Алтарь для Спящего бога

Глава 12. Метель закончится к утру

К утру снегопад не только не утих, но даже усилился. Гленна проснулась рано, навестила коня, подсыпав ему овса. Затем набрала в котелок снега и поставила на огонь. Хворост заканчивался. Смирившись с неизбежным, она забрала топорик Кома и вышла на улицу. Благо деревьев вокруг было много. Оказалось, что рубить ветки тяжело. Её хватило только на четыре нижние короткие веточки. Она даже попыталась их сломать об колено, но, кажется, сломало колено. Или почти сломала. Синяк так точно будет. Неумеха, одним словом. Ещё вспотела и теперь чувствовала, как нижняя рубашка прилипла к телу.

Когда Гленна вошла в дом, то обнаружилось, что Кома уже проснулся. Он сидел на краю топчана и разматывал повязки. Раны покрылись тонкими розовыми рубцами. Кроме той, что на боку. Она выглядела похуже, но тоже, кажется, в порядке. Быстро зажили. Слишком быстро. И здесь Гленна, наконец, поняла, что мужчина… голый! Пусть по пояс, но голый! Нет, ей нравилось то, что она видит. Ей всегда нравились такие вот мужчины ― большие, волосатые, с суровым взглядом. Кома поднял голову и прищурился. Гленна резко отвернулась и подошла к очагу, сбросив на пол ветки.

– Где вы были?

– Искала дрова.

Кома подошёл и поднял одну из веток.

– Не пойдёт.

– Что? ― возмутилась Гленна. Она добрый час колотила по этим деревьям!

– Они мокрые. Не загорятся.

Кома выбросил палку к остальным.

– А разве другие сейчас можно найти?

– Можно, если знать, где искать, ― сухо ответил мужчина, нагнувшись над сумками. Он порылся там, выудил чистую рубаху и натянул её. После сунул ноги в сапоги и подтянул голенища.

– А где искать? Вы скажите, я попробую.

Кома, не глядя на неё, накинул свою шубу.

– Я сам.

– Вы что? Вы же…

– Я в порядке. Лучше вскипятите воду.

И вышел, прихватил из сумки верёвку. Не было его долго. Гленна успела вскипятить воды, прибраться, даже перетряхнуть тюфяки. Подмела пол и ещё раз вскипятила воду. Кома ввалился в дом и бросил у порога просто невероятных размеров вязанку. Затем снял шубу и стряхнул с неё снег на улице. И только после этого вошёл в дом.

Гленна отошла в сторону, не желая мешать, пока мужчина укладывает хворост и поленья рядом с очагом.

– Вода вскипела, ― сказала она.

Кома не ответил. Он порылся в сумке и достал оттуда несколько мешочков. Открыл каждый, принюхался и принялся высыпать в воду травы. Какие-то прямо как есть, другие растирал между пальцев. Помешал воду палочкой и снял с огня.

– Пусть настоится.

Вновь накинул на себя шубу, забрал верёвку, топор, заткнул за пояс нож и уже двинулся к двери, но Гленна вновь его остановила.

– Вы куда?

– Здесь рядом заяц, а ещё косуля где-то притаилась. На одном супе из вяленого мяса мы долго не продержимся.

– Но там снег!

– Сойдёт, ― буркнул Кома и вышел.

Гленна только развела руками. Ей почему-то вдруг стало обидно. Несмотря на то, что с самого утра она даже не поела, есть не хотелось. Она села на своём топчанчике, затем легла и задремала.

Проснулась от вкусного мясного запаха. Было слышно, как воет ветер, а значит, метель ещё не утихла. Этак их найдут только к весне. Гленна разлепила глаза и села. С её плеча спало одеяло. Кома сидел прямо на полу у очага и чистил свой топорик. Он выглядел ещё более суровым, чем обычно. Особенно в столь скверно освещённом месте. А она представила, как выглядит сама: помятая после сна, со всклокоченными волосами и помятом платье. Не леди, а чучело. С другой стороны, в таком виде она вряд ли приглянется…

Отчего-то эта мысль ей показалась заманчивой, и впервые за долгое время ей действительно захотелось выглядеть привлекательной. Хоть немного. Гленна вздохну. Глупость какая. Кому она нужна с её-то прошлым?

