По крайней мере, мне так всегда казалось. Даже сейчас складывается впечатление, что у этого неприкасаемого напрочь отсутствует базовое свойство организма — инстинкт самосохранения.
Все мы чего-то боялись, аккуратно, без лишних демонстраций. Мама боялась папы и старости. Папа боялся мамы и Свена. Свен боялся, что однажды Дагер станет выше него по званию или получит "героя" раньше него.
А я… Честно говоря, до войны у меня практически не было страхов, моя безопасность была незыблема. Статус, возраст, даже пол защищали меня, кажется, от всего на свете. Я всегда получала то, что хотела, и даже не могла представить, что может быть по-другому. Не только у меня, мне казалось, что так живут все. Что это нормально.
Я боялась только ящериц. Боже мой, этих безобидных ящериц. Похоже, один страх может вылечить другой… ведь вскоре настало время, когда я мечтала встретить хотя бы одну в нашем вымирающем от голода городе.
А тогда, в довоенном детстве, мне было достаточно только услышать шелест травы, разглядеть юркое чешуйчатое тело, чтобы начать заикаться.
— Ма… ма-ма-ма…
Но мама не слышала. Гвен Дуайт весело хохотала, сидя на веранде с соседками, такими же богатыми стареющими красотками, как и она сама.
Я забралась с ногами на скамейку, что стояла в саду, обхватила руками колени и, не мигая, смотрела вниз. Словно чувствуя мою слабость, ящерица замерла. Толстое, серое чудовище показало мне длинный раздвоенный язык. Её беззубый рот ухмылялся.
Мне казалось, нет ничего страшнее, чем вот так беспомощно смотреть на неё и думать, что она может забраться к тебе ночью в обувь или в кровать… но когда рядом со скамейкой появился Ранди, меня охватил настоящий ужас.
Пригнувшись, он неуловимым движением схватил чудовище. Ящерица задёргалась в его кулаке, мотая длинным хвостом.
— Нет! Не трогай её! — попросила я шёпотом, едва не плача. — Не убивай! Пожалуйста, Ранди, не убивай её. Просто выбрось.
Как если бы все вещи, попавшие в мусорное ведро, просто исчезали, как по волшебству.
Взглянув на меня, Ранди накрыл её голову второй ладонью и повторил движение, каким служанки выжимают тряпки. Я закрыла рот руками, когда он бросил дохлую ящерицу рядом со мной на скамейку, словно говоря: "вот, держи своё чудовище".
Я всхлипнула.
— Ты убил её… я же просила…
— Что? — Он озадачено хмурился, словно пытаясь уловить что-то в моём лице, в моих словах, ещё не известных ему.
Ранди к тому моменту было уже двенадцать, но он всё ещё учился говорить. Язык мимики и жестов он понимал куда лучше, чем мою сбивчивую речь. Ему достаточно было увидеть слёзы, чтобы понять, как нужно действовать. И теперь моё "нет" ставило его в тупик.
— Убивать… — произнесла я сбивчиво, глотая слоги. — Неважно кого… очень плохо… это самое плохое на свете… этого делать нельзя… это закон…
— Закон?
— Так папа говорит. — Я шмыгнула носом, продолжая смотреть на раздавленное животное. — Убивать можно только… только таким как Свен и Дагер. А нам нельзя.
— Свен и Дагер, хм. — Он пожал плечами, не глядя на меня.
Он знал, кто такой Свен. Он относился к нему спокойно. Ранди понимал, что полубрат — часть семьи, что в этом доме он — второй после отца. Что его безумно любит наша мать, что его люблю я, и ему, Ранди, придётся с этим считаться. Свен мог казаться ему избалованным, эгоистичным, заносчивым и безмерно болтливым, но наше родство извиняло любой его грех. Тогда как в Дагере Ранди видел чужака, опасность. Гарри казался ему слишком серьёзным, осмотрительным и взрослым — этому набору Ранди пока нечего было противопоставить.
Он чувствовал себя уязвлённым, но старался не подать виду. Схватив ящерицу, он швырнул её себе за спину в кусты, а я ещё долго смотрела на тёмное пятно, которое осталось после неё на светлом дереве скамьи.
