Замуж не напасть

Глава 7

Эрик Найтли

Ночь выдалась тяжелой. Несмотря на обезболивающее плетение, болела спина, и эту боль Эрик ощущал даже во сне. Но в сновидении он снова ходил, осознавая, что здоровье вернулось к нему лишь на время. Ему надо было найти... кого-то очень важного. И Найтли бродил по дорогам смутно знакомого городка, напоминающего прибрежный Фейтаун, в котором он иногда покупал магические инструменты.

Проснулся он в ужасном настроении. Но стиснув зубы, заставил себя следовать привычному для себя режиму: холодный душ, упражнения, легкий завтрак, процедуры, просмотр писем и отчетов.

Поместье в Эмбертоне требовало постоянного внимания: управляющий воровал, работники разбегались, некогда любимый маменькин сад совсем одичал. Найтли подозревал саботаж. Однако чтобы разобраться, что там происходит и чем это грозит Эрику, поместье необходимо было навестить, что в нынешнем положении представлялось несколько… затруднительным.

Кузен Бальтазар Фроуз, сын маменькиного брата сэна Эдгара, тянул к «Дубам» свои загребущие руки с момента восстания хрономагов и покушения на Эрика. Раньше он и помыслить бы не смог, чтобы замахнуться на собственность Найтли. Двоюродного брата Бальтазар боялся. Ранение Эрика все изменило.

Отложив в сторону льстиво-пафосные письма от управляющего, Эрик постарался представить, что предпримет кузен.

Фроуз вполне способен собрать семейный совет и заявить, чтоб в силу известных причин Найтли больше не может поддерживать поместье в достойном состоянии. Маменьку этот вопрос давно не интересует, и при известном давлении она уступит племяннику.

Такой ход событий представлялся Эрику как самый вероятный. Подобно мелкому хищнику, как только Бальтазар почует запах смерти, то атакует немедленно.

Раньше, сразу после покушения, Эрику было бы все равно, кому достанутся его активы. Часы его жизни отсчитывали последние месяцы, и материальное казалось чем-то иллюзорным. Но сейчас кое-что изменилось. Возникло желание сохранить богатство и принадлежащее Найтли имущество. Появился человек, которому после смерти графа Эмбертонского все это пригодится.

Бальтазар и его отцу такой расклад не понравится. Они, несомненно, постараются опротестовать завещание родственника. На этот случай Эрик организовал экспертизу для подтверждения его здравого рассудка и памяти. Бумаги были магически заверены и переданы на хранение в Королевское Бюро.

В качестве опекуна ребенку Эрик выбрал Роберта Гароу. Граф Фенверский об этом еще не знал. Но Роберт не откажет лучшему другу. Гароу умен, богат, опытен в вопросах управления родовыми землями. Он всегда приходил Эрику на помощь. Именно он год назад внушил жалкому паралитику, отчаявшемуся полутрупу желание жить.

Он, а вовсе не... она. Задумавшись над составлением письма Гароу, Эрик не заметил, как в дверях кабинета появилась Тэлла. Молодая женщина с фальшивой улыбкой умиления наблюдала за бывшим любовником. Позади нее, состроив печальную, виноватую физиономию, маячил камердинер Клосс. Ему никогда не удавалось остановить сэнью Хейлер... ах да, уже сэньяру Больди.

— Дорогой, — сменив улыбку на выражение скорби под тяжелым взглядом Эрика, Тэлла устремилась к столу. — Я только что узнала! Какое несчастье!

Эрик не предпринял никаких ответных движений, оставаясь на месте. Тэлла замешкалась. Красиво пасть к ногам бывшего возлюбленного не получалось: пространство между стеной и столом было слишком узким для широкой, по последней моде юбки. Перегибаться через стол с чернильницами женщина явно побоялась. Но Тэлла не была бы Тэллой, если бы не нашла решение: она рухнула посреди кабинета, аккуратно рассчитав позу между пылающим камином и столом. А потом зарыдала, ломая руки.

— Ах, Эрик, Эрик... Как такое могло случиться?

Найтли ждал. Почувствовав, что начало представления не получило должного отклика, Тэлла изменит стиль поведения. Так и вышло, граф Эмбертонский хорошо изучил бывшую даму сердца. А ведь раньше неоднократно попадался на ее уловки.

Тэлла перестала рыдать и замерла, поникнув всем телом, видимо, раздумывая, как еще заставить Найтли расчувствоваться. Она прекрасно осознавала, что в этом розовом с белым платье похожа на дивный цветок, и давала возможность полюбоваться собой: длинной шеей со скромной подвеской и соблазнительными завитками светлых волос, хрупкими ключицами и главным своим украшением – декольте.