Кома поднял голову и замер, разглядывая её. Нахмурился. Не красавица, что же поделаешь.

– Заяц или косуля? ― внезапно спросила Гленна, спуская ноги на пол и натягивая сапоги.

– Похлёбка из косули, ― усмехнулся мужчина и поднялся.

Похлёбка оказалась настолько вкусной, что Гленна попросила добавки. У неё так никогда не получится.

Всё стало намного хуже, когда Гленна присела у огня и принялась распускать волосы. Те оказались длинными и густыми. Женщина, изредка вздыхая, принялась расчёсывать их пальцами. Обычно леди, ни за что бы не позволила мужчине смотреть на свои распущенные волосы. Если это, конечно, не её муж. Кома мужем не был. И либо Гленна не считала его за мужчину, либо ей было всё равно. Он внезапно вспомнил, что купил на рынке небольшой гребешок для сестры. Простой, деревянный, с вырезанными узорами, да всё как-то забывал. Ничего, Глашка не обидеться.

На протянутый гребень Гленна взглянула как на чудо. Подняла глаза.

– Так удобнее, ― пояснил Кома.

Она молча взяла гребень и лишь кивнула в благодарность.

Кома всегда нравилось наблюдать, как Глаша расчёсывает свои волосы. Это его успокаивало. Было в её мягких, плавных движениях что-то такое домашнее. Так и сейчас он смотрел, как совершенно другая женщина водит гребнем по тёмной, словно глубокие воды, волне волос. И внезапно запела.

Воспоминание ― лишь голос ветров.

Ветер утих, ветер утих.

Шёпот в ночи, времени след.

Ветер утих, ветер утих.

Отзовись в глубине голос моей тишины.

Песнь голосов на рассвете разбудят,

Ветер утих, ветер утих.

И войдя в стены древних,

Ветер утих, ветер утих.

Отзовись в глубине моей тишины.

Плачут колонны и лики богов,

Ветер утих, ветер утих.

Плачет оставленный дом.

Ветер утих, ветер утих.

Отзовись в глубине моей тишины.

Дорога бредёт под копыта коня

Ветер утих, ветер утих.

Отведи от беды.

Ветер утих, ветер утих.

Отзовись в глубине моей тишины.

Воспоминание ― лишь времени след.

Ветер утих, ветер утих.

Уйдут вслед за мной, под тёмные воды.

Ветер утих, ветер утих.

Отзовись в глубине голос моей тишины.

Она замолчала, и руки опустились на колени. Тонкие пальцы вцепились в гребень.

– Я ведь его убила? Да?

Кома, завороженный песней, тряхнул головой, отгоняя наваждение.

– Кого?

– Того… который… – Она взмахнула рукой, показывая замах кинжальчиком.

– Да. И правильно сделали.

Судорожно вздохнула, низко наклонила голову, отчего волосы загородили её лицо. Плечи дрогнули, а Кома отчётливо различил всхлип. Проходящий забери его с потрохами, это Оскольд утешать умеет, а он…

Что нужно плачущей женщине? Плечо, куда можно поплакать. Оно же как-то и легче будет. Вот только обнимать именно эту женщину совершенно не хотелось… Нет, хотелось! Да так, что мышцы сводило судорогой, свет мерк в глазах, но тогда уже пиши пропало.

И всё же он поднялся, подошёл ближе, перевёл дух и присел рядом. Прикоснулся к локтю. Гленна подняла на него совершенно сухие глаза. Только нижняя губа слегка подрагивала, словно у ребёнка. Так бывало у племянника Кома, Веста, когда ему что-то запрещали, и у дядьки не оставалось никаких сих ему запретить. Так и сейчас.

Гленна же моргнула и резко отвернулась.

– Это был первый?

Она только несколько раз кивнула.

– С первым так всегда, но вы хорошо держитесь. У кого-то желудок выворачивает.

– Это… обнадёживает.

Нет уж. Кома коснулся пальцами её подбородка и развернул к себе лицом.

– Нисколько, но вы должны помнить, что иначе он мог с вами сделать.

– Ах да. Как я могла об этом забыть.

Проще было бы, если бы она заплакала. Что делать с женщиной, которая даже заплакать не может?

