Атомное комбо

51 глава

Это было провокацией. Очередной попыткой взять на слабо, которые всегда срабатывали в случае с ним, с Ранди, но никогда — со мной. Поэтому я ушла из кухни, а он из дома, бесшумно, так, что я до последнего была уверена, что он никогда не повторит ошибку.

Оказавшись в гостиной, где прохлаждался Дагер, я обнаружила его валяющимся лицом вниз возле дивана. Он повалил штатив и разбил бутыль с физраствором. Игла распорола ему руку, и комиссар, не приходя в сознание, заливал пол кровью. Из него вытекло пол-литра, не меньше, к тому моменту, как я появилась на пороге.

Окликнув Атомного, я приблизилась к затихшему Дагеру и проверила его пульс. Похоже на полу в окружении осколков по уши в собственной крови комиссару было удобнее. Уже второй раз за неделю нахожу его в подобном положении.

— Ранди! — Я выбежала в коридор. — Помоги мне с…

Но в доме его не было. Не было и на крыльце. Он не сидел на ступеньках и не курил сигарету за сигаретой как в прошлый раз, стирая злость табачным дымом, поэтому мне пришлось разбираться с Дагером самой. Плевать. Как будто никогда раньше мне не приходилось таскать на себе раненых мужиков.

За эти несколько дней мне вообще довелось много чего вспомнить. Подражая Хизелю, я притащила из кабинета, в котором денно и нощно надрывался телефон, граммофон с бедной коллекцией пластинок. Не скажу, что я верила в чудодейственную силу музыки, но она заглушала стоны, мечущегося в лихорадке, Дагера. Хотя тут противоречие на лицо: его стоны боли мне было слушать приятнее, чем медовый голосок Евы Кокс. Говоря «заглушала», я имею в виду «убаюкивала».

Так что, да, комиссар напоминал ребёнка не только своей беспомощностью. По этой причине (кроме прочего) я не могла сорвать на нём свою злость: он напоминал брошенного младенца, хотя был почти вдвое старше и больше меня. К тому же я начала верить, что он не выживет.

Беспокоило ли меня это? Ещё как. На войне мёртвые — обычное дело, а что делать с трупом во вражеском тылу я не имела ни малейшего понятия. Тем более, если это будет труп лучшего друга полубрата. Свен, безусловно, захочет увидеть его, попрощаться и похоронить со всей мишурой, которая полагается офицеру, и разобраться в причинах его смерти.

Хотя основная причина тут — глупость. Умереть из-за отрубленного мизинца… Трудно представить, что с ним стало бы, попади Гарри на фронт.

Но, как оказалось, я хоронила его преждевременно. Через пару дней лихорадка стихла. Ночь, перед тем, как очнуться, он спал спокойно, настолько, что я не раз подходила, чтобы проверить, дышит ли он.

На следующее утро, во время перевязки, Дагер открыл глаза. Я как раз подумала, что это было бы очень кстати: гадая над тем, как бы поквитаться с Ранди, я решила, что лучшим вариантом было бы уехать без него. Позволить ему и дальше бродить по злачным районам города сколько душе угодно, а самой укатить в столицу, прихватив Дагера. Оставить Атомного одного и ни с чем… боль, которую он познал бы в ту минуту, искупила бы нанесённую мне обиду. Возможно, этот урок отучил бы его исчезать в самые неподходящие моменты.

Конечно, он бы довольно быстро сориентировался и нашёл меня, и его расплата за такие фокусы была бы куда менее изящной.

— Спасибо, — прохрипел Дагер, когда я завязала аккуратный узелок на свежей повязке. Вероятно, он уже давно пришёл в сознание, и всё это время просто претворялся бревном.

Подняв голову от работы, я едва не рассмеялась.

— Обращайся. В конце концов, у тебя осталось ещё девять пальцев, и я могу в любое время помочь тебе от них избавиться.

Он пропустил мою угрозу (шутку) мимо ушей. Моргая и щурясь в попытке прояснить зрение, комиссар огляделся.

— Всё… плывёт… и этот звон…

— Это телефон, — ответила я, убирая старые бинты и лекарства. — У тебя на удивление много друзей, которые о тебе беспокоятся. Я-то думала, что уже рассказала всему Ирд- Аму о том, что ты намедни подцепил жуткую заразу в квартале удовольствий. Видимо, они звонят, желая узнать пикантные подробности.

Это показалось Дагеру чертовски забавным.

— У меня здесь нет друзей.

— Как удачно. Не хотелось бы, чтобы они вломились сюда и обвинили меня в том, что я за тобой не уследила.

Гарри поднёс забинтованную руку к лицу, поморщившись в подобии печальной улыбки.

— Ерунда. Совсем не больно.

Похоже, он рассуждал так беспечно потому, что практически ничего не помнил из того вечера. Он знал лишь, что сам решил так поступить и что его на это толкнули некие благородные порывы. Как всегда.

— Ты под анальгетиками. Не пройдёт и трёх часов, и ты полезешь на стену.

— Хорошо. — Его ответ сбил меня с толку.

— Да что с тобой такое? Ты ещё хуже «псов». Их верность хотя бы можно объяснить, а что насчёт тебя?

