160 шагов до тебя

Глава 39. За прощением

Карминьяно был милым городишкой с круглой центральной площадью, посреди которой находился средневековый фонтан с барельефом из серого камня. Его, словно хороводом, окружали желтые кирпичные двухэтажки. Еще со времен этрусских поселений местные жители возделывали тут земли: выращивали виноград и собирали оливки. Карминьяно так до сих пор и называют городом вина и оливкового масла. Говорят, даже известный итальянский торговец и финансист Датини заказывал здесь вино для своего погреба.

Я припарковалась на площади, захватив с заднего сиденья коробку с пирожными, и пошла искать улицу Двадцать Пятого Апреля. На самом деле заблудиться здесь было сложно, ведь дом Беаты располагался сразу направо от площади, за баром, где уже в ожидании предстоящего футбольного матча собралась стайка шумных мужчин.

Фасад дома, где жила Беата, немного облупился, зато меня встретил маленький ухоженный внутренний дворик с несколькими оливковыми деревьями. Вдоль плиточной дорожки стояли вазоны с геранью, ночной красавицей, базиликом и розмарином. Я подошла к желто-коричневой армированной двери и нажала кнопку звонка под именем «Беата Эспозито». Дверь открылась, и передо мной предстала копия Беаты, только более молодая и в очках:

– Здравствуйте. Вы к кому? – По ее акценту я поняла, что она тоже с юга. Детей у Беаты не было, так что, скорее всего, это ее племянница.

– Я хорошая знакомая Беаты. Можно к ней? Я привезла сладости из нашей кондитерской ко Дню влюбленных.

– Тетя уже давно не встает с постели и гостей не принимает, – сухо ответила она и приготовилась закрыть дверь прямо перед моим носом.

Но я не сдавалась, вставив ногу между дверью и косяком:

– Скажите, что пришла Ассоль. Я уверена, что она будет мне рада.

Но внутри закралось немного сомнения, так ли это.

Она ушла в дом ненадолго, оставив дверь приоткрытой, и когда вернулась, категорично сказала, покосившись на коробку:

– Пройдите. Только вот пирожных тете нельзя!

Маленькая однокомнатная квартирка была скромной, но очень светлой и идеально прибранной. На столе, покрытом белой кружевной скатертью, располагалась разрисованная в сицилийском стиле ваза со свежей лавандой. Она источала тонкий аромат чистоты и веры.

Над столом сердито тикали старинные настенные часы.

Чуть дальше, в глубине находилась маленькая спальня, над железным изголовьем кровати висело деревянное распятие. Холщовые занавески на окне подчеркивали спартанский образ жизни хозяйки, который никак не вязался с ее щедрым сердцем и широкой душой.

– Из-за болей она почти не спала эту ночь. Я сейчас приготовлю вам кофе, – пробормотала недовольно девушка, поправляя пальцем очки на переносице.

Я приблизилась к Беате и коснулась ее скукоженной коричневой руки. Такие же глубокие морщины покрывали и лицо, делая его похожим на скомканный лен. Но седина в волосах виднелась по-прежнему лишь местами. Она открыла глаза и долго смотрела на меня. Потом снова прикрыла веки и несколько мгновений спустя опять открыла, будто внутри нее боролись светлые и темные силы. Я же смиренно стояла перед ней и ждала, готовая принять любое ее решение.

– Все-таки пришла… – едва услышала я и заметила, как из глаза Беаты побежала одинокая слезинка.

Я бросилась перед ней на колени и разрыдалась, освобождаясь от стыда, который все эти годы пожирал мою душу. А несколько мгновений спустя почувствовала, как ее слабая рука гладит меня по волосам. Подняла голову и сквозь слезы спросила:

– Ты простишь меня? Знаю, что ты слишком любила бабушку, поэтому мой уход восприняла как измену ей.

– Перестань, глупенькая, – успокаивала она меня чуть слышно. – Знаю, что у тебя и жизни-то никакой не было. Все знаю, – почти шепотом сказала она.

В комнату вошла племянница с глиняной чашкой и, поднося ее Беате, с напускной строгостью велела:

– Тетя, время пить отвар. Будете как розочка.

Девушка протянула мне кружку, чтобы я подержала, пока она повыше устроит подушки под головой тети.

– Я могу сама ее попоить, если вы не против, – предложила я.

– Конечно, синьорина, – буркнула Беата, почти так же, как это делала всегда, вызывая теплый трепет от воспоминаний счастливых времен. Она сделала первый, громкий глоток:

– Хорошо! Моя Агата – волшебница! Она ведь врач-гомепат…

Я улыбнулась ее варианту этого слова.

– Если бы вы раньше, тетушка, пожаловались на свое здоровье, я бы вас быстрее на ноги поставила, – с обратной стороны постели такими же маленькими, ловкими руками, как у Беаты, Агата приложила ладонь к тетиному лбу и покачала головой – Опять температура!

Придерживая голову Беаты, я время от времени давала ей отхлебнуть. Сама же рассказывала о том, что со мной случилось за все эти годы, пока мы были далеки друг от друга.