— Муж в курсе, что ты здесь? — устав ждать, скучающим тоном поинтересовался Найтли.

Тэлла вздрогнула, но не подняла взгляд.

— Я собираюсь развестись с Грегори, — медленно проговорила она. — Я пыталась справиться с чувствами... но не смогла. Ты всегда оставался в моем сердце и останешься в нем навеки. Молчи, Эрик. Я знаю, что ты скажешь. Что я тебя предала. И ты будешь прав... Я испугалась тогда... Это было так ужасно! Ты умирал...

— Я выжил, Тэлла, — с нарочитой мягкостью напомнил граф Эмбертонский.

Представление даже начало его немного забавлять. Ему было интересно, как далеко зайдет его бывшая возлюбленная.

— Да, выжил, — тихо повторила за ним сэньяра Больди. — И я радовалась... я действительно радовалась. Ты мог начать новую жизнь... без меня рядом. Но вчера... вчера... я случайно подслушала разговор Грегори и графа Тайлера. Речь шла о твоей неминуемой смерти... в ближайшее время. Муж сказал, что у него имеются точные сведения. Я едва дождалась утра...

Эрик хмыкнул: туалет Тэллы, продуманный до мелочей, и ее свежее лицо не оставляли сомнений, что она тщательно подготовилась к встрече и явно не пренебрегла крепким здоровым сном.

Однако проблема была налицо. Найтли не верил, что его лечащий врач легкомысленно позволил распространиться сведениям о состоянии пациента, это было не в духе тэна Бирни. Значит, в доме завелись лишние уши. Скверно, очень скверно.

Эрик, разумеется, найдет шпиона, но тайна его маленькой гостьи может быть раскрыта. Только несколько человек из прислуги и врач имеют доступ в ту часть дома, где живет девочка. Однако ребенок есть ребенок, тем более такой непоседливый. Довольно сложно будет и дальше скрывать от посторонних факт его пребывания в Найтли-холл.

— Прости, — Тэлла до сих пор находилась в образе. — Пойми меня, Эрик!

— Я все понимаю, — откликнулся граф. — Когда перспективный жених – не качай головой, Тэлла, ты постепенно приучала меня к мысли о браке – неожиданно превращается в живой труп, требующий ухода, это неудобно. И в свет не выйдешь – общество осудит, и дом вечно наполнен сиделками и докторами. А вот выйти замуж за умирающего – это намного интереснее. Главное, побыстрее развестись с предыдущим мужем, заключить официальный брак и дождаться наследства. Тебе бы пошел траур, дорогая.

— Ты жесток, — горько всхлипнула Тэлла. — Умеешь ранить словами, как кинжалами.

— Я всегда таким был, — пожал плечами Эрик. — Раньше тебя это устраивало. Хватит разыгрывать трагедию. Что тебе на самом деле нужно? Хотя я догадываюсь, что.

Тэлла вздохнула и подняла глаза, совершенно спокойные, без тени страданий, правда, с отблеском досады в глубине. Продолжила будничным тоном:

— Грегори меня полностью контролирует. Ограничивает расходы, следит за каждым моим шагом, сам решает, с кем мне общаться, а с кем нет, — пожаловалась светская львица. — Я жалею об этом браке. Одни недостатки и никаких преимуществ. Сегодня, например, я с трудом вырвалась из дома. Сказала, что иду в Атрибуцию разместить заявку на поиск нового персонала. Не смейся. Ты знаешь, как мне не везет с прислугой. Грегори пошел на уступки, разрешил сменить горничных. Конечно! Он ведь все равно оставит в штате своих соглядатаев! «Дорогая, это для твоей же безопасности».

— Как ты узнала... об ухудшении моего здоровья?

— Из разговора мужа, я же сказала. Грегори, конечно, радовался, как ребенок, ревнивая свинья…О, Эрик, мне действительно очень-очень жаль. Полгода, что мы провели вместе, были одним из лучших моментов в моей жизни.

Что-то не сходилось.

— Ты понимаешь, — нахмурился Эрик, — что если в моем доме работает чей-то шпион, он узнает о твоем сегодняшнем визите и донесет Грегори? О чем ты думала?

— Не узнает, — легкомысленно махнула рукой Тэлла. — Меня никто не видел. Твой камердинер Клосс никому не расскажет, он такой душка! А Мэриэм сегодня не работает.

— Мэриэм? — Эрик напрягся. — Моя горничная Мэриэм? Такая... тихая, робкая, говорит еле-еле слышно?

