Катя
Он поднял палец от банки и медленно провел синюю полосу вдоль моих ребер, будто обводил меня, как картину, изучая каждую линию тела. Я дышала резко и коротко, кожа горела под каждым его прикосновением.
— Ты даже не представляешь, как красиво пачкаешься, — хрипло выдохнул он.
Следующая полоса легла ниже, еще одна — чуть косо, и я вздрогнула, будто он не просто рисовал, а подчинял меня себе каждым мазком.
Потом он скользнул пальцем вниз и провел полосу по внутренней стороне бедра, медленно, так медленно, что меня будто резало изнутри. Он дошел до изгиба колена, задержался там, на секунду чуть сильнее надавил, и вернулся тем же путем вверх, оставляя еще одну синюю дорожку. Мое дыхание сорвалось, грудь тяжело вздымалась, я прикусила губу, пытаясь сдержать стон.
И вдруг он резко поменял траекторию и провел полосу прямо вдоль складок через тонкую ткань трусиков. Я не выдержала и застонала, выдыхая так, будто меня ударило током. Его губ тронула едва заметная ухмылка, он даже не посмотрел на краску — все внимание было на моем лице, на моей реакции.
А потом, не дав мне отдышаться, он увел палец в сторону и принялся дразняще выводить ту же синюю дорожку по второму бедру — точно так же медленно, от самого верха до колена и обратно. Каждое движение будто ломало меня изнутри, потому что я знала: он снова вернется туда, где хочу его больше всего, но тянет, мучает, доводит до безумия.
Я все еще горела от его мазков по моему телу, и когда его палец снова остановился прямо у трусиков, я не выдержала — дыхание стало тяжелым, прерывистым.
— Хватит меня дразнить, — хрипло выдохнула я, и мои слова сорвались почти стоном.
Он ухмыльнулся, глаза потемнели, и снова провел пальцами вдоль складок, на этот раз задевая клитор через ткань. Я закатила глаза, тело предательски отозвалось, но он снова ушел — палец лениво скользнул на бедро, продолжая рисовать там свои издевающиеся линии.
Я не выдержала — зарычала, резко выровнялась и толкнула его назад, заставив опереться на ладони. Он только шире ухмыльнулся, будто этого и ждал, его руки остались позади, ладони уперлись в пол, он расслабленно смотрел на меня, в глазах — вызов и желание.
Я села сверху, обхватывая его бедрами, чувствовала под собой его твердый член через ткань, каждая клеточка моего тела знала, как он хочет войти в меня, и это сводило с ума. Я смотрела прямо в его глаза, дыхание сбивалось.
— Какой тебе цвет больше нравится? — хрипло спросила я, наклоняясь так близко, что наши губы почти касались.
Уголок его губ приподнялся, дерзкая улыбка мелькнула в тени.
— Красный, — так же хрипло ответил он, и его голос отозвался внизу живота.
Его ладони медленно, будто специально тянули время, скользнули по моим бедрам, поднялись выше и сомкнулись на моей заднице. Он сжал ее крепко, властно, так что я невольно выгнулась и скользнула по его члену сквозь одежду. Мы оба простонали от этого трения, звук сорвался из моих губ сам, из его — низко, сдавленно, глухо.
Я подняла руку, полностью погрузила ладонь в банку с красной краской и медленно прижала ее к его груди, прямо к сердцу. Чувствовала, как оно бьется, быстро, неровно, будто его тоже трясет изнутри, будто он на грани.
Наши взгляды встретились. В его глазах было слишком много — злость, жажда, что-то необъяснимое и до боли родное. Его ладонь легла поверх моей, прижимая сильнее к себе, будто хотел, чтобы я не просто почувствовала его сердце, а запомнила его ритм.
— Прости. Едва слышно хрипло вырвалось у меня. Я не могла смотреть ему в глаза, не могла уточнить, за что именно прошу прощения — за свои слова, за свои сомнения, за то, что свожу его с ума и сама разрываюсь пополам.
— Нет, нет, не сейчас, — его голос срезал воздух, жесткий и низкий. — Я не прощу тебя, пока ты не закончишь то, что начала.
Он припал к моим губам, обжигая дыханием, и я на миг позволила этому поцелую затопить меня, но тут же вырвалась, оттолкнулась, набрала краску на палец и медленно провела линию по его груди. Сначала между ключицами, вниз по напряженному прессу, все ниже, пока не остановилась на краю его джинсов. Наши взгляды пересеклись в этот момент, его глаза потемнели, и он смотрел на меня снизу вверх так, будто готов был перегрызть горло, если я сейчас дрогну и остановлюсь.