Зелье и вправду оказалось волшебным, потому что, выслушав меня, Беата оживилась, задвигала руками и даже хотела было приподняться на кровати, когда я произнесла слова Монтанье о картине:

– Как? Ты ничего не слышала об этой истории? Девушка с васильками. Ведьмой она была. Ну, на эту картину, как на икону, молилась дочь папы римского, Лукреция Борджиа. Занималась любовными приворотами, чтобы увести из семьи знатных красавцев. Синьорина, не спрашивайте меня больше ни о чем! Я же невежественная! Это все бабушка ваша рассказывала, еще упоминала какие-то хе… хере… ахе…

– Архетипы?

– Вот!

– А где картина?

– Не знаю и знать не хочу. Сколько людей из-за нее погибло! – Беата затихла и прикрыла глаза.

Повинуясь внутреннему порыву, я снова коснулась ее руки:

– Беатушка, а что у бабушки с Алексом случилось?

Она открыла глаза и уставилась на меня:

– Я тоже не верила, что Алекс был способен совратить дочь Дуччо. Даже защищала его: “Сандра, вряд ли он после тебя кого-то еще так любить сможет”. Но какой был резон Дуччо на Алекса наговаривать? И след Марины исчез безвозвратно! А спустя время погиб и сам Дуччо.

Ну и дела! А ведь я была уверена, что человек не пишет ложь в дневнике, когда тот заменяет ему память! Но слова Беаты заставили меня задуматься, правда ли это.

Моя старушка закрыла глаза. Я заметила, как задергались от физических страданий морщины на лице. Когда боль отступила, она продолжила:

– А мне очень жаль вашего Энцо. Да, поначалу я бабушке вашей говорила, чтобы держала вас подальше от него. Только она все твердила: “Сын за отца не отвечает!”. А потом я все поняла: с такими-то родителями он любви никакой не знал, рос, как сорняк. Его счастье, что он из дома Алекса и Риты не вылазил. Может, чему-нибудь хорошему и научился. Леонардо его с собой повсюду таскал, пока вы не появились.

В чем вашего Энцо винить?

– Он больше не мой! – в сердцах воскликнула я.

Я не хотела сейчас утомлять ее подробностями того, что случилось в доме Поля.

– Ну и правильно! Он ведь вам на восемнадцатилетие даже колечка не подарил! А сам-то у ювелира, у Джулио, весь день крутился. Родственники они какие-то дальние! У Джулио жена вот-вот родить собиралась. Может, Энцо ваш роды там у нее принимал? Шут его знает!

– Теперь у меня сложился пазл, из-за чего они с Леонардо подрались, – я поправила одеяло Беате.

В проеме с грозным видом появилась Агата:

– Тете пора отдыхать.

Я кивнула в ответ. Но старушка пожурила ее:

– Ну, будет тебе! Лучше отдай синьорине Ассоль то, что ей причитается. Там, на самом дне сундука.

Девушка послушно щелкнула замком стоящего перед кроватью комода из темно-коричневого матового дерева. Достала оттуда мешочек из зеленой бархатной ткани, конверт из желтой, плотной бумаги с вкрапленными в нее лепестками и передала все это мне. Бабушке не нравились романтичные мелочи, зато они нравились мне! Я уже было собиралась вскрыть письмо, но Беата меня остановила:

– Не сейчас! Прочтете, как наедине будете. А в мешочке том – порошок из васильков.

Такой простой, неказистый цветок, а сколько в нем силы!

Она запнулась, закашлялась так сильно, что ее тело задергалось, железное изголовье громко ударилось о стену. Когда кашель успокоился, она сказала:

– Ну вот, теперь могу и помирать.

Я убрала конверт и мешочек в сумку:

– Беата, скажи, это я виновата в ее смерти?

Я была готова услышать сейчас даже самый суровый приговор в жизни.

– Ну что вы такое говорите, синьорина! Она даже рада была, что все так случилось. Нарочно не придумаешь! А то бы обвиняли потом, что бросила вас. Да и мне запретила что-либо говорить. Что бы вы изменили?

Я удивленно подняла брови, не понимая, о чем она.

– Однажды она в обморок упала. Ее обследовали… – После короткой паузы Беата продолжила, – Перед тем как ехать на похороны вашей матери, Сандра узнала, что у нее рак. Вот уж она сокрушалась, что дочь раньше матери ушла. Я ей сказала, что это судьба, и с ней можно только смириться, – Беата затихла, а я задумалась. Совсем не припомню, чтобы бабушка принимала какие-либо лекарства или ходила по врачам. Зная ее большую любовь к жизни, думаю, она просто решила пустить все на самотек, прожить на полную катушку то, что ей осталось. Каждый сам выбирает, по какому алгоритму шагать к своей судьбе. Мой, например, привел меня сюда.

Обняла Беату и обещала навещать ее хотя бы два раза в месяц. С души свалился камень. Я успела вовремя! Теперь знаю, что бабушка не держала на меня зла, и нет смысла винить себя в ее смерти. Возвращаясь в кондитерскую, я думала о том, что мне еще оставалось сделать, чтобы привести в порядок свою жизнь: объясниться с Энцо и как-то уговорить его подписать документы на развод мирным, а значит, самым быстрым образом. Зная его натуру, интересно, что он у меня при этом попросит взамен?