Купив отель «Казино», Роза Палмейрау сохранила сей факт втайне от горожан, и у неё были на то веские основания. Вместо отеля она собиралась устроить в купленном здании, так называемый центр ночных развлечений, который бы совмещал в себе и ночной клуб, и казино, и… бордель.
Разрешение местных властей на открытие центра она получила довольно легко и сразу же приступила к делу: затеяла грандиозный ремонт, выписав лучших дизайнеров из Салвадора, привлекла на помощь Родолфу, которому пообещала должность крупье в своём заведении, а он посоветовал ей обратить внимание на двух местных девушек — Гайде Коалью и Селминью.
Беседа с ними была сугубо конфиденциальной. Роза предложила им работу на выгодных условиях, включавших обеспечение жильём, твёрдой зарплатой, медицинской страховкой и пенсионными отчислениями. Разумеется, девушки охотно согласились на такие условия, и вскоре Гайде Коалья гордо сообщила дядюшке Бабау, что они с Селминьей уезжают в Салвадор «на повышение квалификации».
Бабау воспринял это как анекдот, но спустя месяц все мужчины города — от рыбаков до префекта — получили приглашения на праздничный вечер в отеле «Казино» и были весьма заинтригованы, поскольку им предлагалось явиться туда нарядно одетыми, но без жён и невест. В «Звёздном маяке» по этому поводу развернулась оживлённая дискуссия, каждый высказывал своё предположение о возможной программе праздника, а сам Бабау даже усмотрел тут возможную провокацию со стороны Феликса:
— Я не удивлюсь, если окажется, что это всего лишь очередной рекламный трюк нашего префекта. Ему не удалось накормить нас мясом на площади, так он додумался снять для этой цели отремонтированный отель, пока туда не въехали жильцы. Хочет, во что бы то ни стало нас облагодетельствовать, чтобы получить побольше голосов на выборах!
— В таком случае мы все должны пойти туда и устроить ему хорошую взбучку! — тотчас же заявил Гума и был поддержан рыбаками.
Тем временем в кабачок вошёл Родолфу и, отозвав дядюшку Бабау в сторону, передал ему личное приглашение от хозяйки отеля.
— Она относится к вам с глубочайшим уважением и надеется, что вы не откажетесь заехать к ней сегодня днём. Ей нужно о чём-то с вами посоветоваться, — сказал Родолфу и добавил, что больше он ничего не знает и расспрашивать его о предстоящем празднике бессмысленно.
Бабау поехал в отель, и каково же было его удивление, когда он увидел перед собой ослепительно красивую легендарную Розу Палмейрау!
— Вот так сюрприз! — воскликнул он. – Значит, ты и есть тот загадочный покупатель отеля? Чем же я могу быть тебе полезен?
Роза провела его в небольшой уютный зал, угостила хорошим вином и кратко рассказала о своём заведении, на открытие которого она и пригласила всех мужчин города.
— Но это не главное, ради чего я вернулась в Порту-дус-Милагрес, — продолжила она. — У меня есть тайная цель: я надеюсь отыскать здесь следы моей пропавшей сестры Арлете. И тут я очень рассчитываю на вашу помощь. Скажите, вы что-нибудь слышали о женщине по имени дона Коло?
— Слышал, — растерянно ответил Бабау. – А какое отношение она имеет к твоей сестре?
— Это давняя история, — тяжело вздохнула Роза. – Я, как вам известно, отбывала срок в тюрьме, а моя младшая сестра оказалась в Итамаражи — в борделе у доны Коло. Там она и познакомилась с одним мужчиной, которого полюбила, и который полюбил её. Имени его Арлете никому не открывала, даже когда родила от него ребёнка. А потом случилось несчастье: тот мужчина узнал о рождении ребёнка и хотел жениться на Арлете, но внезапно умер. Она приехала ко мне в тюрьму, убитая горем, и я посоветовала ей обратиться за помощью к родственникам того мужчины. Он был богатым, и его сын имел право на часть наследства. Арлете последовала моему совету — поехала в Порту-дус-Милагрес, где был дом того мужчины… И с тех пор о ней никто ничего не слышал. И она, и её ребёнок исчезли… Дона Коло искала Арлете, наняла для этого частного детектива, но ему не удалось найти никаких следов. Вот тогда я и поклялась любой ценой узнать, что же случилось с моей сестрой. И как только вышла на свободу, поехала к доне Коло…
— Но я слышал, что она тоже исчезла. Это правда? – встревоженно спросил Бабау.
