1987 год. Италия, Тоскана
– Соль, ты видела это? – как-то после свадьбы спросил меня Энцо, листая журнал с предложениями о работе «Лаворо».
Крупным жирным шрифтом в рамке меня ждал шанс: «Европа Стар» разыскивает новые лица для фильмов и рекламы. Если ты хочешь стать одним из них, звони по номеру 06 386…».
– А что ты теряешь, Соль, кроме денег на билет в Рим? Заработаешь побольше чаевых – и вперед, покорять столицу! Ты не представляешь, сколько им платят!
Я тогда не придала значение его словам “не представляешь, сколько им платят!” Мы очень часто не обращаем внимание не только на слова, но и на поступки, которые не совместимы с нашими взглядами на жизнь.
После того, как я разорвала все связи с бабушкой, денег на жизнь нам не хватало, и я соглашалась на любую работу. В отличие от Энцо. Казалось, он ждал от жизни какого-то особенного случая.
– Да какая из меня актриса? – хотя в детстве, как и большинство девочек, я мечтала ею стать.
– Соль, вот увидишь, мы встанем на ноги и еще докажем твоей бабушке, что не хуже нее сможем устроиться в жизни. – Он крепко обнял меня и поцеловал в лоб. – А потом и наследство от нее получишь. Кому ей еще все завещать?
Я бросила учебу, так как она отнимала у меня много времени и денег, которых у нас не было. Не могла же я себе позволить при таком раскладе выпрашивать их у бабушки. Актриса так актриса! А вдруг повезет? Даже драйв какой-то ненормальный появился. С бабушкой мы виделись все реже и реже с того момента, когда сказала Энцо:
– Не любит она тебя. Я вообще сомневаюсь, умеет ли она это делать. Вот подумай: женщина, которая бросила родную дочь, может когда-нибудь кого-то полюбить? – его слова до сих пор не выходят у меня из головы. И я сдалась.
Я записалась на собеседование, купила билет до Рима. Откладывала сверхурочные и чаевые, благо тогда итальянцы на них не скупились. Сейчас, конечно, те времена уже прошли.
Столица встретила меня шумом машин и толпой туристов, спешивших на уходящие поезда в предвкушении открытий в этом архитектурно-историческом и гастрономическом рае. Место, где располагался «Волти Нуови», или “новые лица” было найти легче, чем выпить кофе в “Золотой чашке” в послеобеденный перерыв. Поднявшись на второй этаж, я представилась секретарше, жгучей брюнетке с лошадиными зубами. Через пять минут она завела меня в кабинет с табличкой “Вито Каттани, Капо Кастинг” и оставила там одну. Некоторое время я изучала фотографии артистов кино и театра, большие плакаты из “Дольче Вита”, “Римские каникулы” и “Развод по-итальянски”, ожидая главного по кастингу.
Через минут десять дверь открылась:
– Ассоль? Очень приятно. Ну, раздевайся! – сказал мужчина невысокого роста с пузиком и очках на пол-лица в металлической оправе. На вид главному по кастингу было лет пятьдесят. – Сейчас подойдет фотограф.
– В смысле? – очумела я от такой откровенности.
– Боже! – он приложил ладонь ко лбу. – Плащ свой снимай! Работать будем.
Вот глупая! И с чего это я решила, что раздеваться надо догола?
Вслед за мной в комнату вошел высокий молодой человек в берете и длинными, до плеч, волнистыми волосами. Он прошелся кисточкой по моим векам, приказывая то открыть их, то закрыть, снова поколдовал над глазами, застыл на несколько секунд. Взял со стола фотоаппарат и удовлетворенно улыбнулся, просил двигаться, улыбаться, хмуриться, откидывать голову. Потом обрызгал на меня водой из пульверизатора и попросил поиграть с волосами.
– Все! Жди моего звонка, – пузико, похоже, был нарасхват, потому что его телефон трезвонил без умолку.
Полчаса спустя я уже гуляла по Риму, подставляла лицо щедрому южному солнцу и наслаждалась аппетитными запахами. В тот момент я подумывала попробовать жареные артишоки, которые называют визитной карточкой римской гастрономии. Я представила, как захожу в ресторанчик, а люди оглядываются на меня, просят автографы, делают комплименты. Орнелла Мути, подвинься! Слава Богу, что никто из прохожих не мог знать о моих амбициях.
