Ашер – 7

Глава 22

Хоть Лорд, этот наш рогатый баран, и нагнал жути рассказами про Краскона и его мутные делишки в Дальнегорске, но солнце шпарило так знатно, а ветер так приятно трепал волосы, что я почти выкинул из головы все эти заговоры. Погодка для морской прогулки — лучше не придумаешь. Я давно облизывался на то, чтобы научиться управляться с парусами. Меня хлебом не корми, дай порулить чем-нибудь, что летает или хотя бы резво скользит по воде. А уж вникнуть во всю эту морскую механику, понять, как там все эти веревки, блоки и полотнища работают, — это ж почти как с новым движком разобраться. Чистый кайф для технаря в душе.

Хотя, если честно, было немного… тревожно, что ли, покидать Остров Сканно. Как-то незаметно он стал для меня почти домом. Поэтому я и отбился от наших, устроился на корме в одиночку. Просто смотрел, как знакомые очертания острова медленно растворяются в синеве, и на душе скреблось какое-то непонятное чувство, похожее на тоску. Порылся в сумке и достал книженцию про Дальнегорск — это Бруно, наш предусмотрительный завхоз, не забыл прихватить. Начал листать. Судя по картинкам, остров и впрямь торчал из океана Ашена, как какой-то здоровенный шип. Были там и схемы — поперечное сечение с какими-то двумя «эшелонами» тамошнего общества, что ли. Любопытно.

Пробежался глазами по описаниям, и чем дальше читал, тем больше проникался. А когда разглядел рисунки, сделанные явно вручную — какие-то невероятные пещерные джунгли, целые леса из сверкающих драгоценных камней — так вообще. Сразу Жюль Верн на ум пришел, «Путешествие к центру Земли» или что-то в этом духе. И тот легкий мандраж, что был вначале, сменился азартным таким волнением: что же нас там ждет?

Вдруг за спиной раздался тихий смешок, похожий на перелив какой-нибудь дудочки или флейты. Ага, значит, мое уединение закончилось. Кто-то подкрался.

«Кто не спрятался, я не виноват», — усмехнулся я вполголоса, захлопывая книжку. Откуда только эта детская дразнилка в голове всплыла?

Снова тот же мелодичный смешок. Я невольно улыбнулся и, чуть вытянув шею, оглянулся. Интересно, кто это у нас тут такой веселый и незаметный?

«Ой, прости», — Иди снова рассмеялась, ее смех как колокольчик, и легко, как кошка, спрыгнула откуда-то сверху, с этих корабельных снастей. — «Правда, не могу удержаться. От тебя такие… ощущения идут, будто щекотно. И говоришь ты так… необычно. Признаюсь, я за тобой немного подсматривала. Наверное, даже больше, чем следовало бы».

«Вот как?» — протянул я, засовывая книжку за пояс. Мало ли, что у нее на уме. — «Даже не знаю, что и думать. Мне теперь волноваться или считать это за комплимент?»

«Думаю, и то, и другое понемногу», — лукаво улыбнулась она, подходя ближе. Руки заложила за спину — такая вся из себя невинность.

И только тут до меня дошло, что она переоделась. Вместо своего обычного закрытого, почти монашеского платья, на ней теперь было что-то простое, легкое, без рукавов. Для корабля — самое то, не сковывает движений. Да и, чего греха таить, выглядела она в нем… ну, очень даже. Прям очень.

— Так-так, — протянул я, не удержавшись и протянув руку, чтобы легонько коснуться ее пальцев. Они были теплыми и тонкими. — И почему же мне должно быть лестно твое внимание, м?

«Когда я сосредотачиваюсь, а ты рядом, я… я чувствую, как меняется твое настроение. У меня тогда будто бабочки в животе начинают порхать, и такое приятное покалывание по коже». Иди задумчиво накрутила на палец светлую прядь волос, отчего та стала еще более растрепанной. «Это похоже на чувство, когда стоишь на большой высоте, и дух захватывает. Весело».

— Занятно, — кивнул я, чуть крепче сжав ее тонкие пальцы. Тепло ее руки приятно согревало. — Ну а теперь колись, почему мне стоит волноваться?