– Забудьте. Не стоит этого помнить.

– Некоторые вещи сложно… забыть. Невозможно.

Сколько же моментов сам Кома был рад стереть из памяти.

– Зато можно не вспоминать. Подумать о чём-то другом.

– О чём вы думаете?

– Сейчас?

Палец помимо воли стал плавно гладить по её щеке. Казалось, Гленна этого не замечала.

– Да.

– Сейчас мне сложно думать.

– И это тоже помогает?

Кто из них первый потянулся вперёд? Какая разница. Они словно упали друг в друга, столкнулись, и безумие вскружило голову, вытесняя остатки благоразумия. Что он творит? Его тот же Альг подвесит за причинное место, охранничка такого-то. А следом всякая разумная мысль выветрилась из его головы.

У неё был потрясающий запах. Кома всегда раздражали людские запахи ― пот, пиво, навоз, немытое годами тело. Легче становилось на севере, где все свои. Вот и Гленна казалась своей. От неё пахло осенью, листвой и влажной землёй, последними цветами осени ― Посветками. Маленькие такие белые цветочки, поднимающиеся из прелой листвы перед первым снегом. А губы её были мягкие, тёплые и такие отчаянно требовательные.

Кома подхватил женщину и усадил себе на колени. Ох, если бы она начала сопротивляться, или ещё как-то дала понять, что не потерпит такого обращения. Но она доверчиво положила ладони ему на плечо и так восхитительно дышала. Руками он потянул подол платья вверх и коснулся тёплой кожи.

Потребовалось собрать волю в кулак, но прежде… коснуться губами этой самой родинки на шее. Гленна откинула голову назад открываясь. Можно лишиться разума, просто смотря на неё. Кома провёл пальцами по тонкой шее в скромному вороту платья, прошёлся по его краю и всё же опустил руку отстранившись. Гленна, открыв глаза, внимательно посмотрела. Немного растерянно, словно ребёнок, которому показали медовый пряник, поманили, а потом отняли.

– Скажи нет. Ударь меня. Укуси. Сделай хоть что-нибудь, иначе…

– Иначе что?

– Я за себя не ручаюсь, – он крепче сжал её бедро и провёл ладонью выше.

Она коротко вздохнула и прижалась теснее. Обняла за шею, вцепившись пальцами в волосы.

– Не ручайся. Я разрешаю.

– Ты сведёшь меня с ума, женщина.

Кажется, он всё же сошёл с ума и утром на него обрушится вся кара неба и земли.

Он запутался в завязках и крючочках. У женщин всегда полно этих преград ― попробуй разверни. Хотелось сделать всё правильно, а получилось неловко, со смехом. Она смеялась естественно, но тихо, словно не привыкла это делать. А потом стало совсем несмешно, когда он медленно потянул вверх нижнюю рубашку. Она была такой… лёгкой и совершенно не стеснялась своей наготы. И он тонул, что в запахе её, что в зовущих ласкающих руках, которые с нетерпением начали стягивать с него одежду.

Кома выдохнул, укладывая её на кинутую у огня шкуру, и коснулся губами маленькой груди, вызвав всхлип. Изголодавшийся по женскому теплу, он совсем потерял голову. Всё оттягивал, желая насладиться моментом. И только когда Гленна взмолилась, вцепилась в его волосы и притянула к себе, вошёл в неё. Она вздрогнула, выгнулась и застонала. Крепко сжала его бёдрами. Стискивал, сжимал до синяков пальцами мягкую кожу и двигался, совершенно, забыв, где он и с кем.

Кожа к коже. Словно и нет никакого мира там, снаружи. Только движение, древнее как мир. Он смотрел в глаза Гленне, не желая пропустить момент. Дрожали длинные чёрные ресницы, губы приоткрылись, на щеках горел румянец. А когда она забилась пойманной птицей, то Кома совсем потерял голову. Он несколько раз сильно толкнулся вперёд и упал зажмурившись. Звёзды вспыхивали и гасли. Кружилась голова. Гленна тихо вздохнула и обняла его.

Приходящий, забери его. Что же он наделал!

.

