Атомное комбо

45 глава

Открывшаяся так нежданно правда, казалось, сломала мне позвоночник: я, придавленная её весом, пролежала пластом весь следующий день.

Полубрат женился на ирдамке, на этой вертлявой, сладкоголосой Еве Кокс. У них вот-вот должен родиться второй ребёнок. Слава богу, мама сошла с ума и не осознаёт масштабы катастрофы.

В дверь неоднократно стучали и, хотя она не была заперта, комиссар долго не решался её открыть.

— Пэм.

Дагер подошёл к вопросу налаживания наших отношений очень серьёзно, поэтому сначала дал смириться с мыслью, что нам придётся жить бок о бок, потом уже позволил привыкнуть к своим вещам, и только теперь — к себе самому. Поначалу это напоминало укрощение. Теперь — приручение, чтобы было намного опаснее. Всё-таки первое подразумевало подневольное подчинение, а второе — появление симпатий и привязанности.

— Я сплю, — откликнулась я, глядя за окно. Где-то там, за пределами этих стен, развлекался Ранди.

И вот ещё один повод корчить из себя умирающую: я чувствовала себя преданной вдвойне, потому что Атомный предпочёл прохлаждаться чёрт знает с кем, а не лежать рядом, уверяя на все лады в том, что любой, обидевший меня, сдохнет в мучениях, стоит только попросить.

— Пэм! — Я посмотрела на настенные часы. Минутная стрелка не успела совершить полный оборот, а комиссар опять стоял под дверью. — Тебе надо сменить бинты.

Я глянула на свою правую руку, подумав "да ты шутишь".

— Даёшь санинструктору советы по оказанию медицинской помощи ему же?

— Тебе нужно поесть, — попробовал он зайти с другой стороны.

— Как только я выжила без тебя?

— В самом деле, — пробормотал он, вынудив меня приподняться и принять вызов.

— Что? Считаешь себя вправе учить меня? Или Ранди?

— Как бы там ни было, теперь у меня есть некоторые обязательства, если не перед твоим братом, то перед матерью. Называй это опекой, навязчивостью, заботой, но сейчас именно от меня зависит твоё… благополучие.

Чёрт его дери, как много он на себя берёт!

— Чем думать о моём благополучии, подумай о своём здоровье. Если Ранди услышит, как ты ко мне подкатываешь, он вырвет тебе язык.

— Я не подкатываю! — выпалил Дагер. — Я просто не привык разговаривать через порог.

— Тебе и не нужно привыкать, ведь…

Устав от пререканий, он всё же надавил на ручку и толкнул дверь. Комиссар был как всегда в форме, но без кителя, как если бы отлучался куда-то по срочным делам или собирался вот-вот уйти. В руках он держал пакеты, на которые я старалась не обращать внимания.

— Не оставляешь мне выбора, господин тюремщик? — проворчала я, подтягиваясь к изголовью.

— Именно. Ведь если он у тебя будет, ты перестанешь быть "человеком чести" и превратишься в самого обычного дезертира. — Похоже, Дагер тоже всё это время нащупывал моё слабое место и вполне удачно: обострённое чувство справедливости. — Подавляя твою волю, я облегчаю твою совесть и делаю тебе тем самым огромное одолжение, не так ли?

— Слышал бы тебя Атомный, — прошептала я, вызывающе улыбаясь.

— Но он не слышит.

Улыбки как не бывало. Почему из его уст это прозвучало настолько обидно? Я ведь и так знала, что "он не слышит", потому что его, чёрт возьми, уже который день здесь нет.

— Не наглей, — пробормотала я, следя за тем, как он кидает пакеты на кровать и проходит к окну. — Можешь говорить что хочешь, но не советую больше входить без разрешения. — Он приготовился к очередной порции угроз и обвинений, но я превзошла его ожидания. — Что если бы я была не одета или занималась какими-нибудь непотребствами?

— Как вчера в моём кабинете?

Два-ноль в его пользу.

— В тот раз я ничего подобного!.. — вспылила я, чувствуя, что краснею. — Да какая разница?! В любом случае, не принимай это на свой счёт!

— Ну что ты, как я смею. — Он всё ещё стоял ко мне спиной, пряча лицо, но его голос выдавал улыбку. — И всё же вопрос с одеждой я решил. — Я посмотрела на покупки, которые лежали в изножье кровати. — Мне нужно уходить, а ты примерь их, ладно? Я не был уверен, насчёт размера и стиля, поэтому…

— Зашёл в детский магазин? — Я заглянула в первый попавшийся пакет из чистого любопытства. — Я не ношу чёрное и красное. Ах да, и ещё ничего купленного тобой.

Сложив руки за спиной, Дагер обернулся и оглядел меня, как если бы мог без слов дать понять, что это глупо. Хотя бы потому, что я нахожусь в его доме, пользуюсь его вещами и ем еду, предоставленную им.

— Тогда считай это приказом тюремщика. — Он был сама любезность. — Цвет — это, несомненно, важно, но куда важнее угадать с размером, что при твоём весе и росте не так-то просто.

Рассказала бы я тебе, почему у меня такой вес и рост, да заводить старую пластинку неохота.