«Тебе стоит волноваться, Макс Медведев», — прошептала эта удивительная женщина-антилопа, ее голос стал низким и обволакивающим. Она придвинулась еще ближе, вторгаясь в мое личное пространство, так что я ощутил ее тепло и тонкий, едва уловимый аромат каких-то трав. Мы дышали почти в унисон. — «Потому что, боюсь, куда бы ты ни пошел, я… я всегда тебя найду».

«Знаешь, а вот это меня как раз совсем не беспокоит. Ни капельки», — усмехнулся я, голос немного охрип от волнения. И, решившись, легко подхватил ее на руки. Она оказалась легче, чем я думал, почти невесомой. Прижал к себе и прислонился к борту. Так мы и стояли, в обнимку, глядя, как Остров Сканно превращается в маленькую точку на горизонте, а солнце, огромное и багровое, медленно опускается в море.

— Но ты все-таки волнуешься? — тихо спросила Иди спустя какое-то время. Она уютно устроилась у меня на руках, и ее палец легонько чертил какие-то замысловатые узоры у меня на предплечье. От этих прикосновений по коже пробегали приятные мурашки.

«Это ты опять чувствуешь мое… покалывание?» — спросил я, наклонившись и уткнувшись носом в ее волосы. Они пахли чем-то свежим, как летний луг после дождя, и немного солью от морского ветра.

«Твое беспокойство… оно ощущается, будто легкие крылышки бабочки касаются моей кожи», — задумчиво проговорила она и внимательно посмотрела на свою ладонь, словно и вправду могла разглядеть там это невидимое прикосновение.

«Ох, извини», — пробормотал я и инстинктивно попытался чуть отстраниться. Ну да, «бабочки на коже» — это, конечно, поэтично, но кто знает, может, ей это неприятно. Звучит-то все равно как-то… щекотно до дрожи.

— Нет-нет, не уходи, — быстро проговорила она и обхватила меня за шею, притягивая обратно. — «Это… это совсем не плохое чувство. Правда. Но мне вот интересно… может, я могу что-нибудь сделать, чтобы тебе стало легче? Чтобы ты не так волновался?»

«Я ведь никогда раньше не покидал Остров Сканно», — тихо признался я, устраивая подбородок у нее на плече. Ее кожа была такой гладкой и теплой. — «Какие они, эти другие острова? Расскажи».

«Я и сама никогда не была в Дальнегорске, — начала она своим тихим, каким-то убаюкивающим голосом, от которого по спине разливалось тепло, — но я побывала на всех других островах Ашена. Остров Глас — один из моих самых любимых. Там растут просто гигантские деревья, каких я нигде больше не видела. А местные жители, гласиане, — они такие… удивительно добрые, очень душевные. И потрясающие собеседники, если, конечно, у тебя найдется время и терпение их выслушать».

«Это насколько же много времени и терпения нужно?» — не удержался я от шутки, чуть приподняв бровь.

— О, очень, очень долго, — мелодично хихикнула она. — «Но поверь, это того стоит. Понимаешь, для них каждое произнесенное слово — это настоящее усилие, почти работа. Поэтому ты точно знаешь, что они никогда не бросают слов на ветер и говорят только то, что действительно важно».

«М-да, полезный навык. Пожалуй, этому стоило бы поучиться всем нам, а не только им», — задумчиво протянул я, глядя на убегающую за кормой воду.

«Это правда, у других всегда можно многому научиться», — сказала она с легким, каким-то мечтательным вздохом, откинув голову мне на плечо. — «А еще есть Южные Земли. Там живут в основном купцы, банкиры, всякие ученые мужи… Южане — они такие, знаешь, немного грубоватые и очень прямолинейные, зато дело свое знают туго. И при этом бывают добрыми и отзывчивыми до наивности».

«Ага, в нашем Бруно я это частенько замечаю», — усмехнулся я. Вспомнился его вечно деловой вид и одновременно готовность помочь. — «Да и Кристофер… Царствие ему небесное… таким же был. Прямой, как рельса, но с большим сердцем».

«Вот тебе и два ярких примера стойкого южного нрава». Иди легонько сжала мои руки, потом повернулась спиной к низкому борту кормы, глядя на волны. «Но больше всего на Южных Землях меня всегда привлекала астрономия. Звезды там… особенные».

