Алтарь для Спящего бога

Глава 20. Возмездие

– Не смотри так, – проворчал Кома.

Глафира фыркнула, но смотреть не перестала. И было во взгляде сестры не столько осуждение, столько снисхождение. После имянаречения она отозвала брата в сторону и настроена была предельно серьёзно.

– Я боюсь за тебя. Ты брат мне, родной. Одна кровь в нас.

– Не начинай то, за что потом будет стыдно, – бросил ей Кома и собирался уйти, когда Глаша схватила его за рукав кафтана.

– Постой, – она отвела взгляд, вздыхая так, будто бы собиралась нырнуть в прорубь. – Утром Альг мне кое-что поведал. Твой выбор мне не по душе. Токма ты давно уже мужчина и сам должен принимать как решения, так и их последствия.

– Благодарю за доверия, – ответ прозвучал куда более едко, чем Кома хотел. – Вы с Альгом обсуждаете меня за утренней трапезой?

– Мы обсуждаем лишь трудности и печали, что последует после, – Глаша посмотрела прямо. – Так всё это оставлять нельзя.

Кома сбросил руку сестры и отступил.

– «Это» ни оставлять, ни менять, ни что-то ещё я не собираюсь. Как только леди вернуться в Ларек, я уеду обратно в Раат составлять компанию тебе, Анике и Румпу, – Кома наклонился, сурово сведя брови. – Я тебя, сестрица, люблю без меры, потому и потакаю, токма не тебе учить меня уму-разуму. У меня своя голова, ею и живу. Глупость совершил, то ты и почуяла. Но то моя глупость.

Глаша охнула, поражённая его грубым ответом. Даже рот прикрыла рукой. Кома сам не ожидал от себя такой горячности. Всегда спокойный, предупредительный, при упоминании Гленны он вспыхивал, что сухая щепа. Сестрица отняла руку от лица и повела соболиными бровями.

– Я на секунду подумала, что ты и вправду совсем ума лишился.

– Глафира, – прорычал Кома, которому надоели бессмысленные разглагольствования, но сестра коротко рассмеялась да убежала к женщинам.

Гленна поправила сползшее одеялко и погладила укутанную в шерстяные платки головку Нагана. Тот сладко причмокнул губами, но не проснулся. Лежащий рядом с ним Акий гусеничкой пошевелился в пелёнках и серьёзно посмотрел на Гленну.

– Дети в этом возрасте доставляют меньше всего хлопот, – раздался за её спиной голос Глафиры.

Гленна резко выпрямилась и отпрянула от корзинки, опасаясь, что сестра Кома в очередной раз окатит её ушатом своего недовольства, но та миролюбиво похлопала женщину по плечу.

– А вот когда они начинают бегать, то едва удаётся посидеть несколько минут спокойно. Вест сразу побежал, отринув период, когда младенчикам положено ползать. Как и братец. Думается, что и Акий будет таким же, – Гленна бросила осторожный взгляд на корзинку, и её губы вновь расплылись в улыбке.

– Но пока они так сладко спят, можно перевести дух.

На эти её слова Глаша рассмеялась.

– Истина! Тебе пойдёт быть матерью.

Гленна тут же перестала улыбаться и хотела было отойти, поскольку этот разговор всё больше бередил старые раны, но Глаша остановила её.

– Я была неправа, – начала та, и Гленна была вынуждена повернуться. Женщина смотрела виновато.

– Не стоит.

– Я хотела защитить брата от…

– Глупостей, – понимающе закончила Гленна, но Глаша отмахнулась от её слов.

– От боли. Дело в том, что у нас с Кома разные матери. Моя умерла от лихорадки. Отец женился во второй раз, на южанке. Я помню, что на Алару он смотрел так, как никогда не смотрел на мою мать. Мачеха была славной, с добрым сердцем. Повитуха предупреждала, что ей нельзя рожать, и отец согласился на это. У него уже был сын, мой старший брат, и было кому передать… семейное дело. Однако Алара решила по-своему. Есений родился в самую тёмную ночь, и в ставни била такая буря, какой север не видывал многие года. Алара подарила ему жизнь, взамен отплатив своей. И Еся до одури боится повторения той трагедии. Когда я ходила с Вестом, он едва ли не пылинки с меня сдувал, на руках носил. Дошло до того, что мой муж запер его в сарае. А с Акием и того хуже… К тому моменту мой Божен уже ушёл к предкам, и иной поддержки я и желать не могла.

