Никогда не верь ее словам, что бы она ни говорила… И Марату не верь, если речь зайдет про нее. Я не знаю, насколько сильны ваши чувства, может и правда неземная очищающая любовь, но исходя из собственного опыта, из того, что я видел вот этими глазами, — Роман указал большими пальцами на свое лицо, – я могу сказать только одно. Он всегда выбирает ее. ВСЕГДА!
От его слов, от тона, которым он их произнес, у меня по спине побежали мурашки.
Видать и правда, когда-то они были близкими друзьями и знали друг о друге многое, потому что Роман выдал практически стопроцентное попадание. Прошел в опасной близости от некрасивой правды о фиктивном браке, и дальнейших намерениях Марата.
— Я не хочу тебя пугать, — натянуто улыбнулся начальник, — просто держи ушки на макушке, чтобы потом не было мучительно больно.
— Спасибо за предупреждение, — голос все-таки дрогнул. Потому что мне уже мучительно больно. С того самого дня, как стала женой Ремизова и поняла, что попала в капкан собственных чувств.
Лифт снова опустился на первый этаж. Когда двери распахнулись, Седов скупо добавил:
— Помни, о чем я сейчас говорил. Не верь никому из них. И береги себя, — и ушел первый.
А я, совершенно растерянная и выбитая из колеи, медленно поплелась к выходу.
***
Марат ждал меня парковке.
Пока я шла к машине, мне удалось взять себя в руки и сделать вид, будто ничего не произошло.
Однако ему хватило одного взгляда, чтобы что-то заподозрить:
— На тебе лица нет. Что-то случилось?
Да блин…
— Ты не представляешь, как я устала. Такое чувство, что на мне весь день воду возили или заставляли рыть траншее, — простонала, откидываясь на спинку сиденья.
Вранье – это не то, что нужно для крепкой семьи и долгой счастливой совместной жизни, но я не собиралась говорить ему про Алю.
Если она сама к нему обратиться, сама расскажет про нашу встречу, и Ремизов станет задавать вопросы, то я вывалю все, что думаю по этому поводу. Но жаловаться первой не стану. И не потому, что я вся из себя такая правильная и воспитанная, и даже не по причине того, что «вокруг ябед все мрут». Просто не хочу видеть недовольство в глазах Марата и слушать, как он защищает свою принцессу.
— Дело только в усталости?
— А в чем еще? — вроде как удивилась я, — работа мне нравится, но надо привыкнуть.
— Как коллектив?
— Неплохой, — я с готовностью поведала о тех коллегах, с которыми делю кабинет, а также про тех, с кем успела пересечься на планерках и во время обеденных перерывов.
Моя болтовня успокоила Ремизова, и он прекратил задавать неудобные вопросы. Только под конец спросил:
— Как Роман? Не достает?
Я фыркнула:
— Ему до меня вообще нет никакого дела. Весь день то в кабинете сидит, то носится по этажу и раздает поручения. А еще гоняет тех, кто, по его мнению, мало работает.
— Если будет цепляться – скажи. Я ему позвоню…
— Ты что! — возмутилась я, — ни в коем случае. Я сама справлюсь! Тем более все замечания Романа Дмитриевича абсолютно обоснованы.
— Ну сама, так сама, — как-то по-особенному улыбнулся Марат.
И я вдруг почувствовала, что муж одобряет мой настрой. Ему понравилось, что я не стала ныть, жаловаться на вредного начальника и несправедливость бытия.
Настроение сразу подскочило на пару пунктов.
У меня еще есть время. Одиннадцать месяцев.
Я докажу Ремизову, что достойна, что справлюсь, даже если будет непросто, сделаю так, что он будет мной гордиться и поймет, что я не просто временная соседка, проживающая с ним под одной крышей. Я могу быть партнером, собеседником, соратником. Той, которая всегда будет на его стороне и за которую никогда не придется краснеть.
Почему-то подумалось, что Аля бы наоборот прибежала со слезками на глазах и попросила бы о помощи. Переложила бы проблемы на крепкие мужские плечи, сделав вид, что у нее лапки. И Марат тут же побежал бы спасать свою принцессу, возделывать ради нее целину и переворачивать горы вверх ногами.