«На Южных Землях? Астрономия?» — Я даже немного удивился. — «Серьезно? Не знал».

«Одна из немногих наук, которую эта их Верхушка разрешила южанам практиковать после того самого Восстания», — пояснила она. Голос ее стал серьезнее. — «Вообще, это довольно захватывающая история, которую, по понятным причинам, не афишируют. Ее не преподают ни в Ордене, ни в Академии. Но тебе стоило бы как-нибудь расспросить нашего Бруно о том, какую роль южному народу пришлось сыграть во времена Великого Раздора. Думаю, он расскажет».

— Возьму на заметку, — я криво усмехнулся и, не удержавшись, придвинулся ближе, обхватывая ее тоненькую фигурку. Мои руки легли на поручень по обе стороны от ее бедер, заключая ее в кольцо. От нее так приятно пахло… чем-то сладковатым и пряным. — «Так, стоп. Мы сейчас что, натурально флиртуем, углубляясь в исторические дебри и параллельно получая экспресс-курс по ашенской культурологии? Иди, дорогая, ты уж объясни мне, что тут вообще творится, а то я начинаю немного… теряться».

«Тс-с-с… Учитель говорит», — проворковала она таким сладким, тягучим голосом, что у меня аж мурашки по спине побежали. Голос этот мгновенно напомнил мне тот невероятный, ароматный мед, который мы пробовали на Празднике. И я, кажется, тут же поплыл, опьяненный ее внезапным соблазнением. — «Остров Наби… это суровая, почти безжизненная тундра, продуваемая всеми ветрами. Но его народ — люди честные и невероятно храбрые. Как твоя Рита. Она всегда стоит за правду и за своих, как и все набийцы. Это так горько и несправедливо, что к тем, кто, по сути, является опорой, костяком, могут относиться пренебрежительно. А на набийцев, увы, частенько смотрят свысока».

«Это еще почему?» — нахмурился я. — «Рита и правда не слишком любит распространяться о своем прошлом. Обычно отмалчивается или переводит разговор».

— Да, я могу себе это представить… У нее, должно быть, хватает таких воспоминаний, которые она предпочла бы навсегда запереть на семь замков, — тихо, почти шепотом, проговорила Иди. И вдруг ее ладонь легла мне на щеку. Легкое, почти невесомое прикосновение, но от него по коже словно пробежал электрический разряд.

В следующий миг я ощутил какой-то едва заметный внутренний толчок, и тут же меня захлестнула волна… волна такой глубокой, такой беспросветной меланхолии, что дышать стало трудно. Это чувство было острым и чистым, как ледяная капля воды, упавшая в бездонный темный колодец.

— Это… это что, Рита? — еле выговорил я, быстро моргая, чтобы смахнуть внезапно навернувшиеся слезы. От этого ощущения давящего, всепоглощающего одиночества у меня буквально перехватило дыхание и защемило где-то глубоко в груди.

«Это лишь слабые отголоски… или, как ты выражаешься, те самые „хлебные крошки“ ее эмоций», — тихо пояснила она, ее глаза были полны сочувствия. — «Я… я смогла передать тебе лишь одно из тех впечатлений, что поймала от нее при нашей самой первой встрече. Тогда это ощущалось гораздо сильнее».

«Но ей же… ей так невыносимо грустно!» — вырвалось у меня, и я торопливо смахнул влагу с ресниц. Сердце сжалось от сочувствия. — «Неужели она… она все время так себя ощущает?»

— Ох, мой дорогой, — прошептала она с такой нежностью в голосе, что у меня снова защемило сердце. Иди легонько, почти невесомо, поцеловала меня в каждое веко. Ее губы были прохладными и мягкими. — «Такой Рита была раньше. До того, как на ее пути произошло нечто очень важное, что-то, что перевернуло всю ее жизнь».

«И что же это?» — голос у меня сел. Я глубоко вздохнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Такой порыв поднялся — немедленно, вот прямо сейчас, сорваться с места, найти Риту и просто обнять ее. Обнять так крепко, чтобы она больше никогда, никогда в жизни не чувствовала этот ледяной, ноющий колодец вселенского одиночества.

— Ты, — одними губами прошептала Иди, и ее глаза, казалось, заглянули мне прямо в душу. А потом она медленно поднесла обе ладони к моему лицу, ее пальцы были прохладными и чуть дрожали.