– Есений?

– Так, его зовут. Неужели ты думала, что Кома – настоящее имя?

– Зачем он скрывает его?

– Не скрывает. Так вышло.

– Тогда почему ты всё это мне рассказываешь.

Глафира прикрыла глаза, словно собиралась с силами.

– Чтобы ты поняла: я говорила те скверные слова только лишь потому, что не хотела повторения истории с Аларой. Ты не с севера, и тебе будет трудно… но Алара была болезненной женщиной, а ты иная. Стан гибок, да крепок, глаза зоркие и умные, сердцем не обделена. Дурное сделало, да то у каждого в закромах найдётся.

Гленна вскинула голову.

– Не понимаю о чём ты.

И теперь действительно пошла прочь, но Глафира нагнала её и преградила путь. Схватила за руку и вложила в ладонь холодный стеклянный пузырёк, а затем зажала в кулаке своими пальцами.

– Это девичья травка. Выпей сейчас. И потом тебе надо будет их пить. Я буду приносить. Советую пока не показывать Кома, – во взгляде Глаши заплясали хитрые искорки. – Он хоть и вырос, но пока некоторых вещей не понимает.

– Зачем?

– Так надо, – Глаша замолчала и хитро прищурилась. – Голова перестанет болеть.

Последние дни её и беспокоила голова, но Гленна всё списала на погоду, дорогу и пережитый испуг. Пузырёк она спрятала в складках юбки, предпочтя всё же выяснить, что это за зелье.

Герцог не возвращался. И будь с ним любая другая женщина, то можно было бы заподозрите недопустимое. Однако когда дело касалось Эрии, следовало ожидать всё что угодно. Так и представлялось, как бойкая девица пытается прирезать зазевавшегося герцога и счастливая убегает в закат.

– Я… спросить… хотела… – Смущённый голос Даниэлы отвлёк Гленну от кровожадных мыслей.

– Что случилось?

Девушка помяла в руках ворот шубки и краснее, что мак, тихо спросила:

– Давеча Оскольд… то есть лорд Вивьен спросил, знаю ли я, откуда дети берутся. Ну я и сказала, так он… попросил меня спросить у Аники о том. А я её совсем не знаю, – Дани ещё гуще покраснела. – Вы же… Я вам верю.

Гленна бросила хмурый взгляд на Оскольда, а тот лишь залихватский подмигнул. Мол, не его мужицкое дело, бабе рассказывать, откуда дети берутся.

– А откуда по-твоему дети появляются? – едва скрыв раздражение в голосе, спросила Гленна.

– Ну так, знамо дело, от Магдалины. Проходит она рядом с правильной женой, махнёт белым своим подолом, да появится у матери ребёнок.

– А муж тогда зачем нужен?

Даниэла приоткрыла рот и осторожно ответила:

– На праздники водить, подарки дарить, целовать… ещё чего делать.

Гленна приобняла свою наперсницу и отвела подальше от храма, дабы не осквернить его срамными тайнами.

Оскольд уже двадцать восемь лет топтал землю, да ни разу не доводилось объяснять девке, откудамна дети появляются. Невесту свою он уважал, и оскорблять всякими грубостями не желала. Потому направил к Анике, которая была хоть и остра на язык, да каждому нужное слово могла подобрать. Только Даниэла пошла к Гленне. Женщина бросала такие убиенные взгляды, что Оскольд на мгновение пожалел, что сам не отвёл несведущую во взрослых делах невесту к Анике. Прав братец-герцог – Дани ещё рано женой становится. В очередной раз подивился он жестокости и глупости отца её лорда. Подложить неразумную девку под герцога – такое только с нелюбимою дочерью можно совершить.

Наставница с его невестой отошли за ограду храма. Гленна, как всегда, серьёзная, тихо что-то рассказывала Даниэле. Девка покраснела, но слушала внимательно.

Обуянный любопытством, Оскольд незаметно подошёл к ним. Потому и оказался ближе всего, когда от дороги донеслось тихое рычание, а близ старостиного дома вспыхнул огонь. Ни на миг не задумавшись, Оскольд бросился вперёд. Гленна тоже заметила опасность и толкнула Даниэлу себе за спину.

