Глава 35. Баббо и королева бомжей

Лет десять назад на этой площадке был местный продуктовый рынок. Я слышала о его существовании уже давно, но так ни разу сюда не попала. А потом за автобаном построили большой супермаркет с кафе и магазинами, и люди перестали сюда приходить. С тех пор это место облюбовала бомжи.

Посреди пустыря находился белый, старый, со ржавыми пробоинами, фургон Рено. Колес у него тоже не было. Чья-то старательная рука заколотила его окна деревяшками, а там, где раньше располагались зеркала заднего вида, торчали лохмотья флажков с крупным красным шрифтом, скорее всего имеющим отношение к слову “FIAT”. Чуть поодаль валялись огромные коробки из-под бытовой техники с каким-то чудом засунутыми в них пляжными зонтиками.

Вокруг разбросаны пестрые одеяла, под ними – матрасы, рядом – большие полиэтиленовые пакеты, набитые какими-то вещами. Этот абсурдный пляжный пейзаж дополняли несколько пар ног. Одни – в драных башмаках, другие – в изношенных до дыр кедах.

По спине пробежал холодок: было немного дико, даже страшно находиться здесь. Но когда я зашла за фургон, то увидела Эмму. Ту самую, которую старик, в котором я все больше узнавала Алекса, так называл. Она сидела на корточках с отсутствующим взглядом, но увидев меня вдруг замычала, показывая на сделанную черным фломастером надпись на фургоне – “Баббо”.

Я прошла дальше, туда, где на задних дверцах висел большой замок, обмотанный черной проволокой, подергала его. Бродяжка уставилась на меня, ревностно наблюдая за каждым моим движением. Когда же я принялась распутывать металлическую нить, девушка подскочила, вцепилась в мою руку, закричала что-то невнятное, не позволяя мне сделать что-либо еще.

Вдалеке послышались возгласы бегущей мне на помощь Энн:

– Эй, ты, дикая кошка! Фасолина, помощь нужна?

Я покачала головой:

– Кажись, дохлый номер. Она все равно не даст мне туда попасть.

Я повернулась к девушке:

– Эмма, мы отвезем тебя к Баббо. Ему очень плохо. Ты ведь хочешь ему помочь?

Она отступила от меня на шаг и пробубнила:

– Б-б-бубо?

Энн эта моя идея не понравилась:

– Фасолина, ты с ума сошла! Бомжиху в моей бмвушке?! Давай лучше я ей руки скручу, а ты внутри все обшаришь.

– Ань, а давай мы тебе руки скрутим! Она же тоже человек. У нее отец, между прочим, при смерти… – не выдержала я, наблюдая за тем, как Эмма вдруг запричитала, схватившись за голову:

– Буббббо!

Подруга недовольно покачала головой и прошла прочь.

Мои руки повисли в воздухе при попытке обнять Эмму. Я не хотела ее пугать.

– Эмма, мы отвезем тебя к папе, – повторила я медленнее, будто передо мной был ребенок. Но она продолжила стоять, как этрусская скульптура “Вечерняя тень”. Блуждали лишь ее глаза.

Сдавшись этому беспокойному рассудку, я пошла догонять Энн, в сторону ее черной БМВ, но совсем скоро услышала шарканье сланцев по асфальту.

Энн брезгливо осмотрела стоявшую перед ней Эмму и открыла перед ней заднюю дверь. Девушка неуклюже плюхнулась на новенькое кожаное сидение и с открытым ртом принялась разглядывать салон машины.

По дороге моя подруга не унималась:

– Вот угораздило же меня таксистом для бродяг работать! – возмущалась она. – Да они вообще в курсе, сколько стоит полчаса моего времени?

Меня такая расстановка сил немного веселила, но я старалась не показывать этого и сдержала смешок.

Когда мы вернулись в клинику, у Энн от раздражения даже припарковаться не получалось. В добавок и Эмма перевозбудилась, стала громко мычать и жестикулировать. Я открыла дверцу и выпустила ее.

– И что это тебе в голову взбрело бомжих сюда водить! – шипела на меня подруга из открытого окна машины. – Что обо мне коллеги Умберто подумают?

Я виновато улыбнулась:

– Энн, прости. Надеюсь, ты меня поймешь. Нам ведь надо с ней как-то подружиться.

– Нам? Вот и дружи с ней! А я вас в машине подожду. Нет, в такси! Для бомжей!

Аня села в машину и демонстративно захлопнула за собой дверцу.

Эмма все это время наблюдала за нами исподлобья. Когда я подошла к ней, недоверчиво попятилась.

– Идем? Ты же к Баббо хотела?

Я уже коснулась ее шершавой ладони с кровавыми заусенцами вокруг ногтей, но она отдернула ее, как ошпаренная. Тогда я пошла вперед по аллее, а Эмма увязалась за мной, громко шаркая по белому гравию сланцами. Перед тем, как войти в палату, где лежал старик, я попросила ее:

– Эмма, пожалуйста, только не долго. Врач будет сердиться. Хорошо?