И в тот момент, когда ее пальцы коснулись моей кожи, я снова ощутил этот едва уловимый «толчок». Только на этот раз ледяная пустыня одиночества, которую я почувствовал мгновение назад, внезапно взорвалась ослепительной сверхновой… такой невероятной, всепоглощающей волной тепла и любви, что у меня подкосились ноги. Я тяжело уронил голову ей на плечо, захлебываясь этим чувством, не в силах, да и не желая, ему сопротивляться.

— Это… это… — только и смог выдохнуть я, слова застревали в горле. А эта невероятная женщина-антилопа, Иди, просто обняла меня. Крепко-крепко, словно пытаясь удержать от падения или собрать по кусочкам.

— Да, мой хороший, да, — тихо-тихо прошептала она мне прямо на ухо, ее дыхание щекотало кожу. Голос был мягким и успокаивающим, как колыбельная. — «Теперь ты понимаешь? Вот что она чувствует к тебе. С тех самых пор, как ты ворвался в ее жизнь и все в ней перевернул. Так что можешь мне верить — тебе не о чем за нее так сильно беспокоиться. Она счастлива».

— Вот это да… — выдохнул я, все еще не веря. Осторожно отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза. В их глубине плясали теплые искорки. — «Я… я даже представить себе не мог. Ничего подобного».

Она улыбнулась — тепло, открыто, и от этой улыбки на душе стало еще светлее. Потом легонько, почти машинально, провела рукой по моим волосам, как будто пытаясь пригладить взъерошенные пряди. Жест был такой… домашний, уютный.

«Кажется, я немного переборщила со своим 'Прикосновением», — виновато улыбнулась она и кончиком пальца легонько провела по моей переносице. Ее прикосновение было прохладным и нежным. — «Я совсем не хотела тебя так расстраивать или… ошеломлять».

— Да все в полном порядке, — пробормотал я, мотнув головой, словно пытаясь стряхнуть остатки того пронзительного откровения, что обрушилось на меня от ее магии. — «Ты же помнишь, я говорил? Мне это… нравится. Даже если это немного… ошеломляет и выбивает почву из-под ног. Так на чем мы остановились? Про Остров Наби ты рассказывала?»

«Ах, да, точно». Она тут же вернулась к своей слегка покровительственной «учительской» манере и даже картинно кашлянула в кулачок. «Так вот, слушай. Набийцы когда-то были, мягко говоря, довольно диким племенем. Но потом они объединили силы с Дуэлянтами, вроде как окультурились, отказались от своих совсем уж зверских обычаев и стали основной силой — поставляли воинов и пехоту, чтобы отбиваться от Нашествий Демонов. Но Ашеры… эти ребята просто обожают свою иерархию, ранги и привилегии. В общем, они так и не дали набийцам настоящего, полноценного места в Верхушке».

— Погоди, то есть набийцы вообще никак не представлены в этой вашей Верхушке? — Я аж присвистнул от удивления.

«Они имеют право голоса только в так называемом Малом Круге, такой же статус, как у моего брата Байрона», — пояснила Иди, и в ее голосе проскользнула нотка горечи. — «За всю историю Ашена ни один набиец так и не вошел в состав главной Верхушки».

«Но почему так? — Я снова нахмурился. Что-то в этой системе меня коробило. — Это же черт-те что, а не представительство интересов. Какая-то дискриминация получается».

«Именно так, это совсем не так», — кивнула она с грустной улыбкой. — «Народ Озерного Края, например, тоже не допущен к главной Верхушке. Это наказание за их прегрешения во время Восстания. Им еще, если не ошибаюсь, лет этак пятьдесят отбывать эту епитимью, прежде чем кто-то из их представителей сможет претендовать на место наверху».

«Погоди, так набийцев тоже за что-то наказали? — не унимался я. — И именно поэтому их до сих пор держат на вторых ролях?»

«Нет, с набийцами всё сложнее. Главный аргумент против того, чтобы дать им место в Верхушке, — это, по сути, обыкновенный страх. Остальные твердят, что набийцы, дескать, слишком уж близки к своей животной природе, слишком дики и необразованны, чтобы принимать мудрые и взвешенные решения, необходимые для управления. А сами набийцы, в свою очередь, слишком горды, чтобы ломать свои устои и перенимать образ жизни, скажем, более цивилизованных „материковых“ жителей, обучать свою молодежь по их программам. У них другая главная цель — вырастить как можно больше сильных и выносливых воинов, будущих солдат для защиты Ашена».