Взметнулся огонь, поглотивший всё вокруг.

Эрия видела, как Оскольда отбросило в сторону. Его кафтан пылал, и охнувшая Аника, принялась крутить несчастного на снегу. Кома легко перепрыгнул ограду и кинулся на мага, но тут же бросился на землю, пропустив над собой огонь. Поднялся и тут же несколько ледяных кинжалов вонзилось в него. Прозрачный лёд окрасился кровью, но это не остановило его. Он всё так же неотвратимо шёл на мага.

Мэтр Мартал чудно́’ сложил пальцы и Кома оказался придавлен к земле. Он тяжело дышал, рычал, под кафтаном перекатывались мышцы, но сила держала его крепко.

Герцог остановился и попросил:

– Не делай этого, старый друг. Обратно не повернёшь.

Маг прищурился и сплюнул наземь. Эрия, которая не ожидала от себя такой прыти, обогнула герцога и встала между Гленной с Даниэлой и магом.

– Я вас не знаю, мэтр, – начала она и на мгновение замолчала, наткнувшись на пламень в глазах мэтра Мартала, но отступать было поздно. – Думаю, что на войне вы потеряли кого-то. Раз вы вините эту леди и желаете смерти ей, то тогда вам надобно и меня придать справедливому суду.

– Уходи, – прошептала Гленна. – Незачем нам вдвоём…

Эрия бросила на неё недовольный взгляд и продолжила:

– Я леди Эрия Кальдерон. Мой отец поднял своё знамя вместе с мятежным Кайя и был зато наказан. Я дочь его. Во мне его кровь. И если он повинен, то, стало быть, и я. Или нет? Я не восставала и не желала зла. Как и леди Гленна неповинна в деяниях брата своего, которые тот творил без её указки.

Она раскинула руки, открываясь магу. Пламя вкруг него всё высилось, злилось, лизало снег, в одно мгновение испарявшийся паром. А в глазах этого незнакомого человека видела Эрия свою смерть.

– Мартал нам незачем становится врагами, – продолжал увещевать Альгар, помогая подняться Кома. Тот заметно прихрамывал, а лицо заливала кровь.

Эрия не сразу поняла, что герцог просто тянет время. За спиной обезумевшего мага стоял старый Румп. Он медленно крутил руками, словно скатывал из воздуха невидимый шар.

Им не хватило всего несколько мгновений, прежде чем старый маг выпустил заклятие. Огонь вокруг мэтра Мартала погас, да и сам он расслабился, как и прочие. Потому быстрое движение его рук оказалось неожиданностью. Аника шла к Кома помочь и когда тонкая ледяная стрела слетела с протянутой руки, не успела увернуться.

Она сдавленно охнула и осела на руки герцогу. Румп выпустил сеть и та, обретя видимость, накрыла убивца с головой, придавила к земле.

Повисла тишина, в которой словно предзнаменование, послышались судорожные всхлипы. Эрия подбежала, опустилась рядом со старухой и тогда поняла, что это всё. Несчастная смотрела страшными глазами в небо и хваталась руками за герцога, а тот только беззвучно раскрывал рот и пытался зажать рану в груди сестры, из которой уже пропал кусок льда.

Румп оттолкнул Эрию, опустился в снег и принялся разворачивать полушубок. Да только не успел он и расстегнуть пуговицы, как Аника затихла, неразборчиво сказала несколько слов и замерла.

Снег вокруг пропитался алым. В воздухе витал запах дыма, горящего меха, крови и смерти.

Эрия осторожно подняла глаза на герцога и отпрянула. Её накрыла такая волна ярости, что придавила к земле.

– Альг, не надо, – испуганно сказал Румп, протянув руку.

Герцог отбросил её, вскочил, мотая головой, от чего чёрные пряди заслонили бледное, страшное лицо с горящим алым глазами. Он что-то беззвучно пробормотал и, развернувшись, побежал в сторону леса.

Румп прикрыл глаза покойницы. Где-то разрыдалась Даниэла. Стонал Оскольд. Кома, опираясь на плечо сестры, подошёл ближе, посмотрел на Анику и грязно выругался.

Над Радлом разнёсся тревожный перезвон колокола.