Я боялась ее спонтанности, неадекватной реакции. Но совсем скоро увидела, как медленными, осторожными движениями она гладит старика.

Девушка нежно касалась его пальцев, лица, трубок, идущих от поддерживающих в нем жизнь устройств.

– Бабби-и-ино, – пробормотала она, потом плюхнулась на пол и припала губами к его руке.

Через несколько минут в дверях показалась медсестра. Я положила ладонь на ее плечо, давая понять, что нам пора уходить. Но Эмма не сразу поднялась. Удаляясь от Алекса, она все еще не спускала с него глаз, будто что-то предчувствуя.

* * *

Всю дорогу девушка продолжала звать отца.

– Ума не приложу, как ее убедить, чтобы она впустила меня туда, – размышляла я вслух.

– Куда? – не поняла Энн.

– В фургон. Похоже, там я смогу найти то, что ищу.

– Фасолина, я тебя там и оставлю, даже такси тебе вызову. Дальше ты уже сама со своими бомжами разбирайся!

– Тоже мне, подруга! – притворилась я обиженной, ибо прекрасно понимала, что ввела Аньку в инородную ее мозгу среду.

Подъехав к пустырю, я выпустила Эмму и последовала за ней в сторону белого фургона. Пока не попаду внутрь, отсюда не уйду!

Я искоса наблюдала за чудной девушкой. Дикий блеск в ее глазах потускнел, она вдруг стала покладистой, даже растерянной.

Мне стало очень ее жаль. Тогда я вспомнила, как она украла у меня цепочку. Я сняла ее со своей шеи, окликнула Эмму и приблизилась к ней. Сначала она отшатнулась, но, увидев заветный кулон с жемчугом, присмирела, прикрыла глаза.

Едва касаясь ее, я старалась не вдыхать запах ее грязной одежды и уличной жизни, пока не застегнула цепочку. Пока девушка пошла показывать его другим бродягам, я воспользовалась случаем и направилась к фургону. Когда уже почти открыла дверь, Эмма вновь возникла рядом и замычала, царапая мою руку, но я остановила ее:

– Это очень важно. Понимаешь? Для Баббо. Я должна найти его родственников.

Она закивала, поглаживая цепочку с жемчужным кулоном на шее. Какое уж там семейное счастье! Счастье – это что-то сделать для других.

Остановившись у каркаса, который раньше принадлежал фургону Рено, она терпеливо ждала, пока я размотаю проволоку. Я сняла замок и распахнула двери.

Эмма довольно посмотрела на меня и уселась на корточки перед входом, продолжая бормотать себе под нос.

Вдруг я услышала за спиной грубый, недовольный, мужской голос:

– Вы из полиции? Есть какие-то новости о папе?

Я обернулась. Передо мной стоял косматый и бородатый мужчина, напоминающий гориллу. На нем была темно-коричневая, сильно поношенная роба. Вместо шарфа он кутался во флисовый розовый плед с феями.

– Нет еще, – ответила я, входя в роль. – Мы здесь, чтобы найти ответы.

Жаль, что со мной нет Марко. Лучше не болтать лишнего, чтобы не спугнуть бездомного своей некомпетентностью. Моя жизнь слишком далека от того, чтобы события в ней развивались, как в романе.

Я поторопилась войти внутрь, дабы не отвечать больше на вопросы. К моему удивлению, внутри пахло не смрадом и плесенью, а чем-то наподобие смеси валерьянки и бумаги. У входа слева на полке я нашла фонарик. Щелкнула кнопкой. Работает!

Мне было немного не по себе из-за того, что я оказалась непрошенным гостем, но это была моя единственная возможность помочь старику отыскать близких. Внутри фургона царил полный порядок. Сверху по обе стороны располагались металлические полки. С одной стороны стояло несколько толстых книг. Я взяла первую попавшуюся и прочитала название – “Приборы точной механики”. Провела по корешку еще одной с названием “Машиностроение”.

На другой полке напротив лежали потрепанные, засаленные коробки из-под обуви. В первой я нашла пару кипятильников, грелку, черные шерстяные дырявые перчатки. Рядом на гвоздике в старом, потрепанном чехле с надписью, от которой остались лишь три буквы, висел черный костюм. Похоже, это тот самый, в котором я видела его в церкви. А вот в поезде он был в сером. Скорее всего, в нем же его и избили.

В следующей коробке лежали лекарства – пилюли, капли, таблетки, градусник, спреи, капли для глаз, мази трех видов, антибиотики. Похоже, старик действительно очень болен.

Из коричневого портфеля, который неизвестно сколько лет служил своему хозяину, выглядывали пожелтевшие чертежи и эскизы. За портфелем стояла еще одна коробка с надписью “фамилья” и вырезки из газет. Я порылась в ней и на самом дне отыскала большую, размером почти с тетрадь, записную книжку в красно-белом переплете. Уголки страниц были кое-где замаслены, кое-где надорваны.