— Она самая, — Тэлла поднялась с пола и с торжествующим видом подошла к столику у окна, где налила себе почти полный бокал бренди. — Девица работает податчицей в «Желтом Вестнике», это такая грязноватая газетенка, собирающая слухи о светской жизни столице.

— Я в курсе.

— На самом деле, задача Мэриэм – вынюхивать и тащить в редакцию самую гнильцу. Но основные сведения, добытые ушлой девкой, до газеты, к счастью, не доходят – она ими приторговывает. Мой муж – один из ее «покупателей». Он видел тебя в Собрании и испугался, что ты снова войдешь в Совет. Видишь? Тэлла все-таки еще кое на что годна. Я заслужила... небольшое поощрение?

— Да, — с трудом собравшись с мыслями, подтвердил Найтли. Что ж, за такую ценную информацию принято щедро платить. — Я выпишу чек. Пойдешь в банк и найдешь моего управляющего. Я заранее его предупрежу, и он будет переводить определенные суммы на отдельный счет. Ты получишь к нему доступ, к этому счету.

— А какую именно сумму? И как часто? — зарумянившись, поинтересовалась бывшая любовница.

Эрик назвал цифру и уточнил:

— Каждый месяц.

Тэлла запрыгала на месте, хлопая в ладоши.

— Но у меня есть свои условия, — предупредил граф Найтли. — Любые слухи, сплетни, домыслы – все, что твой муж «купит» у Мэриэм и ей подобных, будешь приносить мне. Есть информация – есть деньги на счете. А пока... вот, держи, надеюсь, на первое время тебе хватит.

— М-м-м... — Тэлла оценивающе покачала мешочек в руке, а потом заглянула внутрь и сморщила носик. — Дорогой, ты меня недооцениваешь. Поход по магазинам... пара туфель и платьев... а еще я присмотрела один милый браслетик...

— Тэлла, не наглей, — во взгляде графа присутствовали некоторые… снисходительность, даже терпеливость, однако уступчивость и наивность в нем не наблюдались. — Не забывай, дорогая, что мы провели вместе полгода. Возможно, у тебя есть козыри в рукаве, и ты можешь начать против меня большую игру. Но моя карта тоже хороша, и в случае твоего предательства ты пострадаешь гораздо больше, чем я.

— О Боги, можно подумать, я решусь тебя шантажировать! — фыркнула Тэлла, закатив глаза. — Я умная девочка, ты же помнишь. А ты человек чести и не обидишь деву в беде.

Она спрятала мешочек в кошель на поясе в тон жакета и ушла, довольная, как кошка, намурчавшая в чужом доме на миску еды и немного ласки.

***

— Что значит «истинная нежить»? — стуча зубами, спросила я.

Гарпия запрыгала по подоконнику, словно галчонок из «Простоквашино»:

— Не СОЗДАННАЯ, а зародившаяся сама, энергетически, или путем естественного р-р-размножения. Иглоспины вполне себе умеют плодиться, они раздельнополые и яйцекладущие, им главное – побольше Тьмы, без нее личинки гибнут. А здесь недалеко Кленовая падь, там несколько раз в год случаются Прор-р-рывы с Изнанки. Маги зачищают местность после каждого, но некоторые твари успевают напитаться.

Изнанка. Тьма. Прорывы. Чего тут непонятного? Мама всегда запрещала мне зачитываться фэнтези фантастикой как «белибердой, уводящей от реальности» и призывала ограничиваться классикой. Знала бы она…

Тем временем иглоспин осторожно приближался к дому. Ментальные атаки тварь больше не предпринимала, видимо, прекрасно знала, что один ее вид – психотронное оружие.

Мне становилось все неуютнее, и я до боли в пальцах сжимала пылающую алым нить.

До окна иглоспин не доставал, поэтому он с похрюкиванием двинулся вдоль стен к двери. В ней уже был выгрызен кусок гулем, почти до сквозной дыры, поэтому мне стало по-настоящему страшно. Нити горели, но я уже поняла, что ЭТА нежить не так чувствительна к виту… или как там называлась всепроникающая светлая энергия.

Я перебежала к окну, из которого был виден кусок крыльца…. и мои худшие опасения подтвердились. Иглоспин пока только принюхивался к месту, которое предыдущий незваный гость (чтоб ему пусто было) разобрал на щепки. Мне даже стало видно, как тварь тянет энергию из дома. Она выглядела как тот самый мерцающий голубым туман, оседавший на иглах нежити и всасываемый внутрь ее тела.