Кажется, Ранди собрался опять исчезнуть в оранжерее, чтобы заняться там своими одинокими детскими забавами, но его остановила подоспевшая к нам мать. Она вспомнила о нас как раз вовремя.
— Сядь прилично, — одёрнула меня она, после чего повернулась к Ранди, доставая кружевной платок. — Ох, в чём ты вымазался? Какая гадость.
Она оттирала ему руки, а Ранди морщился, но терпел.
— Посмотри на себя. С твоей внешностью, мой мальчик, тебе достаточно просто поддерживать свой внешний вид в порядке, чтобы…
Ранди смотрел на меня, как мне казалось, выжидающе.
— Она говорит, что, если ты хочешь быть лучше остальных, тебе достаточно почаще мыть руки, — прошептала я. — Она то же самое говорила и Свену.
— Я в порядке, — проворчал он, смущаясь, но мама его не понимала. Никто не понимал.
— Ох, что за голосочек! — Соседки глядели на нас с умилением. Они уже так привыкли к чудачествам Гвен Дуайт, что воспринимали неприкасаемого в её саду как новую модную тенденцию в ландшафтном дизайне. — Что ты сказал, золотко?
Ранди хмурился, глядя на них исподлобья. Думаю, во всём происходящем его больше раздражала не их назойливость и птичьи голоса, сколько то, что заключённый в них смысл навсегда останется для него тайной.
— Ну что нужно ответить? — обратилась к нему мама, но строго, неласково.
— Она хочет, чтобы ты её поблагодарил, — подсказала я тихо.
— Спасибо.
— Ты совсем не стараешься! — досадовала госпожа Дуайт. — Ну почему ты такой странный? Это же так просто. Ну-ка, повторяй за мной…
Видя её недовольство, Ранди растерялся. Он пытался понять, но не её речь, а то, в чём он провинился. Его пристальный взгляд искал ответ в мимике её лица, но мама приняла это болезненное, сосредоточенное внимание за вызов.
— Что это ты удумал?
— Спасибо.
— Мне говорили, неприкасаемые все такие. Каждое их поколение тупее предыдущего, — шептались соседки. — И чего они от нас хотят? Необучаемые, дикие варвары. Да ты только взгляни на него.
— Э-э-э… спасибо?
И тут я поняла, что пришёл мой черёд его спасать.
— Я его всему научу! — заявила я, вытягивая его из кольца надушенных, наряженных в шёлковые платья женщин. — Говорить. Читать. Писать. Прямо сейчас!
Благородство? Отнюдь. Эгоизм чистой воды. Хотелось всем показать, как я умею. Доказать, что я лучше справлюсь задачей, над которой бьются великие умы страны. Ведь долгое время у нас верили, что тайнотворца можно обучить речи, нужна только особая методика. О контроллерах узнали не сразу. А тут вдруг я с таким апломбом: мол, всё смогу…
Бремя ответственности не тяготило меня, я никогда не задумывалась над тем, что мне стоит быть осмотрительнее в словах. Ведь Ранди воспринимал весь мир исключительно через призму моего мнения. Всё сказанное мной, автоматически возводилось им в ранг нерушимых истин. Он не сомневался: то, что плохо для меня — плохо для всех, а то, что хорошо — всеобщее благо.
Встреть он взрослого контроллера всё повернулось бы иначе. Ему нужен был другой человек. С принципами, с опытом. Тот, на кого можно было бы равняться. А чему я могла научить?
Но выбирать не приходилось, и вот…
Для меня было настоящим сюрпризом узнать, что Ранди оказался не таким идиотом, каким его все себе представляли. Я привыкла слышать о том, какие тугодумы все эти неприкасаемые, а тайнотворцы — худшие из них.
Он быстро научился читать. Это было для меня самое главное — научить его читать, а остальное доверить книгам. Благо у нас была роскошная библиотека, к которой он, однако, долго не решался подступить. А когда всё-таки осмелился… сколько книг он прочитал? Не больше десяти до того как вся библиотека взлетела на воздух.
Да, до войны всё было по-другому… Я даже представить себе не могла, что жизнь может так внезапно меняться. Что я могу бояться кого-то кроме ящериц. Бояться неба. Боятся, что вот сегодня Ранди не проснётся. А особенно боятся молодых мужчин.