Клиника, носящая имя цветущей виллы, находилась за пределами города, у подножия Апеннин. К ней вела длинная аллея кипарисов. Было в этих деревьях нечто, похожее на застывших, но не сломленных горем бывалых солдат.
Мы шли молча. Скорее всего, она злилась, думая о том, как ее угораздило вопреки всем своим принципам вести меня к какому-то бомжу. А я размышляла над ее словами. В чем-то она была права и надежда вновь увидеть Леонардо заставляла все трепетать внутри.
Пройдя метров пятьсот, мы оказались у старинной железной двери, над которой красовался герб в виде короны над букетом цветов, с датой «1600».
У стойки регистрации Энн упомянула имя какого-то доктора, кажется Чони. Девушка театрально любезным голосом рассказала нам, как его найти.
Доктор Чони уже ждал нас в коридоре у двери, ведущей в палату под названием “Реанимационе. Терапия интенсива”. На вид ему было лет шестьдесят. При этом его поджарая фигура выдавала спортивный образ жизни, что хорошо подчеркивал короткий бобрик с проседью. Он въедливо посмотрел на меня и спросил:
– Вы его родственница?
Доктор достал из кармана футляр с очками. Надел их, спрятал футляр обратно в карман.
– Нет… Скажем, внучка. – Я немного запнулась, не совсем понимая, какое это имеет значение.
– Побои спровоцировали приступ. – Он сцепил кисти, вращая большими пальцами при разговоре. – Ситуация сложная из-за серьезного сердечного заболевания с целым букетом сопутствующих проблем. Скажите, вам известно, принимал ли он сильные психотропные препараты?
Приоткрыв рот, я только покачала головой.
– Скорее всего, из-за них и произошла потеря памяти.
– Я могу к нему зайти? – Я уже сделала шаг к приоткрытой двери.
– В принципе да. Но сейчас он без сознания.
– Он поправится? – с надеждой спросила я.
Доктор развел руками:
– К сожалению… и коллега подтвердил мое опасение. Он вряд ли переживет кризис. Мне очень жаль. – Печальная улыбка соскользнула с его лица, и он жестом пригласил войти в палату.
Внутри пахло спиртом, какими-то лекарствами и чистотой. В приглушенном свете я увидела рядом с кроватью аппарат для поддержания жизни. Он мерно пикал, по монитору бегали кривые линии. Старик лежал на кровати, на нем была кислородная маска. Почему этот человек совсем один? Хотя чему я удивляюсь, ведь я тоже оставила бабушку умирать одну!
Я всмотрелась в его лицо. Оно было умиротворенным, словно физические испытания его не коснулись. Мой взгляд скользнул на его руку. Я погладила ее. Жилистая, благородной породы, с вензелем… очень похожая на руку… того Пьеро на маскараде. Но прогнала эту глупую мысль, которая была здесь не к месту. Какая разница, чей он отец или дед!
Возможно, где-то ходит по миру и его веточка, его отпрыск и даже не знает, что его близкому человеку так плохо.
В палату вошла Энн и, взглянув на больного, тихо сказала:
– Пора.
Я кивнула, еще раз погладила морщинистую руку старика и вышла. Доктор Чони обещал держать меня в курсе и позвонить, если состояние больного ухудшится.
Мы с Энн молча спускались к парковке. Меня одолевали думы. До дня Влюбленных остались считанные дни, на горизонте вот-вот должен появиться Делла Сета с клиентом, а я все еще не могу попасть в кондитерскую. И не понимаю, какое отношение имеет этот старик к Алексу и Лео. Я так запуталась, что вряд ли выберусь из этого лабиринта событий.
– Энн, ну что же мне делать? – в отчаянии воскликнула я.
– Попробуй для начала найти его дочь.
– Я понятия не имею, где искать. Почему бы тебе не поинтересоваться, где твой знакомый нашел старика? – озвучила я то, что мелькнуло у меня в голове.
Ее лицо просветлело:
– Точно! Почему ты сразу меня об этом не попросила?
Переговорив с Чони, Энн завела машину. Мы отправились по адресу, который он нам продиктовал. Когда она услышала адрес, обрадовалась:
– Я знаю, где этот пустырь – почти за городом. Там раньше был фермерский рынок.