— Да, — подтвердила Роза. — И это ещё одна мрачная тайна, которую я должна разгадать! Выйдя из тюрьмы, я обосновалась в Салвадоре, надо было как-то налаживать собственную жизнь… А дона Коло однажды перебирала старые вещи и обнаружила письма, написанные моей сестрой. Они были адресованы отцу её ребёнка.
— Почему же она их не отправила? — задал резонный вопрос Бабау.
— Арлете писала их уже после его смерти, — пояснила Роза. — По сути это были даже не письма, а дневник, в котором она обращалась к своему умершему возлюбленному. Так дона Коло узнала его имя и сразу же позвонила мне. Она сказала, что поедет к его родственникам и потом позвонит мне снова. Она и в самом деле туда поехала, но тоже исчезла. Поэтому я и решила действовать хитрее, осмотрительнее.
— А как звали того мужчину, она успела тебе сказать?
— Да. Бартоломеу Геррейру.
— Что?! — вскочил с места Бабау. — Брат сеньора Феликса? Не может быть!
— Почему же? — удивлённо спросила Роза.
— Потому что тут концы с концами не сходятся, — ответил Бабау. — История с исчезновением доны Коло известна многим. Эта дама действительно побывала в доме Геррейру, но дона Адма — жена сеньора Феликса — утверждает, что именно дона Коло была любовницей Бартоломеу Геррейру.
— Бред какой-то! — воскликнула Роза.
— Не надо так волноваться, — попытался успокоить её Бабау. — Я только передаю то, что слышал. По словам доны Адмы, твоя дона Коло приезжала к ней вымогать деньги. И дона Адма дала ей кучу денег, чтобы та держала рот на замке, иначе всякие слухи могли помешать карьере сеньора Феликса. А потом Эриберту отвёз дону Коло в Салвадор.
— Зачем? Она ведь жила в Итамаражи!
— Не знаю, — пожал плечами Бабау. — Возможно, она решила, что с такими деньгами в Салвадоре ей будет лучше.
— Не могу в это поверить! Тут действительно концы с концами не сходятся, — вслед за Бабау повторила Роза, а он продолжил развивать своё предположение:
— Давай всё же допустим, что дона Адма и впрямь откупилась от доны Коло. Только допустим! Знаешь, когда в кармане хрустит пачка денег, её хочется распушить… Может, дону Коло ограбили в Салвадоре. Или в Итамаражи, когда она туда вернулась. С ней могло случиться несчастье, разве не так?
— Нет, это не похоже на несчастный случай, — твёрдо произнесла Роза. — Здесь было совершено преступление, злодейство. И я докопаюсь до истины. Уверяю вас: я узнаю, что случилось с моей сестрой, её сыном и доной Коло! А вы мне в этом поможете. У вас в кабачке бывает много разных людей.
— Конечно, Роза, теперь я буду держать ухо востро и, как только услышу что-то важное, сразу же примчусь к тебе, — пообещал Бабау. — А о том, что ты мне сейчас рассказала, я никому не проболтаюсь, можешь не беспокоиться.
— Спасибо вам, — растроганно поблагодарила его Роза. — Вы придёте на открытие моего ночного клуба?
— А разве я дурак, чтобы пропустить праздник? — усмехнулся в ответ Бабау. — Приду. Хотя и опасаюсь, что все мои клиенты переметнутся к тебе.
— Можете не опасаться, — тоже улыбнулась Роза. — Чтобы стать завсегдатаем моего заведения, нужны большие деньги. Но в день открытия угощение будет бесплатным, так что приводите всех своих рыбаков!
Возвращаясь домой, Бабау подумал, что ему непременно следует поговорить с Ондиной, которой наверняка известно многое и о любовных связях Бартоломеу, и о визите доны Коло в дом Геррейру. В то же время он рассудил, что сейчас такой спокойный, доверительный разговор невозможен — пусть старушка хоть немного оправится от горя, которое обрушилось на её семью. Ей, бедняге, сейчас не до чужих проблем, со своими бы как-нибудь разобраться!
