Атомное комбо

31 глава

Плеть — любимую игрушку своего тайнотворца — Голдфри придержал для более подходящего случая, посадив Ранди на цепь. Три дня в карцере на одной воде. Роль карцера играла низкая, тесная землянка в окопе, в которой держали "языков" в перерывах между допросами. В ней нельзя было встать в полный рост или лечь, вытянувшись. В общем, в могиле и то просторнее, но, думаю, Ранди не привыкать. Слово "карцер" должно звучать для него как "дом, милый дом", ведь, видит бог, чуть ли не треть своего пребывания в Центре он провёл запертым в одиночке.

Если Ранди и расстроил такой исход, то виду он не подал. Не то чтобы он считал себя виноватым и заслуживающим наказания, но… гауптвахта? Даже воду будут давать? Это никак не коснётся его контроллера? Отлично, наконец-то он сможет выспаться. Это была прекрасная возможность обдумать всё порознь, например состоявшуюся спонтанную месть. Но отчего-то, думая о ней в одиночестве, я приходила к выводу, что совершенно не чувствую облегчения. А ещё все эти косые взгляды…

Когда я пришла к месту его заточения, Пресвятой встретил меня почти скучающе. (Ну конечно, как будто Голдфри мог предоставить Ранди самому себе, не приставив к нему сторожевого пса).

— Какого чёрта? — поинтересовался он, сосредоточенно оттирая древко знамени от грязи и крови. — Понимаю, командир прервал вас на самом интересном моменте, но если ты думаешь, что я позволю вам закончить начатое, то ты ещё глупее, чем кажешься.

И это мне сказал тайнотворец-атеист, который перед каждым боем брал благословение у священника, хотя они не только не понимали друг друга, но и взаимно презирали.

Но я не перечила и не огрызалась, Пресвятой был нечувствителен к угрозам, грубостям и повышениям тона. Он ведь жил с Голдфри, поэтому подобное для него — наскучившая обыденность, тогда как приветливое, нежное слово — событие. Как часто он слышал их непосредственно в свой адрес? Слышал ли когда-нибудь вообще?

— …но на самом деле ты в душе добряк, — разливалась соловьём я. — Если позволишь мне поболтать с ним пару минуточек, то точно попадёшь в Рай.

— Никто из нас не попадёт туда. — Он до последнего не воспринимал меня всерьёз, но, намекнув на счастье, недостижимое ни в этой жизни, ни в следующей, я задела его за живое. — Ни я. Ни ты. Уж точно не после сегодняшнего.

Меня обвинял в жесткости самый жестокий убийца батальона? Стоило задуматься, в самом деле…

Поднявшись, Пресвятой достал нож и метнул его себе под ноги. Лезвие ушло в землю по самую рукоять, отчего-то заставляя меня сглотнуть.

— Пойду отолью, — пробормотал "пёс", напуская на себя обманчивое безразличие. — Не заходи за черту.

Я до последнего не верила, что он уступит. Надеялась, до такой степени, что пришла сюда, но не верила. Возможно, это его прозвище не так уж и противоречит его сути? Тогда что связало его и бездушного Голдфри? Наверное, всё те же тесты на совместимость.

Проводив Пресвятого взглядом, я посмотрела на воткнутый в землю нож. Между ним и дощатой дверью было не больше метра. Я могла представить, как Ранди сидит, прислонившись к ней спиной. Там, внутри, холодно, сыро, темно и одиноко, но почему-то именно Ранди задал вопрос:

— Ты уже соскучилась по мне?

Его голос звучал совсем рядом, так отчётливо, словно между нами не было никаких преград. Даже этого проклятого ножа.

— Ха-ха, — бросила я без всякого намёка на смех. — Похоже, у тебя там сплошное веселье.

— Если закрыть глаза и вспомнить, чем я занимался пару часов назад, здесь вполне сносно.

Пару часов назад? Я прикусила губу, думая отчего-то совсем не о Кенне Митче. Возможно, Ранди тоже?.. Или же мысли о мести приятнее мыслей о том неожиданном поцелуе? Едва ли мне хватит смелости спросить.

— Н-ну да, — протянула я. — Тебе так развлекаться ещё долго, а я…

— Тебя кто-нибудь обидел? — перебил меня Атомный, и я долго молчала, вспоминая недавние косые взгляды солдат. — Пэм, просто назови мне имена этих недоносков! Прямо, мать его, сейчас!

— Ты думаешь, кто-нибудь решится приблизиться ко мне после сегодняшней демонстрации?

Очевидно, по батальону поползли слухи о нас — "съехавших с катушек мясниках". Те же, кто худо-бедно владели ирдамским, нашептали остальным о причине такого зверства.

Похоже, ублюдок сильно досадил им в прошлом. Изнасиловал её мать, кроме прочего.