Ближе к середине записной книжки я нащупала бугорок и открыла в том месте. Засушенный василек! Очень похожий на тот, который Леонардо свил для меня обручальным колечком. На самой первой странице в раскоряку разлеглась фраза:

“Скоро у меня совсем не будет памяти. И тогда я больше не смогу вспомнить, кто я есть и откуда родом. Всему виной сто шестьдесят часов, что я пробыл в том аду. Только кому это теперь надо? Ведь я остался совершенно один”.

У меня оставалось все меньше и меньше сомнений в том, что это Алекс. Вернее, совсем их не осталось. Необходимо только узнать, почему он выдает себя за другого человека? Он был в плену? Или в тюрьме? У каждого из нас свои тайны, которые мы порой не в силах доверить другим. Но ведь я хочу ему как-то помочь. Где сейчас его сын? И где мне искать Леонардо?

Любопытство побуждало меня к чтению, но на улице темнело, да и Энн я больше не могла задерживать. Я снова пролистала бугристые от сырости страницы:

“Я снова вернулся в этот город. Но люди настолько заняты собой, что даже меня не замечают. Все забыли, кем я был. Откуда им знать, что означает моё присутствие здесь?”

За дверью послышался голос Энн:

– Ассоль! У тебя там все хорошо?

– Да, уже иду!

Я решила взять дневник с собой. Засунула его за пояс джинс и прикрыла свитером. Вряд ли Эмма позволит мне взять отсюда что-то с собой. Спускаясь из фургона, я заметила, что она все так же сидела на корточках, поглаживая кулон с жемчугом. Зато у мужчины в розовом пледе во рту виднелась сигарета, и я не сомневалась, что получил он ее от моей подруги. Энн стояла рядом с усмешкой Анжелики, королевы воров и бродяг, и тоже курила.

– Ну, и что ты там нашла? – поинтересовалась она.

– Теперь я точно знаю, что это – Алекс. У него ведь был бизнес, связанный с механикой. Еще я нашла это! – покрутила перед ее лицом записную книжку с логотипом “FIAT”.

– Май гот! Вижу, тебе будет чем заняться этим вечером! – съязвила она. – Не перестаю спрашивать себя: Аня, какого хрена ты все это делаешь?

– Потому, что иначе твоя жизнь была бы слишком скучной! – задорно ответила я.

Когда мы подъехали к дому, я чмокнула Энн и она совершенно по-мамски проворчала:

– Странным типам не открывай, по вечеринкам не шастай и, если что, звони. А, и вот еще! Новых друзей-бомжей тоже лучше не заводи!

Она уехала, а я постояла у двери и на меня неожиданно накатила тревога. Почему в полиции Марко видел только моего мужа? А где же Монтанье? Неужели он все еще на свободе?

Черт! Позвонить Марко? И что? Попросить, чтобы он оберегал мой сон этой ночью? Но мне ведь грозит опасность! А еще мне будет грозить его жена. Я закрыла дверь на щеколду, поставила телефон на тумбочку рядом с кроватью. Взяла из ящика большой кухонный нож, положила его рядом. На всякий случай. На ум приходили странные мысли:

– Какую картину от меня хотел Монтанье? Знает ли что-то о ней Алекс? А бабушка? Выходит, Энцо все это время искал в кондитерской именно ее. И попутно обчищал кассу, конечно.

Я приняла душ, переоделась, достала с полки пакет с чипсами, немного подумала и убрала их обратно. Сегодня ночь обещает быть длинной, одними чипсами после напряженного дня не обойдусь. Пошарила по полкам, размышляя, чем же поужинать. Подумала, что сначала выберу вино из бабушкиной коллекции. Достала бутылку последнего Монтепульчано и мой взгляд упал на фото бабушки. Я подсела и сказала ее фото:

– Обещаю, как весь этот Содом и Гоморра закончится, я развею твой прах над… – здесь я остановилась и подумала, ведь в Италии много красивых мест! Где именно это сделать? Конечно! Над фиолетовой лагуной! Раз уж мне не довелось там побывать с Леонардо, то поеду туда одна. А вдруг никакой фиолетовой лагуны вовсе не существует? Это невозможно! Он не стал бы мне лгать!

Достала записную книжку Алекса, и, раздираемая любопытством, подержала ее в руках, отложила на столик у дивана и пошла в душ. Поднимаясь по лестнице, вспомнила о Беате. Завтра я обязательно ее навещу. Если опоздаю, то не прощу этого себе никогда.

Вернувшись из душа, достала овощи и приготовила себе салат. Нарезала ветчину, немного сыра, налила в бокал вина. Любуясь им на просвет, вспомнила, как кто-то из великих итальянцев сказал, что вино это “поэзия земли”. Одна темно-красная капля сбежала вниз по стенке фужера и я принялась рассматривать ее: маленький символ человеческой мечты в безбрежной божественной мудрости.

После скорой вечерней трапезы взяла записную книжку Алекса и подвинула кресло поближе к бабушкиной фотографии. Мне казалось, будто я вот-вот стану тем, кто распутает клубок судеб некогда любивших друг друга людей. Вряд ли бабушка догадывалась, что случилось с Алексом после его исчезновения. А я, кажется, вот-вот об этом узнаю.

Загрузка...