Вот им бы и обошелся. Хорошего – понемножку. Но жадная тварь явно собиралась атаковать мою дверь. Чугунный пестик, увы, в данной ситуации выглядел жалким оружием, но другого у меня не было. Хотя…

Моего вита хватило, чтобы наполнить весь купленный пучок нитей. Сил дожидаться атаки не было, страх вытягивал из меня все силы. Да и какая теперь разница? Лучше умереть сражаясь.

С диким воплем я выскочила на крыльцо и твердой рукой… почти… запульнула в тварь пестиком. Ошалевший от такого приема иглоспин (видимо, его еще никогда не атаковала еда) взвизгнул и кубарем скатился со ступенек.

Я сбежала за ним и замахнулась пучком сияющих нитей. Однако, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, тварь ловко перекатилась на лапы и зарычала, роя землю копытом. Признаться, я слегка дрогнула. Больше всего мне хотелось пуститься наутек или вскарабкаться на яблоню. Но я понимала, что такой «кабан» быстро сгрызет или подроет невысокое дерево.

Внезапно зашевелились кусты смородины и оттуда выскочило нечто жуткое, с горящим красным глазами, вставшей дыбом шерстью и оскаленной пастью. Я с трудом узнала в этом монстре дружелюбного гуля. Не успев испугаться, была оттеснена к крыльцу, а гуль набросился на иглоспина.

Они сцепились клубком, и в вихре лап, ошметков игл и зубов я различала только, что гуль быстрыми резкими укусами атакует наросты нежити. Они лопались, и как бы тварь ни сопротивлялась, мне показалось, что от этого она слабеет на глазах.

Наконец, иглоспин взвыл и, чудом вырвавшись из челюстей гуля (тот каким-то образом увеличился раза в полтора), предпочел спасаться бегством. Гуль еще некоторое время преследовал нежить (я побежала следом), но затем отстал, лишь стоял и раскатисто рычал вслед, пока натужное пыхтение и обиженное повизгивание иглоспина не стихли.

В свете луны я заметила, что пес ранен. Иглоспин успел потоптаться на нем острыми копытами и кое-где достал плоть зубами. Длинные рваные раны тянулись вдоль хребта гуля, а левую переднюю лапу нежить прижимала к туловищу. Однако из его ран текла вполне себе настоящая кровь, а не жуткая слизь, как в момент нашего не слишком удачного знакомства. Таки прогресс.

— Эй… — позвала я его, показав пучок нитей, начинающих затухать. — Иди сюда, подлечу.

Но гуль только заскулил и стал уменьшаться в размерах. Вернувшись в прежний вид, он мелко задрожал.

— Честно, — сказала я. — Я поделюсь витом… я уже тебя не боюсь. И… спасибо за помощь.

Пес повернулся и внимательно меня выслушал. Но стоило мне сделать шаг, он поджал хвост и ускакал на трех лапах.

— Эй! — возмущенно крикнула я вслед. — Не сметь сбегать! Жду вас на процедуры, пациент!

… Гуль пришел под утро. Я скорее почувствовала его присутствие, чем что-либо услышала. Выглянула во двор и увидела обессилевшую тушку у крыльца. Заметив меня, гуль забил хвостом о землю. Узнал.

Нити остались невредимыми, я так и не успела ими воспользоваться. Плюнув на неминуемые расходы, проредила пучок, вытащив три струны. Завтра, вернее, уже сегодня, куплю еще. Не каждый день у меня собаки умирают.

Я с трудом убедила гуля зайти в дом и лечь на подстилку. Вложила кончик нити ему в пасть... и через час передо мной лежал самый заурядный пес – никогда бы не поверила, что еще недавно он был мертвым.

Впрочем, насчет заурядности я поспешила. Общим видом «новорожденный» песик напомнил мне мексиканскую голую собаку, ксоло, только с короткой шерстью. Вроде бы обычная собака, но что-то подсказывало – все не так просто. Тело небольшое, но силуэт гибкий, хищный… и опасный.

— Это борур, — со знанием дела осмотрев песика, заявила гарпия. — Из измененных пор-р-род. Таких часто держат маги. Они дорогие, боруры, поскольку чувствительны бывают к виту и антивиту.

— Антивиту? Тьме? — уточнила я, взглянув другим взглядом на жертву иглоспина.

— Тьме, — подтвердила гарпия. — Может, потому разум какой-никакой и сохранил. Ох, чую тут неладное. Псина молодая совсем. Кто ж из нее нежить сделал?

— Ну… может, с ней несчастье какое-нибудь случилось, — предположила я, роясь в сумочке Хелены Хант.

Кажется, я видела у нее бутылочку с каким-то дезинфикатором. Ах вот оно, «Патентованное средство для лечения ран, нарывов и пролежней».