Я отодвинулась чуть назад, пальцы дрожали, и взгляд сам упал на его пах. Там еще виднелся след моей синей ладони, размазанный, как клеймо. Теперь я набрала красной краски и опустила руку туда, обвела ладонью, сжала крепко. Его рычание было таким настоящим, что у меня по коже пробежали мурашки, и я медленно повела рукой вверх-вниз, намеренно мучая его ритмом.
— Меня не убили чертовы пули, гребаные ножевые ранения, драки, — хрипел он, откидывая голову назад, жилы на шее вздулись, — но точно твои руки, ты убьешь меня, Кать.
Я расстегнула его ширинку, и вытащила его член. Он вырвался наружу, каменный, горячий, прижатый к животу так плотно, что я едва сдержала стон. Я обхватила его ладонью, еще липкой от краски, и повела медленно, сжимая. Красные следы оставались на его коже, словно я мазками метила его тело.
Он застонал низко, рвано, грудь вздымалась, руки уперлись сзади в пол, а его глаза все еще прожигали меня — ярость, похоть, безумие, все вместе. Я водила ладонью снова и снова, чувствуя, как он пульсирует у меня в руке, и у самой внутри все сжималось от этой силы, от власти, от его рычаний, что будто рвались наружу сквозь стиснутые зубы.
Я вела рукой по его члену, медленно, сжала крепче, провела по всей длине, задержалась на головке и снова скользнула вниз. Его дыхание стало хриплым, прерывистым, он рычал низко, и каждая моя секунда мучительно растягивала его. Он хватал меня за запястье, откидывался назад, снова сжимал мою руку вместе со своим членом, двигая ею жестче.
— Черт, Катя… ты с ума меня сведешь, — прорычал он, и прежде чем я успела ответить, он резко притянул меня за затылок и впился в губы. Поцелуй был грубым, жадным, с языком, будто он хотел вырвать у меня воздух. Я застонала прямо в его рот, пальцы сильнее сжали его ствол, движения стали быстрее.
Он оборвал поцелуй, тяжело дыша у моих губ. — Ты ведь хочешь, чтобы я сорвался? — спросил он хрипло, и прижал меня сильнее к себе.
Я только кивнула, продолжая двигать рукой, и его лицо исказилось от удовольствия. Он рычал, кусал мою нижнюю губу, а потом резко схватил меня за бедра и усадил еще плотнее на себя.
Головка уперлась прямо в мои трусики, туда, где я уже вся горела. Я судорожно вдохнула, прижалась к нему еще сильнее, чувствуя, как влажная ткань скользнула по его горячей коже.
— Чувствуешь? — прошипел он прямо в шею и тут же впился в нее жадным поцелуем, оставляя следы зубов и языка. Его горячее дыхание обжигало. — Давай, Кать… раскачивайся на моем члене. Я хочу слышать, как ты стонешь.
И я подчинилась. Я начала раскачиваться бедрами, медленно скользя по нему через тонкую ткань, и оба мы застонали в один голос. Каждое движение давало такое трение, что я едва не кончала уже от этого.
Он не отрывался от моей шеи, целовал, кусал, шептал хриплое «быстрее» прямо на кожу, и его рука, державшая мою задницу, медленно скользнула ниже. Пальцы добрались до края трусиков, нажали прямо там, где вход, и я выгнулась, ускоряясь сама, уже не контролируя себя.
— Вот так… еще… — рыкнул он, и я подчинилась, сильнее прижимаясь к нему, скользя по его члену через ткань.
В следующую секунду он резким движением отодвинул в сторону трусики и вошел в меня сразу двумя пальцами. Я вскрикнула, запрокинула голову, чувствуя контраст — его твердый член упирался в меня снаружи, а внутри жгло от его пальцев.
Он ухмыльнулся прямо у моей шеи, сжимая меня второй рукой так, что я могла только стонать и раскачиваться быстрее.