Конечно, требовать от него ответов на такие сложные вопросы было ещё слишком рано. Обдолбаный и слабый, он не смог бы даже имя своей матери вспомнить. Хотя, судя по тому, как он морщил лоб и шевелил губами, Дагер изо всех сил пытался сформулировать достойное объяснение.

— Да, ты прав. Какая разница? — согласилась я, поднимаясь с дивана и проходя к граммофону. — Оставлю тебя в более интересной компании. Ты не знаешь, но госпожа Кокс сыграла большую роль в твоём выздоровлении. Пока ты валялся в коме, жёнушка Свена разговаривала с тобой, и, как видно, её призывные речи на тебя подействовали. Не забудь поблагодарить её при встрече, которая, надеюсь, состоится совсем скоро. — Он открыл рот и приподнялся, но я не дала ему вставить слово. — Я хочу, чтобы она состоялась как можно скорее. Мне уже не терпится познакомиться с невесткой и племянниками. Чтобы ты меня с ними познакомил. А для этого тебе нужно поскорее прийти в форму, так что прояви чудеса понимания в очередной раз. Ляг и на этот раз будь аккуратнее с капельницей.

Само собой, он не позволил мне и дальше хозяйничать в его доме. Не прошло и часа с нашего разговора, а Дагер поднялся, нашёл, что натянуть на задницу, и по стенке добрался до кухни. Не для того, чтобы положить конец моему своеволию и напомнить, кто у кого в гостях. Всё дело в любопытстве. Пластинка отыграла, и ему стали слышны звуки, которым место разве что в слесарной мастерской, но никак ни в его доме, на кухне.

— Что это? — прохрипел комиссар. Как ни странно, но, даже лёжа под капельницей, он выглядел не так паршиво, как теперь, стоя на пороге. Всем своим видом он давал понять, что раньше, чем через две недели, нам в столицу не попасть.

— Твоя ножовка, — ответила я, возвращаясь к работе. На столе передо мной лежали наручники. — Откопала её, когда искала, чем бы взломать сейф.

— А.

— Перепробовала всё, что нашла в кладовке. — Прежде чем он усомниться в моих умственных способностях (ножовка, лом, отвёртка… с таким же успехом я могла бы взять против сейфа зубную щётку), я добавила: — Просто скуки ради.

— И долго… пришлось скучать? — Он пощупал небритый подбородок, прикидывая.

— Шесть дней.

— Не смертельно, — облегчённо вздохнул Дагер, как если бы рассчитывал услышать более впечатляющие цифры.

Он воспринимал всё с противоестественным спокойствием, которое я списала на действие наркотиков, а не на то, что комиссар просто радовался жизни и нашему примирению. И тому, что Атомного нет поблизости.

— Не смертельно? Для кого как. — Моё недовольство заглушил скрежет лезвия по упрямой калёной стали, и когда Дагер переспросил, я бросила: — С барахлом из твоего сейфа было бы куда лучше.

Откровенно говоря, дело не в деньгах, а в спортивном интересе. Я хотела вскрыть замок. Меня тяготило это, словно нерешённая головоломка, над которой я билась уже не одну неделю. И Дагер дал мне отгадку прежде, чем я его об этом попросила.

— Это дата? Я так и знала. — Налегая на ножовку всем телом, я думала над озвученными цифрами. — И что это? Чей-то день рождения? Нет? День, когда ты кому-то в чём-то поклялся?

Дагер пожал плечами и отошёл к раковине, чтобы выпить воды.

— Свену, конечно.

— Нет.

— Значит, моей матери.

Он опять покачал головой, и я уставилась на его затылок, недоумевая. Были клятвы, которые он давал не членам моей семьи? С ума сойти.

Я мысленно переставила цифры, предположив:

— А… Это событие, как видно, ещё не наступило.

— Вроде того. — Осушив стакан, Гарри мазнул здоровой ладонью по губам и обернулся. — Это дата моей свадьбы.

Дагеру пора бы уже запомнить, что разбрасываться подобными заявлениями небезопасно, когда я держу что-то, что можно использовать как оружие.

Не знаю, почему эта новость пришлась мне не по душе, ведь она открывала блестящие перспективы для мести. Но, чёрт, женатый Дагер? Любящий и любимый? Смотрящий на кого-то так же, как некогда на маму? Находящий понимание, утешение и почёт? Будущий муж и отец? Этот гнусный предатель? Помимо того, что он был недостоин семейного счастья, он сделал соучастницей своего преступления ирдамку. Это удваивало его грехи, за которые, казалось бы, он уже расплатился.

— У тебя есть невеста?

Боже, он ведь только что об этом сказал. В достаточной мере чётко, чтобы избежать подобных уточнений. Да и какой в них смысл? Повтори Дагер это хоть сотню раз, поверить в это было бы так же сложно.

— Они с Евой родственницы. Кузины. Мы познакомились давно, когда…

Он усугублял своё положение с каждым новым словом. Мало того, что он решил породниться с врагом, так он ещё выбрал для этой цели семейство, которое уже виновато передо мной в подобном.