Румп сам спеленал мага какими-то заклятиями. Для верности убивца сковали цепями и оставили в сарае. Староста любезно предоставил свой дом, куда и перенесли Анику.

Эрия, Гленна и Глафира омыли и переодели покойницу. Глаша тихо всхлипывала, перебирая вещи женщины. Эрия расчесала длинные седые пряди и сплела две косы, уложив их венком. Оскольда уложили в кровать и Румп, долго рассматривая травы Аники, всё-таки смог перевязать воина. Кома сидел прямо на полу у двери и иногда встряхивал головой. Несколько раз к нему подходили, чтобы промыть раны, но он только и делал, что рычал и бросал гневные взгляды. Даже сестру он не подпустил к себе. Та, помаявшись, передала Гленне миску с водой и тряпки.

На неё Кома рычать не стал. Прикрыл глаза и ждал пока женщина сотрёт с него кровь. Когда же Гленна вознамерилась осмотреть не только голову, осторожно сжал её запястье и отстранил.

– Само пройдёт.

Глаша понимающе прищурилась и спросила:

– Тебя проводить?

– Нет. Вернуть к ночи.

– Но ты истечёшь кровью! – Воскликнула Гленна.

На эти слова мужчина печально усмехнулся, сжал её ладонь, поцеловал пальцы и тихо проговорил:

– Не сегодня, леди.

Так и ушёл, оставив Гленну в полной растерянности.

– Не переживай за него. Мой братец живуч не в меру.

Вскоре Гленне стало дурно, и Глаша увела её на свежий воздух.

Эрие и самой было нехорошо. Она поправила ленточку на вороте Аники и присела на табурет. По традиции эту ночь близким и родичам следует провести рядом с покойницей, а поутру… Но Эрия не была ни близкой, ни родичем этой необычной женщины. Герцог сбежал. Оскольд то ли потерял сознание, то ли уснул. Румп бессильно привалился к стене и едва мог усидеть на табурете. Кома ушёл по своим неведомым делам. Глаша неожиданно стала заботливой и не отходила от Гленны. Даниэла вместе с детьми притулилась в уголке и сидела тихая как мышка. Только Вест бесцельно сновал по комнате, не зная чем себя занять. Его метания раздражали.

– Спроси у старосты, в чём ему нужна помощь, – попросила Эрия, у которой голова шла кругом.

Парень вжал голову в плечи и выскочил на улицу.

Эрия сидела и рассматривала лицо Аники. Спокойное в своём последнем сне. Больше не будет забот и не станет донимать подступившая старость. За последние два года Эрия видела разные смерти: жестокие и кровавые, тихие и безмолвные, несправедливые, но смерть Аники стала чем-то иным – не просто несправедливостью, коих в мире предостаточно, а нелепой. Глупой.

И ей бы радоваться, что её мечта о мести герцогу осуществились, но с внезапной ясностью Эрия поняла – с того момента, как она увидела могилы близких, она не желала больше мести. К тому же такой жестокой. Герцог любил свою сестру. Испытывал к ней незатейливую, но потому прочную привязанность. Как ребёнок любит свою старшую сестру.

Как любил Эрию Сали, ей младший брат.

Да что там, даже до этого дня она и в мыслях не желала смерти Аники или кого-то ещё в Раате. Старуха приняла её как дорого гостя. Ни разу и словом не обидела.

Но плакать Эрия не могла.

Зазвенели колокольчики, и в комнату вошла Айне, наполнив всё небольшое пространство запахами мёда и сандала. Эрия подняла на ведьму тяжёлый взгляд, но та лишь вытерла катившиеся по щекам слёзы и, подойдя к Анике, поцеловала её в щёку.

– Спи спокойно, сестра. Пусть в небесном море тебя ждёт только радость и покой.

– Айне, – позвал её Румп.

Ведьма тряхнула волосами, словно сбрасывая с себя наваждение. Она пересекла комнату и опустилась рядом с Оскольдом на колени. Что-то шептала, водила руками над ожогами, поила из маленьких глиняных бутылочек, которые принесла с собой.

Жена старосты принесла нехитрый обед, но никто даже не притронулся к еде. Вернулись Гленна и Глафира, сели рядом с Эрией, а ведьма всё продолжала своё непонятное, чуждое колдовство.

Стало темнеть, когда она, пошатываясь, поднялась.