О бедах Ондины знали все в рыбацком посёлке, и все ей сочувствовали, но помочь ничем не могли. Разве способен кто-либо вернуть ей погибшего сына?…
Потеряв Жака, Ондина в одиночестве постарел на десяток лет, но горе своё переносил мужественно, всячески поддерживая внука и овдовевшую невесту, которая носила под сердцем ещё одного ребёнка.
Жудите тоже старалась сохранять присутствие духа, понимая, что каждая её слезинка негативно сказывается на здоровье малыша, осиротевшего ещё до рождения. Однако злой рок в обличье Эриберту продолжал преследовать двух несчастных женщин. Вскоре после гибели Жака Эриберту предъявил Жудите долговую расписку её мужа и потребовал, чтобы она выплатила деньги без промедления.
Жудите высылала перед ним горстку монет, которая имелась у неё в кошельке, но эта сумма, конечно же, была ничтожно малой.
— Ты издеваешься надо мной? — гневно воскликнул Эриберту, хотя прекрасно знал, что у Жудите и в самом деле нет денег. — Что ж, я пойду с этой распиской в суд. Прямо сейчас пойду!
Жудите попросила его об отсрочке, а он продолжал сыпать угрозами, чем довёл её до полного отчаяния и лишь затем "сжалился" над ней, предложив компромиссный вариант:
— Ладно, так и быть, вместо денег я согласен взять лодку Жака!
— Но это единственное, что приносит мне хоть какой-то доход. Я ведь сдаю лодку в аренду. На что же мы будем жить? — заплакала Жудите.
— А это уже не моя забота, — ответил ей Эриберту. — Лодку ты мне всё равно отдашь, не сейчас, так по решению суда. Только имей в виду, что к тому времени твой долг увеличится многократно, да ещё и судебные издержки тебе придётся оплатить!
Он так запугал бедную Жудите, что она отдала ему лодку Жака, даже ни с кем не посоветовавшись, ни к кому не обратившись за помощью. А потом у неё случился сердечный приступ, и открылось маточное кровотечение.
Двое суток Ондина не отходила от постели невестки, которая теперь могла рыдать, не сдерживая себя, потому что ребёнка она всё равно не уберегла.
— Ничего, как-нибудь проживём, — утешала её Ондина. — У меня есть небольшие сбережения, на какое-то время их хватит, а потом ты найдёшь работу. Мы выстоим!
Свой рабочий пост в доме Геррейру Ондина оставила с разрешения Феликса, но Адма была этим недовольна и сделала ей выговор, когда та забежал туда на минутку, чтобы взять необходимые документы и отправиться с ними в банк.
— Занимайся своими родственниками в выходные дни или увольняйся! — заявила рассерженная госпожа. — Здесь работы невпроворот, а она где-то шляется!
— Хорошо, я сегодня же переделаю всю работу, но сначала схожу в банк, сниму со счёта свои сбережения, потому что Жудите нечем заплатить за квартиру. Если я сегодня не принесу ей деньги, то она и мой внук могут оказаться на улице, — сказала Ондина.
— Ладно, иди в банк, но сразу возвращайся сюда, ты мне будешь нужна, — проворчал Адма. — А деньги отнесёшь вечером.
Эриберту, находившийся в соседней комнате, слышал этот разговор и не упустил возможности сделать ещё одно гнусное дело.
Когда Ондина вернулась с деньгами из банка и прошла на кухню, он сразу же заглянул туда и сказал, что её срочно вызывает к себе Адма. Ондина сунула деньги в духовку, полагая, что там они будут в полной сохранности, поскольку той духовкой пользовалась только она, и поспешила на зов госпожи. А когда пришла обратно, то почувствовала запах палёной бумаги и увидела сизый дым, пробиравшийся наружу из духовки.
— Боже мой! Кто же мог её включить? — воскликнула несчастная Ондина, открывая дверцу духовки.
Вместо пачки денег она увидела горстку пепла, над которой ещё витал густой сизый дым.
Позже, уже оправившись от шока, Ондина догадалась, кто совершил это злодейство, но у неё не было прямых улик против Эриберту.