— Чёрное, чёрное, красное, — бормотала я, откидывая вещи за спину, даже не разглядывая.

Похоже, чёрный был его любимым цветом, а красный — любимым цветом его бывшей и, видимо, единственной девушки, из-за чего он теперь всех ровнял под одну гребёнку.

— Я спешу, — бросил Дагер, направляясь к двери. — У меня назначена встреча на семь, вернусь поздно. Если тебе всё же что-нибудь понравится…

— Погоди, погоди. — Для тюремщика он вёл себя слишком уж послушно. — Ты что, не хочешь узнать, как это будет на мне смотреться?

Я не могла позволить ему уйти и не поквитаться, поэтому затеяла эту игру. Для виновного в самых тяжких грехах преступника у него было слишком хорошее настроение.

— Не сейчас, Пэм. Если ещё не будешь спать, когда вернусь, тогда…

Мне кажется, или он не столько спешил по делам, сколько рассчитывал исчезнуть до того момента, когда я увижу всё?

— Например, вот это? — Я выудила из пакета нижнее бельё. — Хотел поглядеть на меня в таком чёрном, да?

— Нет, чёрт возьми!

— Но на кого-нибудь точно. Например, ты бы с удовольствием посмотрел…

— Пэм!

— Это не то. И это. — Я добралась до тёмно-синего сарафана. — Знаешь, я всегда считала, что это твой цвет. Но так как ты от него отрёкся, а я — совсем наоборот…

— Не буду мешать.

— Тут молния на спине. Мне одной не справиться, — слукавила я, добавляя: — Это не займёт и двух минут.

Он замер на пороге в нерешительности; офицер, утративший храбрость, мужчина, забывший, кто в доме хозяин.

— Да, этот неплох, — рассудила я, прикладывая обновку к груди. — Хочу его померить.

И Дагер капитулировал. Стоило только сказать, что хоть одна вещь, выбранная им, пришлась по вкусу. А встреча, назначенная на семь, могла и подождать. Конечно, эту снисходительность можно было списать на природную доброту (хотя он не ко всем был одинаково добр), на заискивание передо мной или на особое отношение к моей матери, чьим отражением я являлась.

Как бы там ни было, он прикрыл дверь (хотя в этом не было никакой нужды) и скрестил руки на груди в жесте ожидания.

— Не отворачивайся, просто закрой глаза. — Когда он подчинился, я слезла с кровати, подхватив сарафан. — Помнишь, как я однажды заставила тебя играть со мной в прятки? Ты так вызывающе пялился на мою мать, что я не выдержала и сказала "закрой глаза". Все обернулись на меня, и ты тоже… так уставился. Мне просто хотелось, чтобы ты перестал на неё глазеть, но, чувствуя всеобщее недовольство моим поведением, я сказала, что хочу поиграть с тобой в прятки.

— Ты была пугающе смышлёным ребёнком. — Дагер принуждённо смолк, когда услышал шорох одежды.

— Смышлёной мне пришлось стать намного позже, а тогда я просто ревновала мать ко всем подряд. Она появлялась дома крайне редко, и треть её внимания должна была принадлежать мне. Ты в эти расчёты не входил.

— Оказывается, я тебе никогда не нравился, — усмехнулся по-доброму Дагер, и я его немало удивила, ответив:

— Вовсе нет. Я доверяла тебе, потому что ты умел хранить секреты и в отличие от Свена не вёл себя со мной заносчиво. Ты ко всему подходил с невероятной ответственностью, будто от этого зависела твоя жизнь. Стоит тебе сказать "не подглядывай", и ты делаешься таким серьёзным. Слушай, а если бы тебя попросила не подглядывать жена Свена, ты бы не подглядывал?

— Пэм!

— Она красотка, а ты ведь любишь заглядываться на чужих жён и матерей.

— Почему, чёрт возьми, с тобой так сложно? — С закрытыми глазами он чувствовал себя уязвимым, отчего начал терять терпение раньше обычного.

— Но кроме шуток, — сказала я, разглядывая себя в зеркале, — на это тебе лучше не смотреть.

Хотя вряд ли это кого-нибудь из нас спасёт, если сюда нагрянет Атомный.

— Не переживай об этом.

— Ты тоже. Не думай, что что-то упускаешь. — Несмотря на то, что это было частью плана, я поняла, что дразню его неосознанно. Что это получается само собой, как в детстве, отчего я почувствовала страх. И острую необходимость увидеть Ранди. — Великоват.

И это слабо сказано. Юбка спустилась ниже колена, хотя не должна была даже его касаться. Вырез не скрывал ключицы, как это было задумано. Молния начиналась у ягодичной ложбинки, а не от тазовых впадинок. Я могла бы запросто надеть его через голову, уже полностью застёгнутое, однако…

— Тюремщик, ты ещё не забыл, как играть в жмурки? — Вздохнув, Дагер что-то пробормотал насчёт того, что он уже не в том возрасте и, вообще, как он отправится на деловую встречу с таким настроем? — Не переживай, это будет не сложно. Но если ты, действительно, спешишь, тебе нужно пошевеливаться.

— Ясно.