– Он будет жить, и жизнь его будет такой, какой он сам захочет, а потомки встанут у трона короля, – слова Айне падали, словно камни в бездонную реку. Она бросила последний взгляд на Анику и направилась к выходу, но у самого порога повернулась и тихо попросила: – Эрия, нам нужно поговорить. Идём.

В голове внезапно прояснилось, и Эрия вспомнила сон в минувшую ночь. Поляну, огонь, Айне и… Она поднялась, не обращая внимания на предостережения Глафиры, и шагнула вслед за ведьмой, едва не забыв накинуть полушубок.

Стемнело, лишь тонкая алая полоска заката угадывалась над лесом, в который сбежал герцог. Во дворе старостиного дома никого не было. Айне, как и была без шубки или иной тёплой одежды, замерла, покачнулась, но голос её был всё так же силён.

– Она не хочет, чтобы ты знала. И я с ней не согласна. Боги всегда мнят себя умнее людей, словно знают, чем мы живём, – резким движением Айне схватила Эрию за руку и пристально уставилась на раскрытую ладонь. – Ты его не простила.

– Простила.

– Нет. Ты смерила гордость, поступила так, как велит долг чести, но в твоём сердце не нашло место для прощения, – Айне сжала ладонь девушки в своими холодными пальцами. – Если ты не найдёшь в себе сил простить, то просто уезжай. Беги так далеко, как только сможешь. Не оглядываясь, не цепляясь за прошлое. Он не человек… не тот человек, который сможет сделать твою жизнь счастливой. Останешься и тебя будет ждать лишь горе и потери.

Ведьма напоследок коснулась щеки Эрии и пошла к сараю.

– Ты ведь его не выпустишь? – предостерегающе воскликнула девушка.

Айне печально улыбнулась:

– Мартал сам вложил свою судьбу в чужие руки. И не мне теперь ею распоряжаться.

.

Страх гнал его прочь от города. Только бы не повторилось. Не будет ещё одной вспышки. Он не отдастся во власть злобе и ярости.

Не помогало. Боль от потери, желание отомстить, разорвать проклятого убивца клокотали внутри. Огонь бежал по венам, вместо крови. Глаза застилала алая дымка.

Такие знакомые голоса безвозвратно потонули в клокоте, и только одно-единственное желание «не навредить» подстегало его. Там в глубине леса он будет безопасен.

Холод, быстрые движение и хлёстки удары веток остудили его. Альгар упал на землю и сгрёб ладонями снег.

Ушла. Исчезла. Пропала.

Её больше нет.

Крик разнёсся по чаще, поднимая в небо обеспокоенных птиц.

Альгар старался вспомнить каждое мгновение их жизни. От страшной бойни у Алтаря до последнего разговора в Раате, но родной образ ускользал от него. Распадался на отдельные кусочки, рассыпался в пыль, которую подхватывал ветер и уносил куда-то далеко-далеко.

«Ты Бог! Ты можешь всё!»

– Я не могу воскрешать мёртвых, – тихо ответил Альгар.

«Но ты можешь отомстить! Всем тем, кто виноват! Он там, беззащитный пред тобой. Пред всей твоей армией! Накажи его так же, как он наказал тебя – лиши его самого дорого. Он забрал у тебя сестру, а ты забери у него жену. Это будет справедливо.»

– Справедливо!

Не голос – рычание. Справедливости он жаждал всем сердцем. Всем по заслугам… В воспалённом разуме всплыли слова Эрии: «Вы не мстите. Вы разорвали этот порочный круг». Что она, дочь всадников Простора, та, кто смогла смерить свою гордость и принести клятву верности повинному в её несчастьях, скажет, если он поддастся слабости.

Трус.

Ты не Бог, ты жалкое существо, что питается людской яростью. Ты тот, кто боится вновь оказаться запертым в душной темнице страшной плоти под толщей земли и камня.

– Под лежачий камень вода не течёт, – с иронией сказала Келара.

Альгар приподнял голову, разглядывая стоящую перед ним Пряху. Та мяла в руках клочок шерсти, словно раздумывая выкинуть его или использовать.

– Чего ты хочешь?

– Того же, чего и ты – свободы. Я такая же заложница. Также жажду освободиться от своего бремени.

– Я не помню, – Альгар привстал и сел на колени, отёр лицо снегом. – Ты была там, в моей прошлой жизни?