Если уж Атомный переломал мужику все кости и перерезал горло, отыгрываясь за надругательство над женщиной, практически ему чужой, то что он сделает за посягательства на честь его дражайшего контроллера?

— Оставить тебя на три дня… — тихо ярился Ранди, как будто только сейчас понял истинный смысл своего наказания. — Среди этих отбросов, которые при любой возможности…

— Многие из них, конечно, отбросы, — согласилась я, доставая из кармана небольшой свёрток, — но они сами себе не враги. Все понимают, что ты рано или поздно выйдешь.

— Ты слишком полагаешься на их рассудок, — пробормотал Атомный, стукнувшись затылком об дверь в жесте протеста против тесноты, замкнутости и порядков Голдфри. — Ты живёшь в мужском обществе уже без малого пять лет, но всё ещё веришь в их благородство?

— Нет… Благородство? Я видела, как нас предал самый благородный из них. Теперь я не верю никому, но ты…

— Я?

Ты же тоже мужчина. Проклинать их всех поголовно, значит проклинать и тебя. Ведь ты другой… Другой ведь?

— Просто не думай, что ты в чём-то виноват, — ответила я, подсовывая свёрток под дверь. — Митч должен был умереть сегодня, командир не смеет с этим спорить.

Послышался шорох разворачиваемой бумаги и глубокий, долгий вдох.

— Ты ничего не боишься, правда? — проговорил Ранди без всякой иронии. — Ни эту гниду Митча, ни майора. Если Голдфри узнает, что ты приходила сюда, да ещё с этим…

— Тебя лишили еды, но о куреве командир не сказал ни слова. — Я слышала, как щёлкнула трофейная зажигалка. — Надеюсь, с такими "подружками" тебе будет не так скучно здесь.

Я представила, как Ранди улыбается, с наслаждением прихватывая губами одну, глубоко-глубоко втягивает в себя дым, перекатывая его на языке, словно леденец.

"Ревнуешь меня даже к сигаретам?" — спросил он однажды в шутку, но только теперь я задумалась над этим.

Какого чёрта? Он там с ними, а я здесь. Прикасается к ним, дышит, а я не имею права даже смотреть на него.

Ага, и что дальше? Я начну завидовать его одежде?

Накрыв рот ладонью, я чувствовала, как кровь приливает к щекам.

— Послушай… — пробормотала я, всё ещё гадая над тем, стоит ли затрагивать эту тему. — Где ты научился… этому?

— В Центре, — ответил Ранди без малейшей заминки, как если бы мой интерес был совершенно безобиден, как и его прошлое в этом Центре.

— Да? Ясно. — Я неловко посмеялась, проводя большим пальцем по нижней губе. — Ты был очень старательным учеником.

— Просто это не так сложно, как кажется.

— Ну что ты. Не скромничай. Уверена, тебе понадобились долгие часы практики.

— Не без этого. Но у меня была огромная мотивация научиться делать это как положено.

— Ну и… хм… кажется, ты вошёл во вкус

Ранди помедлил, прежде чем напряжённо уточнить:

— А если и так, тебя это смущает?

— Нет, что ты, — солгала я, пряча безумную злость за понимающим тоном. — Если тебе это нравится…

— А тебе нет?

— Как сказать?.. У меня меньше опыта в подобного рода вещах.

— Отсутствие опыта не помешало тебе быть на высоте. — Я знала, Ранди улыбался, глядя на алеющий кончик сигареты. — Пэм… ты была хороша. Ты была великолепна.

— Ха-ха, не льсти мне. — Я расшатывала пальцем воткнутый в землю нож. — Наверняка, и вполовину не так хороша, как женщина, которая тебя этому научила.

Ранди поперхнулся дымом. Это было что-то из ряда вон, чтобы он, ладящий с самым крепким табаком с детства, мог ослабить контроль и позволить ему взять верх. С таким же успехом он мог упасть на ровном месте.

— Какая ещё, — прохрипел он, — женщина?

— Ты знаешь. Не прикидывайся идиотом, и не делай дуру из меня. Женщина, Ранди, которая научила тебя всем этим фокусам с языком.

— Разве ты говорила не о Митче? — Он никак не мог восстановить дыхание. — О том, как я вспорол ему глотку.

— Нет! — бросила я раздражённо. — С чего бы мне?..

Я прикусила язык прежде, чем успела сознаться в том, что не считаю нужным наслаждаться мыслями о состоявшейся мести. Что больше долгожданного убийства меня волнует то, что случилось после. Этот поцелуй, предназначенный не для лечения, утешения или благословения.

— Пэм. — Я не отзывалась. — Ты такая послушная. Я сказал тебе больше не думать о Митче, и ты всё это время думала обо мне.

— Делать мне нечего, — прошептала я, умирая от стыда.

— Тебе это настолько понравилось? — Что-то случилось с его голосом. Возможно, из-за дыма он стал звучать так хрипло, низко и совершенно незнакомо. — Даже больше убийства Митча?