Дело в том, что раны, нанесенные иглоспином, никуда не делись. Вит вылечил лишь зомби-фактор. Сердце у пса билось, но как-то неуверенно, налицо была большая кровопотеря. Укусы и порезы до сих пор кровоточили. Я промыла их и обработала средством, в котором явственно ощущался запах спирта.

— Надеюсь, заживет как на собаке, — невесело пошутила я, закончив процедуры.

Гуль приоткрыл один глаз и благодарно лизнул мне руку. Это же как нужно хотеть жить, чтобы преодолеть повадки нежити и обратиться за помощью!

Но гарпия что-то говорила о злом умысле.

— Может, он болел или что-то его убило, та же нежить, — продолжила я разговор.

Гарпия задумчиво пощелкала клювом:

— Не похоже. Боруры страшно живучи. Да и если хозяин был магом, то почему не подлечил своего питомца, а похоронил? А потом или обряд, чтобы пес упокоился, не выполнил, вдруг действительно какая-то зараза, или, наоборот, выполнил… и создал себе послушного убийцу.

Оба предположения прозвучали для меня одинаково зловеще. А вдруг пес действительно был чьим-то личным зомби, а я приютила бомбу замедленного действия. С другой стороны, иначе поступить я бы не смогла. Не смогла бы прогнать гуля, после того как тот меня спас.

Выбросив отработанную нить и открыв для гарпии форточку, я прилегла на диване, поближе к пациенту. Впрочем, за его жизнь я почти не боялась. Лишь бы раны и не загноились. Меня беспокоило несколько других вопросов: во-первых, чем кормить воскресшую собаку, когда она придет в себя? Мясом? Ох, боюсь, разорюсь и вылечу в трубу. И второй вопрос: не убьет ли меня набравшийся сил гость?

Утром меня ждал сюрприз – в дверь постучал малыш Тони. Увидев меня, мальчишка радостно шмыгнул носом и в прямом смысле с порога заявил:

— Не нужно ли тэнье чего-нибудь с рынка? Мясо, овощи, фрукты, прочие продукты. Доставка почти бесплатно, какие-то несчастные пять медяков.

— Ого, — восхитилась я, — ты стал курьером? Долго речевку тренировал?

— Не, тэнья Вилла научила... — малыш задумался, а потом просиял. — Точно, курьером! А я еще думал, каким таким имечком себя обозначить, чтобы эта...

— Пооригинальнее?

— Ага!

— Идея с доставкой твоя?

— Ага, сам придумал.

— И все-все принесешь?

— Сгоняю за полчаса! Все свежее, пальчики оближете. Я-то знаю, у кого брать, сколько себя помню – всегда на рынке.

— Заходи, — велела я и осторожно, как бы мельком, поинтересовалась: — И как давно ты себя помнишь на рынке?

С четырех лет, когда из приюта стал сбегать. На рынке меня подкармливали, а из приюта выгнали. Ой, а что тут у вас?

— Собачка. Моя. Гулькой зовут, — имя придумалось как бы само собой, — ее ночью иглоспин погрыз.

— Бедный, — Тони присел и погладил песика.

Мне как-то немного поплохело, я не думала, что Тони полезет гладить пса и не успела предупредить мальчика, чтобы тот держался от него подальше.

— Об иглоспине нужно заявить, — по-взрослому разумно посоветовал маленький гость.

Гуль лежал очень тихо и, кажется, наслаждался прикосновениями Тони.

— Да, знаю. Я же уже отправила ведомственную ворону... гарпию... в эту... Атрибуцию по контролю над нежитью.

— Иглоспин – плохая тварь, — кивнул Тони. — Вам повезло, что у вас такой защитник.

— Вот я и хочу как следует его угостить. Тебе список составить?

— Не-а, читать я не особо умею, — беспечно махнул рукой ребенок. — Вы скажите, а я все запомню.

Тогда я составила список, чтобы самой ничего не забыть. Да и торговцы в случае чего разберутся, благо писать мой мозг уже выучился. А вот с Тони и его безграмотностью нужно что-то решать. И вообще, в городе есть какой-то надзор над беспризорниками? Кто-то кроме жрецов им помогает?

Для Гульки – мясо, не слишком дорогое, кости и овсянка. Морковь, собакам тоже нужны витамины. Для себя я заказала печенку, овощи, яблоки, яйца, творог и сметану. Раз пять повторила, чтобы Тони брал всего понемногу, но мальчишка заверил в меня, что и побольше таскал. Это-то как раз меня и беспокоило.