Он и вправду оказался таким же тяжёлым, как она себе представляла. Но Гленне было хорошо, тепло и… уютно. Вот так, распластанная на полу у очага в старом доме посреди леса она чувствовала себя уютно. И никаких сожалений или угрызений совести. Они придут, потом, а пока… Можно закрыть глаза и покачиваться на волнах такого бесстыдного удовольствия. Наверное, жизнь её ничему не учит, раз вновь поддалась своим же страстям.

Кома приподнялся, заглядывая ей в глаза. Вздохнул и откатился в сторону. Гленна немного смутилась, почувствовав влагу между ног. Она совершенно забыла, что её поступки могут иметь последствия. Серьёзные и необратимые. С другой стороны, она прекрасно понимала, что худшее с ней уже случилось, а последствия… может оно и к лучшему.

Гленна резко села, испуганная такой холодной расчётливостью. Боги, она согрешила с человеком, которого толком не знала. Пусть он спас её! И хорошо, если после он будет держать язык за зубами. А если нет? Она помнила, как люди отпускали сальные шуточки в её адрес. А если… Но Кома поступил совершенно иначе.

– Что-то не так, ― вздохнул он. ― Прости, я должен был остановиться, но что сделано, то сделано.

Большая, тёплая ладонь коснулась её спины и погладила успокаивая.

– Ты не хочешь меня ни о чём спросить?

– А должен?

– Да наверное.

Пальцы прошлись по позвонкам невесомой лаской. Гленна зажмурилась и прижала колени к груди. Хуже чужой жалости, только своя к себе.

– Прошлое оно имеет свойство забываться.

Она промолчала. Будь что будет – она не станет вспоминать, хотя бы в эту ночь.

Едва взошло солнце, метель стихла. Гленна слушала тишину и внезапно пожалела, что всё так быстро закончилось. Есть многое, что она хотела бы забыть, но эту ночь сохранит. Дурёха. Но что делать, если в её жизни слишком мало радостей, а судьба всегда зависела от воли в начале брата, а теперь герцога Альгара Баккереля. Последний, правда, оказался куда как милосерднее, нежели можно было надеяться.

Очаг давно погас, и холод медленно пробрался в дом, но Гленне было тепло от прижатого к ней горячего тела. Она приподнялась, разглядывая лицо мужчины, и невольно улыбнулась, а следом коснулась густых, тёмных волос. Жёсткие на ощупь. Кома приоткрыл один глаз и лукаво посмотрел на неё, а рука крепче сжалась на талии.

– Ещё рано, ― сонно проговорил он.

– Солнце встало. Настал новый день.

– Рано, значит, рано, – проворчал он.

Осмелев, Гленна провела по его щеке, почувствовав под пальцами шрам.

– Значит, ты любишь поспать?

И охнула, когда мужчина подмял её под себя. Он навис сверху, внимательно смотря в глаза. Хмыкнул.

– Зимой да. Ночь долгая, день короткий. Солнце только встало, а дорога до Раата займёт всего ничего. Зачем спешить? К тому же если есть такой пир.

Он наклонился, коснувшись жаркими губами шеи. Гленна прикрыла глаза и выгнулась. Отругать себя у неё ещё будет предостаточно времени. Голова стала совсем пустой, когда Кома обхватил губами сосок и потянул. Прочь стыд, прочь глупые мысли. Когда она встанет пред богами, то скажет, что была счастлива, пусть и всего-то ничего.

И глаза его, почти чёрные смотрели с такой… жаждой.

– Мне нравится, когда ты так… урчишь, ― прошептал Кома.

– Ка-а-ак…

– Вот так.

Дыхание перехватило, когда он приподнял её и медленно вошёл. В груди родился тихий стон.

– Разве это так называется?

Дыхание коснулось виска, и Кома тихо рассмеялся.

– Я пытаюсь быть вежливым, ― и сам застонал. ― Ты сводишь меня с ума.

Гленна вцепилась в его плечи. Она умирала и заново рождалась, словно какой-то маг решил изменить законы мирозданья. Смешивалось дыхание, а тело стало таким лёгким ― того гляди взлетит.

А когда всё закончилось, то её совершенно внезапно охватил ужас. Такой всеобъемлющий, что даже дыхание перехватило.

Что же она наделала!