— Нет.

— Если бы не появился майор, ты позволила бы мне продолжить? Если бы мы были одни…

— Нет.

— Ты хотела этого не меньше моего.

— Нет.

— Чёрт возьми, да! — глухо прорычал он. — Не лги мне! Никогда, а тем более теперь, когда я не могу даже посмотреть на тебя!

Его внезапная злость (или то, что было очень на неё похоже) обескуражила меня. Отрезвила.

— Пытаешься меня в чём-то обвинить, а? — вспылила я, вскакивая на ноги. — Я тебе лгу? Я никому язык в рот не пихала в твоё отсутствие! У меня даже мысли такой не возникало, тогда как ты практиковался в этом по десять раз на дню. Неудивительно, что ты не захотел приезжать ко мне в тот раз. Как бы ты прожил пару дней вдали от своего умелого "учителя".

Ранди включился в игру незамедлительно.

— Не забывай, кто меня туда пнул! Умоляла едва не на коленях освободить тебя от моей назойливой опеки хотя бы на два года. Два года, мол, какая ерунда. Или это не твои слова? Ничего этого не случилось бы, если бы ты…

— Не обвиняй меня в своих грехах! К твоему предательству я не имею никакого отношения! Научись уже нести ответственность за свои поступки.

— Ответственность? Предательство? — повторил неожиданно тихо, но от этого не менее грозно Ранди. — И о них мне говорит та, кто отправил то чёртово письмо, заставив меня его читать, когда я кровью харкал от "умелости моих учителей".

— Неужели ты расстроился? "Как это она может обойтись без меня?" Ты об этом думал, когда трахался там налево и направо?

О Боже, я всё-таки сказала это. В самом деле, произнесла это паскудное слово по отношению к нему. Я не на шутку перепугалась, как будто измену можно было считать состоявшейся лишь после того, как я скажу "ты изменил". Я сказала, и он…

— Так вот в чём я перед тобой провинился? В том, что трахался?

— Даже не попытаешься оправдаться?

— Разве тебе не плевать на это?

Значит всё-таки… в самом деле…

— И с чего я взяла, что ты другой? — пробормотала я, обхватывая рукоять ножа и дергая его на себя. — Раз так, попрошу Николь заскочить к тебе как-нибудь. Уверена, она не даст тебе заскучать, вот только расплачиваться тебе с ней придётся из своего пайка.

— Не смей уходить!

— Не указывай мне!

— Точно, ведь указывать у нас можешь только ты, — крикнул мне вслед с издёвкой Ранди. — Для раба я слишком нагл, ты права. Надеюсь, когда я выйду отсюда, ты поучишь своего пса манерам.

Это было впервые. Мы впервые взаимно и так чистосердечно желали причинить друг другу боль. Уже не на бумаге в письме, но ещё и не глядя глаза в глаза. Та дощатая дверь давала нам право ненавидеть друг друга, потому что едва ли мы отважились сказать такое, не будь перед нами хотя бы малейшей преграды.

Я не успела пройти и десяти шагов, а уже прокляла собственную несдержанность. Моя вина была слишком очевидна. Эта бессмысленная ссора случилась потому, что моя голова была забита не тем. Ранди думал о мести, а я — о том, кто научил его таким поцелуям.

— Так и знала, что ты будешь подслушивать, — проговорила я, возвращая Пресвятому нож.

Он сидел на корточках и покуривал, притаившись за первым же углом внутри окопа.

— Скажу больше, я даже успел тут пару раз передёрнуть. Когда я слышу, как женщина говорит "трахаться", рука сама тянется к промежности. Не обессудь.

Теперь понятно, почему он так легко согласился дать нам пообщаться "наедине".

— Ага, — промямлила я, про себя гадая, все ли тайнотворцы такие озабоченные. — Без проблем.

Уходя к палаткам, я думала над тем, как было бы здорово, прогреми сейчас тревога. Вражеское нападение помогло бы нам прийти в себя и вспомнить, почему мы здесь оказались. К кому мы должны испытывать ненависть, в частности.

Ладно, по крайней мере, ревновать его к реальной женщине лучше, чем к сигаретам. Это хотя бы логично. Логично, потому что… потому что есть риск? Потому что существует вероятность, что он уйдёт? Предпочтёт плотские утехи моей болтовне? Не сейчас, но однажды. После пары-тройки таких вот скандалов, когда поймёт, что большего от меня уже не добиться.

Я шла вся во власти ревности, но как будто свободная. А вот Ранди не позавидуешь: сидеть в той конуре, представляя, куда я могу направиться после такого разговора. Ему предстоит сходить с ума от неизвестности сегодня, завтра, все три дня.

Мазнув пальцами по губам, я глухо выругалась.

Нет, всё-таки, кто научил его так целоваться?