— Он наверняка видел, как я положила деньги в духовку, и включил её! – говорила она, не зная, что её сбережения перекочевали в карман Эриберту, а в духовке сгорела газетная бумага.
Спустя несколько дней Жудите и Пасока действительно оказались без крыши над головой, но их приютила у себя Рита.
Жудите безуспешно искала хоть какую-нибудь работу, и тут ей кто-то посоветовал пойти в префектуру, на приём к Эпифании. Жудите ухватилась за эту идею как за соломинку.
— Вы уже многое сделали для простых людей, — сказала она, войдя в кабинет Эпифании. – Помогите и мне! Мой сын должен учиться, он одарённый мальчик. А я соглашусь на любую работу!
Выслушав её трагическую историю, Эпифания предложила Жудите то, о чём она и мечтать не могла:
— Знаешь, наша семья всегда обходилась без прислуги, но сейчас и я, и мои дочери так загружены работой, что нам нужна помощница по дому. Если тебя это устроит, то бери сына и переезжай к нам. У тебя будет и жильё, и неплохое жалованье.
Разумеется, Жудите это устраивало! Она принялась горячо благодарить Эпифанию, но та прервала её:
— Будем считать твою проблему решённой. Я попрошу дочерей подготовить для тебя комнату, и уже завтра ты сможешь приступить к работе.
Решение взять в дом прислугу очень порадовало Эпифанию. Она откинула голову на спинку стула и представила, как приходит домой, а там всё сверкает чистотой и обед готов. Но даже не это главное. Главное — в доме тишина! Дочери не ведут свои бесконечные свары, потому что их сдерживает присутствие посторонней женщины и ребёнка. Уж при ребёнке они наверняка не станут обзывать друг дружку непотребными словами, да и Сокорру не будет ходить по дому полуголой, а значит, у Женезии будет меньше поводов нападать на сестру, обвиняя её в бестыдстве и разврате. Ох, как хотелось бы, чтобы Сокорру и Женезия — родные сёстры, но полные антиполы — хоть в чём-то нашли точки соприкосновения!…
В последнее время Эпифанию мучили жестокие приступы мигрени. На работе она то и дело глотала обезболивающие таблетки, но боль не унималась, лишь становилась глуше. А домой она возвращалась поздно вечером, когда вся семья уже была в сборе, и опять не имела никакой возможности хоть часок полежать в тишине и покое, поэтому прибегала к снотворному.
Деодату всерьёз беспокоили затяжные мигрени Эпифании, он говорил, что ей надо побольше отдыхать и не слишком увлекаться политикой, которая и так уже подорвала её здоровье. Но разве могла Эпифания предать интересы людей, избравших её на этот хлопотный пост! Нет, она должна бороться до конца. Став заместителем префекта, Эпифания делала всё возможное для улучшения жизни своих избирателей, а когда столкнулась с открытым противодействием Феликса и увидела в его лице непримиримого врага, то приняла мужественное решение выйти из правящей партии и примкнуть к оппозиции.
Жудите попала на приём к Эпифании в последний день её пребывания в префектуре. А на следующий день она выступила на митинге, устроенном оппозицией, и сообщила, что объявляет открытую войну коррупционеру Феликсу Геррейру.
Народ встретил это сообщение овацией, Эпифанию долго не отпускали с трибуны, она отвечала на вопросы рыбаков и не уставала повторять, что верит в победу над зарвавшимся префектом. Когда же она сошла с трибуны, то почувствовала, что земля в буквальном смысле уходит у неё из-под ног. Эпифания пошатнулась, но Деодату успел вовремя взять её под руку и увести со сцены. Он знал, что у его жены с самого утра нестерпимо болела голова, поэтому и поехал с ней на митинг, а потом отвёз её домой.
После нескольких часов отдыха Эпифании полегчало, чего нельзя было сказать о Феликсе, который пришёл в ярость, узнав о демарше своего заместителя.
— Мерзавка! Дрянь! — ругался он, нервно расхаживая по комнате. – Надо было давно её уничтожить! Ведь она не скрывала от меня своих намерений, но я не воспринимал их всерьёз. Я даже не допускал мысли, что нормальный человек может добровольно уйти с такой престижной должности. Выходит, она сумасшедшая!