Главный по кастингу еще не звонил, и я, посчитав оставшиеся в кошельке деньги, решила заночевать в Риме в одном из самых дешевых отелей. Пербакко! Нужно предупредить в ресторане, что не выйду на работу. Набрала номер, придумывая на ходу вескую причину. Ответил Пабло, бразилец со словарным запасом Эллочки-людоедки, которого я знала со времен, когда он еще помогал бабушке по выходным, а в остальные дни работал по вечерам в “Остерия делла Фонтана”. Собственно, туда он и помог мне устроиться официанткой, когда я вышла за Энцо:
– Пабло, вопрос жизни и смерти! – запричитала я.
Голос с шуршащим португальским акцентом скомандовал:
– Фалар!
– Подменишь меня сегодня вечером? – затаив дыхание, спросила я.
– Жуть! – в его голосе послышалась настороженность.
– Чаевые можешь оставить себе. Дед из самого Ташкента в Риме до утра остановился. А завтра, если хочешь, могу подменить тебя, – протараторила я. Зато с Пабло всегда понятно, чем его можно заинтересовать.
– Ого! Ок, – и положил трубку.
Свое римское утро я мечтала провести за долгим завтраком, поедая “муженька”. “Маритоццо” на самом деле было сдобной булочкой со взбитыми сливками. Оказывается, сладость эта настолько античная, что еще в Древнем Риме мужчины дарили ее своим будущим невестам.
Мои планы нарушил телефонный звонок. В трубке раздался слащавый голос Вито Каттани:
– Спим, да? А я, между прочим, уже договорился с одним режиссером. Ты видела “Элиза из Ривомброза”? Пока на эпизодическую роль попробуешься.
Я же не могла ему рассказать, что среди супружеской жизни и работы официанткой даже часы сна были на вес золота, не говоря уже о том, чтобы смотреть телевизор.
– Случалось, – соврала я.
– Так вот. Вчера я показал твои фотографии кому надо. В общем, он готов дать нам шанс. Дуй сюда! У тебя сорок минут!
Пербакко! Хорошо, что я додумалась выбрать гостиницу в десяти минутах ходьбы от нужного места! Через тридцать пять минут я была уже в его кабинете.
Он говорил то «давай сюда», то «повернись», предлагал прочитать текст, потом встать и пройтись по кабинету, жестикулируя.
Затем он подошел ко мне, протянул лист с диалогом на пол страницы и заходил по кабинету с задумчивым лицом. Я же вспомнила, как в седьмом классе в драмкружке играла роль Катерины в «Грозе» и перевоплотилась: «Я ждала тебя всю жизнь. Понимаешь? Никогда и думать не могла, что могу случайно увидеть тебя в этом окне. Как можно, вот так, заглядывая в чужое окно…»
– Ну что? По-моему неплохо.
Он похлопал меня по спине, и его рука скользнула, будто нечаянно, по моей ягодице.
Мои щеки загорелись.
Он сделал еще один шаг так, что я разглядела веснушки на его переносице.
– Давай сегодня вечером мы отметим твой дебют? Узнаем друг друга получше, а? – Он поправил растрепавшуюся прядь моих волос и взял меня под локоть, будто по-дружески.
Похотливо облизывая тонкие губы, бросил оценивающий взгляд на мои ноги:
– Удивим друг друга, а?
Наконец до меня дошло!
– Ой, совсем забыла! Мне же позвонить надо! – Я отскочила, схватила с вешалки свой плащ, выбежала из комнаты и застучала каблуками по мраморной лестнице.
Я бежала так быстро, что не успела опомниться, как оказалась на остановке. Взяла билет, доехала до станции и запрыгнула в уходящий на Прато поезд. Нет! Такой путь в актрисы меня нисколечко не привлекал.
А дома был Энцо, непривычно нежный, напоил горячим грибным супом. Укутывая мне ноги клетчатым пледом, он шептал:
– Соль, ты меня хоть немного любишь? Ты ведь за меня вышла не потому, что тебе надо было куда-то с Феличитой деваться?
Тогда я горько улыбнулась, вспоминая, как через год после отъезда Леонардо, бабушка выгнала из дома Феличиту. И я пришла к Энцо в слезах, умоляя помочь найти собаку. Мы обошли весь город, а она все это время спала у входа в церковь Святого Леонардо.
В тот момент я доверчиво полагала, что Энцо не играет со мной. У него выдалась слишком тяжелая юность, чтобы уметь любить, но и в пустыне растут цветы.
Было время любить – и я любила Лео. А теперь все, на что я была способна – подарить несчастному человеку дом, уют и родить ему детей. Но дети у нас долго не получались. Очень долго. А когда я, наконец, забеременела, порхала весенним мотыльком в объятиях безграничной вселенской любви. В то время я была уверена, что это мальчик, мое солнышко, и я обязательно назову его Леонардо.