«Но почему их самих-то это устраивает? — Я никак не мог этого понять. — Неужели им не обидно такое положение?»

«Они свято верят, что знают свою истинную цель в великом замысле Богини, и это их полностью устраивает», — мягко пояснила она. — «Понимаешь, набийцы — народ… прямолинейный, без особых затей. Они видят смысл своего существования в том, чтобы быть сильными и многочисленными, чтобы их род продолжался. А все эти игры со статусами, количество поколений в родословной, титулы — для них это все мишура, не имеющая реальной ценности».

«До чего же все… интересно и запутанно в этом вашем Ашене», — пробормотал я, лихорадочно пытаясь уложить в голове все эти новые факты и нюансы. Обязательно нужно будет потом все это хорошенько обдумать и, может, даже записать. — «Стыдно сказать, я ведь женат на набийке, а о таких элементарных вещах даже не догадывался. Слушай, Иди, а ты просто кладезь знаний по всем этим культурным заморочкам. Тебе бы впору официальным послом нашей миссии быть, серьезно».

— Опять это твое «шипучее беспокойство» заиграло, — снова рассмеялась Иди своим колокольчиковым смехом и быстро, шаловливо чмокнула меня в кончик носа. Я от неожиданности даже дернулся. — «Тебе совершенно не о чем беспокоиться насчет того, чтобы быть послом или кем-то в этом роде. Куда бы ты ни пришел, Макс, ты… ты будто сияешь изнутри. От тебя исходит такая сила и яркость, что люди невольно тянутся к тебе. Мне не нужно быть великим авгуром, чтобы знать — твое влияние распространится очень, очень далеко и принесет этому миру много добра. Увидишь».

«Ой, да брось ты… какой из меня „сияющий“? Я такой же обычный мужик, как и все вокруг, со своими тараканами в голове», — попытался я отшутиться, хотя ее слова, чего уж там, легли бальзамом на душу. — «Теперь-то я это точно знаю. И знаешь, я чертовски, просто невероятно рад, что ты ввязалась во все это приключение вместе со мной. Так что давай, продолжай свои штучки с „Прикосновением“, когда захочешь, и рассказывай мне все эти твои, якобы „занудные“, культурные подробности. Чем больше, тем лучше. Идет?» Я подмигнул ей.

Ее невероятные глаза — цвета грозового неба, глубокие и чуть печальные — испытующе заглянули в мои. Я знал, что она могла бы одним своим «Прикосновением» узнать все, что я чувствую, прочитать меня, как открытую книгу. Но она словно намеренно не стала этого делать, а продолжала внимательно изучать мое лицо, ища какой-то только ей ведомый ответ в моих глазах, в выражении лица.

Воздух между нами, казалось, загустел, наэлектризовался до предела. Это напряжение стало почти невыносимым, оно висело в воздухе, давило, и я чувствовал, как у меня перехватывает дыхание. Я уже не мог этого терпеть. Честно, не знаю, кто из нас сорвался первым, кто сделал этот решающий шаг навстречу, но в следующее мгновение мы уже целовались. Отчаянно, жадно, будто пытались утолить какую-то древнюю, первобытную жажду. Будто это был наш единственный шанс на спасение.

У меня предательски дрожали руки, и я никак не мог решить, куда их деть, где и как коснуться ее. Пальцы сами собой сжимались и разжимались. Я просто отчаянно хотел быть ближе, хотел чувствовать ее всю, полностью, быть окруженным ею, раствориться в ней…

Дзынь! Дзынь! Дзынь! Резкий, оглушительный металлический звон, будто кто-то со всей дури ударил по корабельному колоколу, заставил нас с Иди мгновенно отпрянуть друг от друга. Сердце ухнуло куда-то вниз. Мы резко обернулись на этот внезапный, грубый звук, но даже так, отстранившись, я чувствовал, как мои губы все еще горят от ее поцелуя, а кожа помнит жар ее прикосновений. Черт побери, какой же не вовремя!