Я раскачивалась на его пальцах, чувствуя, как они двигаются во мне, и одновременно терлась о его член, твердый, горячий, будто рвался прорвать ткань и войти в меня. — О боже… — вырвалось с моих губ, дыхание сорвалось на прерывистый стон, я теряла контроль, хваталась за его шею, прижималась ближе, ускорялась, будто мне не хватало воздуха и единственным спасением было это движение, это трение, его пальцы глубоко во мне. Он стонал вместе со мной, низко, с хрипотцой, будто сдерживал себя, а я уже не могла. Мои пальцы впивались в его волосы, в плечи, я терялась в этом жаре.
И вдруг — резкий рывок. Его пальцы исчезли, и прежде чем я успела выдохнуть, он вошел в меня членом одним мощным толчком, до конца, до боли сладкой, так что я открыла рот в беззвучном стоне и замерла, выгнувшись дугой. Ногти сами вонзились в его плечи, оставляя красные полосы. Он держал меня за бедра, не давая пошевелиться, и смотрел прямо в глаза, будто ловил каждую мою реакцию, как хищник, наслаждаясь тем, что я больше не могу ничего скрыть.
— Я не хочу тебя? Это ты сказала? — хрипло выдохнул он, сжав мои бедра сильнее. — Я сделаю так, что завтра ты даже стоять не сможешь, и все, что останется — это вспоминать, как сильно я тебя трахаю. Задыхалась, не могла ответить, лишь кивнула, прикусывая губу, пока внутри все пульсировало. Он усмехнулся краем губ и резко поднял руку, сжав мою шею, слегка запрокидывая голову назад. — Вот так… смотри на меня, не закрывай глаза. Хочу видеть, как тебе хорошо.
Второй рукой он схватил мое бедро, подтянул ближе и, не вынимая, качнул вверх, так что я застонала громче. Он чуть отстранился, его губы скользнули по моей щеке, к уху. — Ничего приятнее, чем быть в тебе, не существует, — прошептал он горячо. — И ты это знаешь.
Я вздрогнула, когда он чуть сдвинул бедрами так, что головка уперлась в самую чувствительную точку внутри, и медленно, мучительно медленно протолкнулся еще глубже, хотя казалось, что глубже уже невозможно.
— Господи… Леш… — сорвалось с моих губ, а он только застонал в ответ, прижимая меня крепче. — Да, вот так, говори мое имя, — выдохнул он.
Мое тело предавало меня: я уже не думала, что сказать, не думала, как остановиться, я просто стонала, терялась в каждом его толчке, в его рваном дыхании у моего уха, в этой грязной, лишающей разума страсти.
Его движения стали яростнее, он начал насаживать меня на себя сам, не оставляя выбора, я только держалась за его шею, кусала кожу, чтобы не закричать на весь дом. Пока он не впился в мои губы так, что я застонала, почти крикнула, и в этот момент все во мне рвануло.
Оргазм накрыл резко, я выгнулась дугой, зажалась на нем так сильно, что сама застонала от этой тесноты. Он поймал мою реакцию, зарычал, толкнулся еще глубже, и я чувствовала, как меня сотрясает волна за волной. Его руки сжимали меня, не давая вырваться, он продолжал двигаться до самого конца, пока мы оба не рухнули вместе, тяжело дыша, мокрые от пота и без сил.
Он лежал на спине, грудь ходила ходуном от тяжелого дыхания, я чувствовала каждое движение его сердца, прижатая к нему всем телом. Одна его рука все еще крепко держала меня, будто даже после этого он боялся отпустить. Я подняла голову, медленно, осторожно, будто проверяя — не прогонит ли он меня, не отстранится ли. Он смотрел куда-то в потолок, взгляд тяжелый, как после боя, и только потом повернул голову ко мне. И тогда, совсем не так, как я ожидала, его губы мягко коснулись моих. Нежно, осторожно, будто впервые. Я замерла, не веря, что это он, тот самый, что всегда ломится напролом, рычит, давит, а теперь вдруг целует меня так, словно боится сломать.
Я ожидала всего что угодно: что он отвернется, что выдохнет свое «ничего не значило» и уйдет, как уже бывало, — но нет. Вот мы лежим вдвоем, в краске, испачканные, мокрые, обессиленные, и никто не двигается. Только дыхание смешивается, только его рука все так же держит меня, будто принадлежу ему.
— Давай поговорим, Леш, — едва слышно прошептала я, и сама удивилась своей храбрости.
Он молчал несколько секунд, его взгляд был тяжелым, непроницаемым, и вдруг пальцы аккуратно коснулись моего лица, заправили выбившуюся прядь за ухо. Такой жест от него я точно не ждала. И он медленно кивнул.