Пока он рассказывал об обстоятельствах их знакомства, я вспомнила пачку надушенных писем от некой Уитни.

— Похоже, ты только о ней и думаешь, раз за всё это время ни словом о ней не обмолвился, — вставила я, хотя и понимала причины его молчания. Во-первых, он не хотел, чтобы его женщина попала на прицел. Во-вторых, его личная жизнь нас не касалась. — Но ты, несомненно, скажешь на это, что подобную драгоценность следует держать подальше от завистливых глаз.

— Нет, я… это… — Дагер улыбнулся рассеянно, как мальчишка. — Это, скорее, брак по расчёту. Она, конечно, прекрасная девушка, но когда я…

— Какой может быть расчёт в таком замужестве? — Я махнула в его сторону ножовкой. Как будто передо мной стоял не красивый, сильный, отзывчивый мужчина, а безродный, нищий калека. — Считаешь себя удачной партией? Ни состояния, ни совести, ни мизинца. Палец, на который она должна была надеть обручальное кольцо, ты отрезал по желанию другой.

Помрачнев, комиссар очень тихо добавил:

— И ей об этом знать незачем.

— Ты за кого меня принимаешь, если думаешь, что я стану шептаться с твоей женщиной о тебе?

Мол, мне нет дела ни до первой, ни до второго. Как же.

Я принялась за работу с яростью, уже через минуту распилив среднее звено короткой цепи наручников. Всё во мне кипело от гнева, а Ранди снова не было рядом, чтобы стать свидетелем очередного нанесённого нам оскорбления.

— Что ты делаешь? — Дагер до последнего не хотел вмешиваться в мои забавы, но принуждённое молчание толкнуло его на подобные банальности.

— Ошейник. Нравится? Хочешь себе такой же? Держи, у меня остался один.

Дагер поймал один из браслетов, просто потому, что иначе ему за ним пришлось бы наклоняться.

— Так Ранди не дома? — Я не ответила. — Думаю, он вернётся до комендантского часа.

Комендантский час, чтоб меня? Его не в силах остановить даже я, что говорить о правилах, придуманных врагами, которым подчиняются враги и которые действуют на вражеской территории?

— Напрасно, — бросила я, сметая металлическую пыль со стола и пола. — После одиннадцати у него начинается основное веселье.

— Ладно. Но если он попадётся…

— Не попадётся.

Хотя меня это мало беспокоило даже при ином раскладе. Заключение стало бы для Ранди отличным уроком покорности. Я не стала бы просить Дагера хлопотать за него, но навестила бы его сама. Затем, чтобы рассказать о своих планах, в которых он не значится лишь потому, что сам так решил.

— В детстве он был таким тихим и осторожным. Постоянно меня избегал. Да, кажется, я ему никогда не нравился. Тогда меня это задевало, а теперь… лучше бы он меня избегал и дальше. — Дагер постарался найти общую тему, но едва ли мне хотелось говорить сейчас о Ранди или вспоминать былое. — Знаешь, здесь контроллеры пользуются особым почётом. Это элита армии, и я всегда в некотором роде завидовал им. Но теперь… Я не хочу сказать, что тебе с ним не повезло, но такие, как он… Будучи контроллером, ты не можешь его контролировать. И уже никогда не сможешь. Ни ты, ни кто-нибудь ещё.

Как будто отрубленный палец давал ему право учить меня жизни или порочить репутацию Атомного. Хотя Дагер не сказал ничего, о чём бы я сама не думала раньше.

— Пусть развлекается. Он заслужил это как никто другой. Не переживай, на моей памяти он никогда не дрался с мужчинами, которые не давали повода, и не трахал женщин, которые не хотели этого.

— Я не за него переживаю. Неприкасаемым свойственен разгульный образ жизни, это в их природе. Из них никогда не вырастало порядочных людей. Но ты… В былые времена я бы сказал тебе держаться от него подальше. И не потому что «пёс» — неподходящая компания для леди, а потому что он — плохой мужчина.

Ты даже не представляешь насколько.

— Твоя забота очень трогательна, но неуместна. — Я разглядывала аксессуар, который идеально подойдёт регулярно срывающемуся с «поводка» Атомному. — Мне всё равно, чем он занимается и с кем, потому что он неизменно возвращается ко мне.

И если бы Ранди объявился в эту саму секунду, я бы продемонстрировала комиссару его абсолютную покорность. Например, я могла бы сказать, что «Атомный» неподходящая кличка для такого неприкаянного, блудливого животного, и что отныне его будут звать «Бродячий». И раз ему самому по душе роль пса, который бегает в темноте по подворотням в поисках об кого бы почесать клыки и кому бы приткнуть член, пусть просит прощение по-собачьи. Я бы сказала ему:

— Становись на четвереньки и ползи.

И он бы сделал это. Дело тут не в раскаянии или подчинении. Просто Ранди не отказался бы лишний раз доказать мне, себе и кому бы то ни было нерушимость наших уз — безумных, но крепких.

И я бы вручила ему в ответ на его покорность «поводок».

И он бы тут же надел его и сказал, что будет носить его не снимая, а я бы ответила:

— Конечно, будешь. Ведь ключ я выкинула.