– Была, – Келара улыбнулась.

– Что случилось? Ты знаешь!

– Правда не принесёт тебе успокоения. Она никому не нужна, по сути. Есть только то, что сейчас, а то, что было – не имеет значения. Прошлое остаётся в прошлом, а будущее нас ждёт за поворотом.

– Какое будущее я могу построить?

Во рту стало горько от собственных мыслей. Альгар помотал головой, словно мог стряхнуть с себя это гнилистое чувство.

– Значит, ты думаешь о будущем? – в голосе Пряхи прозвучало удивление.

– А как же иначе? Когда-нибудь я не сдержусь и тогда…

– Вот как, – она поднесла к глазам шерсть и спросила: – Чего же ты желаешь, Альгар?

– Я не человек Келара, чтобы спрашивать о моих желаниях.

Но та упрямо повторила свой вопрос:

– Чего желает твоё сердце, герцог Баккерель?

– Стать обычным. Стать… человеком.

Пряха не могла исполнить его желание. Она существует лишь для людских просьб, но та сжала в пальцах клочок шерсти и медленно кивнула. Подняла руку и под тонкими пальцами прямо из воздуха сотворилась прялка.

Присев на старый пень, Келара пристроила клочок шерсти на веретено, и проворные пальцы принялись за свою непростую работу. Тонкая серебряная нить заскользила в руках Пряхи.

– Это потребует времени. Много времени. А от тебя будет нужен лишь выбор. Один-единственный, который отличает зверя от человека.

– Какой? – Голос Альгара дрогнул.

– Человеческий, – глаза её блеснули. – Ты узнаешь об этом, если будешь смотреть внимательно. Здравствуй, медвежонок.

Огромный бурый медведь со шрамом на морде застыл между деревьев. Он поводил коричневым носом принюхиваясь.

– Всё в порядке Кома, – успокоил брата Альгар и поднялся. – А его ты не спросишь о желаниях?

Келара прищурилась, разглядывая зверя, и рассмеялась незлобно.

– Нет. То, чего он желает уже его, но он сам об этом ещё не знает.

Альгар на мгновение застыл, а затем тоже рассмеялся, да так, что медведь недовольно фыркнул. Он явно хотел ответить, но становиться человеком не собирался. Всё-таки зима, а стоять голышом посреди леса никому не хотелось бы.

Незаметно ярость отступила, и в голове стало тихо. Значит, можно возвращаться. Альгар поклонился Пряхе, коснувшись ладонью земли.

– Благодарю за помощь.

Та повела плечом и кивнула.

– Свидимся ещё, Змей.

Они вышли к кромке леса, где на пне лежала мужская одежда. Медведь отряхнулся и, кувыркнувшись, стал человеком. Кома зябко поёжился и принялся одеваться.

– У тебя много вопросов, – сказал Альгар.

– А у тебя есть ответы, но ты не станешь отвечать.

– А оно надо?

Полностью одетый Кома закрепил пряжку плаща и одёрнул кафтан.

– Змей? – осторожно спросил он.

– Змей, – подтвердил Альгар. – Как видишь, всё не так просто.

– Я знаю легенду. И сколько в ней правды?

– Столько же, сколько и лжи. Я не помню.

Кома подёргал себя за бороду и мотнул головой.

– О каком желании говорила эта женщина?

– Пряха может исполнить желание человека, но его он должен озвучить сам.

Они двинулись к городу. Альгар молчал долго. Он то уже знал и что за желание, и как оно исполнилось, но посчитал, что Кома должен об этом узнать сам.

Но брата мучил другой вопрос. Змей – древнее, страшное существо. Альгар мог и дальше держать это в секрете, но не лгать. Лгать брату – худшее прегрешение. Он начал свой рассказ с самого начала. И чем ближе был город, тем мрачнее становился Кома. Они остановились у частокола и долго молчали, смотря, как солнце заходит за еловые пики леса.

– Ты мой брат. Я знаю тебя много лет. Иного знания мне и не требуется.

Кома всегда говорил только то, что считал верным. Ему в равной степени были чужды ложь и подобострастие. Альгар несколько мгновений рассматривал протянутую руку, прежде чем скрепить слова рукопожатием.

– Эту ночь я хочу провести подле сестры, – сказал он, направляясь в город.