— Я тебе даже помогу. — Я подошла почти вплотную. — Теперь тебе не нужно тратить время на поиски.

— Большое спасибо, но тогда теряется смысл игры.

— Не думала, что это тебя так расстроит. — Я разглядывала его, и комиссар наверняка чувствовал это. — Да не прикидывайся идиотом, я же с самого начала сказала, что мне от тебя надо.

— Э… да?

— Не подглядывать, помнишь? — Я повернулась к нему спиной. — Застегни.

Могу себе представить, какой нелёгкий денёк у него выдался. Работа, потом покупки, а теперь — это. Наверняка с подобными рисками он по службе встречался не так уж часто, а тут ему предстояло испытать всю полноту эмоций оказавшегося на заминированном поле солдата. Вести себя столь осторожно мог лишь сапёр с взрывчаткой и Дагер с молнией этого сарафана.

Как же это всё нелепо, боже. С лица Дагера ещё не успели сойти синяки, а я уже пытаюсь, да ещё так неуклюже… очаровать? обольстить? соблазнить его? Я не знала, как ещё получить безграничную власть над ним, кроме как воспользоваться родством с женщиной, на которую он молился ещё будучи мальчишкой. Я не имела ни малейшего понятия, как отомстить человеку, который принимает физическую боль с готовностью мученика, на оскорбления отвечает пониманием и покорен настолько, насколько вообще может быть покорным взрослый самодостаточный мужчина.

Я чувствовала, как чужие пальцы двигаются вдоль плеч к шее, едва задевая ткань.

— Ниже. — Его руки оказались на спине. — Ниже. — Я почувствовала прикосновение к талии. — Ниже. — Он помедлил, прежде чем прочертить указательным пальцем невидимую линию по позвоночнику, до тех пор, пока он не нащупал молнию. Неохотно я признала, что его прикосновения не отвратительны мне. — У тебя что, руки дрожат?

— Разве?

И звучать ты стал как-то иначе.

— В чём дело? Раньше они у тебя дрожали только в присутствии госпожи Дуайт.

— У вас очень похожи голоса.

— Это всё объясняет. — Я посмотрела на собственные руки: не дрожат ли? — А ещё что?

— Волосы, глаза, — ответил комиссар, неторопливо ведя язычок вверх.

— У всех дваждырождённых похожи волосы и глаза.

— Манера речи, взгляд, смех…

— А, да ты ещё тот извращенец, — протянула я, проходя к зеркалу, когда Дагер довёл бегунок до шеи. — Застёгиваешь платье одной, представляя на её месте другую. И часто с тобой такое бывает? Только если рядом дваждырождённая? Хотя, погоди, вряд ли тебе доводилось когда-нибудь застёгивать платье чистокровной девушке.

Комиссар промолчал, и это заставило меня обернуться. Интересно, в какой именно момент он решил, что этой игре уже пора положить конец, и открыл глаза? Его взгляд был тяжёл и остёр, припирая к стене, превращая сердце в кольца армейской мишени. Мне довелось побывать во многих опасных ситуациях, поэтому я сама удивилась тому, насколько это затянувшееся молчание обеспокоило меня.

— Велико. В самом деле, — отметил Дагер, его голос звучал странно. — Хотя тебе очень идёт.

— Не сочиняй. — Только его жалости мне не хватало.

— Если хочешь, я зайду в ателье, и его ушьют.

Я усмехнулась, подцепляя пальцем бретельку сарафана.

— Что, мне уже раздеваться? — И опять это выражение лица. — Не бери в голову. И так сойдёт. — Я проследила его взгляд. Комиссара настолько озадачило отсутствие на мне белья или то, что это отсутствие слишком заметно? — И так сойдёт, ну?

Но он был с этим не согласен. Он себе не доверял. Если я буду каждый день крутиться перед ним в подобном виде на протяжении… этой недели? И следующей? Месяца? Нам придётся терпеть друг друга до тех пор, пока не родит жена полубрата, и я не отважусь нанести им визит, а когда это случится?.. К сожалению, я не могла говорить ни за Еву Кокс, ни даже за себя.

— Кажется, наша семья плохо на тебя влияет, — отметила я, нарушая неуютное молчание. — С твоими мозгами и физическими данными ты мог бы добиться значительных успехов, а теперь… Сам подумай. Из-за моей матери у тебя проблемы с личной жизнью: тебе уже тридцать, а ты до сих пор не женат. Вслед за Свеном ты ступил на кривую дорожку отступничества. И посмотри, во что превращается твоя жизнь из-за меня?

— Я никогда не задумывался над этим, — признался Дагер, и я посоветовала ему задумать на досуге.

— Только не пойми меня неправильно. Это не сочувствие, не раскаяние и не попытка начать сначала. Скорее, наблюдение. Например, прямо сейчас по вине моих причуд ты пренебрегаешь своим долгом перед новой родиной — Дагер посмотрел на часы, но не сдвинулся с места, будто ему был нужен ещё как минимум один повод, чтобы поторопиться. И я любезно помогла ему. — К слову, это не последняя встреча, на которую ты из-за меня опоздаешь.

Само собой, он снова меня неправильно понял.