Может, так и надо? Может это и есть самая выгодная стратегия? Быть девочкой-девочкой и при любых трудностях опускать слабые ручки?
Наверное, так и есть.
Но я не смогу. Тем более место солнечной ромашки, которую надо оберегать, в жизни Марата уже занято двуличной Алечкой и вряд ли мне удастся обыграть ее на этом поле. Остается только быть самой собой и надеяться, что Марат рассмотрит во мне ту женщину, которая сможет сделать его счастливым.
По дороге домой Ремизов предложил заскочить в какую-нибудь кафешку и перекусить, чтобы дома не тратить силы на готовку. Конечно же, я согласилась. Не то чтобы мне лень готовить, но любая возможность провести непринужденное время с мужем вызывала у меня неизменный восторг и волнение в груди.
Просто посидеть за уютным столиком возле окна, за которым зажигаются огни вечернего города. Смотреть как их облики отражаются в глазах мужчины, рядом с которым остальной мир меркнет и время замедляет свой ход, по секунде отмеряя томительно сладкий яд, дурманящий кровь.
Я готова проводить так все вечера напролет. Каждый день. Всегда…
Однако, в этот раз моим тайным фантазиям и планам стать чуточку ближе с Ремизовым, не суждено было сбыться.
Мы уже вывернули на улицу, призывно сверкавшую вывесками кафе, как у Марата зазвонил телефон.
Я не успела увидеть, что за имя высветилось на экране, но по тому, как неуловимо изменился голос Марата, поняла, что это она. Та самая стерва, старательно натягивающая на себя шкуру бедной овечки.
До меня не доносилось ни звука из трубки, но я чувствовала, что сейчас Марату нашептывают о том, как по нему соскучились, как хотят увидеть, как страдают от жестокой разлуки. Бессовестно пытаются его разжалобить и, вынудив все бросить, примчаться крыльях любви.
Муж говорил коротко и отрывисто, не позволяя себе лишних слов в моем присутствии, но ощущение того, что сейчас я лишняя в этом душном салоне, крепло с каждой секундой.
Он продолжал разговор, а я, отвернувшись к окну, зажмурилась, уже понимая, что никакого псевдоромантического ужина и отблесков огней в мужских глазах мне сегодня не видать. Сейчас у него возникнут какие-нибудь очень важные дела, нетерпящие отлагательств, и ему срочно надо бежать их решать…
Кто если не он…
— Есь, — позвал Марат, когда разговор завершился, — понимаешь, тут такое дело…
— Какое? — кое-как удерживая доброжелательную улыбку спросила я. В груди давило, но мне еще хватало сил улыбаться.
— Мне нужно на пару часов отлучиться по рабочим моментам. Ужин отменяется.
Надо же. Как по нотам.
Я криво усмехнулась.
Какая же она все-таки продуманная стерва…
Специально ведь, назло мне, сегодня решила его забрать. Доказать, что я тот самый «пакет, берегущий место для нее». Что я замена, которую в любой момент, по щелчку ее тоненьких пальцев, могут отставить в сторону.
Пять баллов, Алечка. Молодец.
— Закажешь себе что-нибудь, хорошо? — спросил Марат, проезжая мимо заветной кафешки.
— Не переживай, голодной не останусь. Во сколько вернешься?
— Точно не знаю, но, если что – не жди меня, ложись спать.
Вот так и закончились мои мечты о хорошем вечере – с треском, похоронным маршем и горьким пеплом, падающим с неба.
Он привез меня к дому, пожелал хорошего вечера и укатил, а я еще долго стояла у подъезда и смотрела на тот угол, за которым скрылась его машина.
Как же горько, как больно делать вид, что все в порядке и провожать его к другой. И нет смысла в обидах или ревнивых истериках – условия оговорены заранее.
Все, что я могу сделать – это попытаться их сломать. Незаметно, потихоньку, шаг за шагом отвоевывая свое право на счастье. Главное не свихнуться.