— Она фанатичка. Разве ты этого раньше не знал? – вставил своё слово Алешандре. — Зачем ты взял её своим заместителем?
— Затем, что мне были нужны голоса женщин! – сердито ответил Феликс. — Во время выборов это был верный ход с моей стороны, а вот потом я дал маху. Эта оголтелая бабёнка имела доступ к документам, которые непременно использует против меня! Она многое могла раскопать, пока работала в префектуре, а теперь сожгла все мосты и уже ни перед чем не остановится! Я должен быть готов к любым неприятностям.
— И ты позволишь ей безнаказанно вредить тебе? — зловеще сверкнула глазами Адма. — Эту гадюку надо раздавить, растоптать!
— Нет, конечно, я что-нибудь придумаю, — сказал Феликс без присущей ему уверенности. — К сожалению, у этой твари безупречная репутация и никаких тёмных пятен в прошлом. Но в наше время, как известно, опорочить можно любого. Если завтра несколько газет напишут, что она алкоголичка, извращенка и взяточница, то ей долго придётся отмываться…
— «Нет, это не выход, — подумала Адма, — тут надо действовать наверняка. Решительно и беспощадно!»
— А как же быть с приглашением на праздник в отеле «Казино»? Ты теперь туда не пойдёшь? — спросила она Феликса.
— Ох, я о нём совсем забыл! — откликнулся он. — Сегодня этот праздник, прямо скажем, некстати. Но я должен туда пойти! Пусть все увидят, что я не сломлен и даже не испуган. Я буду веселиться вместе с народом и продемонстрирую полнейшее спокойствие и уверенность в своих силах. Да, именно так я и поступлю. У доны Эпифании руки коротки!
Феликс расхрабрился, его голос опять обрёл прежнюю твёрдость и зычность.
Адма же не только поддержала мужа, но и дала соответствующие наставления сыну:
— Ты, Алешандре, тоже собирайся, пойдёшь вместе с отцом. Надень смогинг и приободрись! Ты в последнее время ходишь как в воду опущенный, но сегодня тебе придётся забыть о своих печалях. На празднике и выражение лица должно быть соответствующее!
Говоря о печалях сына, Адма имела в виду его размолвку с Ливией, из-за чего он очень страдал.
Ливия теперь снимала комнату у дядюшки Бабау, не в силах находиться под одной крышей с Августой. Устроил её туда Гума, чем вызвал негодование и гнев Эсмералды.
— Он унизил меня, привёл в мой дом соперницу! Папа, ты не должен сдавать ей комнату! — кричала, топая ногами, Эсмералды, но Бабау приказал ей взять тряпку и вымыть пол в комнате Ливии.
Обиженная, оскорблённая Эсмеральда нашла понимание и сочувствие только у Алешандре, который объяснил ей, как можно использовать данную ситуацию для того, чтобы поспорить Ливию с Гумой.
План, предложенный Алешандре, ещё не потерявший надежды восстановить прежние отношения с Ливией, был прост до тривиальности. Согласно этому плану, Эсмеральде надлежало всего лишь под благовидным предлогом заманить Гуму в свою комнату, предложить ему сок, смешанный с лошадиной дозой снотворного, а потом, когда он уснёт, раздеть догола и улечься рядом с ним на кровати.
— Когда всё будет готово, ты позвони мне, и я сам позабочусь о том, чтобы Ливия вошла в твою комнату, — внушал ей Алешандре. — Она должна увидеть своего рыбака голеньким и спящим в твоих объятиях.
— Гума не её, а мой! — возразила Эсмералда, а в остальном полностью согласилась с планом Алешандре.
Они устроили всё, как и было задумано, однако нужного результата не достигли. Очнувшийся Гума чувствовал себя так плохо, что дядюшке Бабау пришлось вызывать Родригу, а тот сразу понял, в чём дело, и устроил пациенту промывания желудка. Позже Гума объяснил Ливии, что он стал жертвой провокации, она его слегка пожурила и тотчас же простила.
Дядюшка Бабау отправил дочь на исправление к Рикардине, а уязвлённому Алешандре оставалось только мучиться ревностью и обдумывать план очередной, гораздо более изощрённой провокации, способной навсегда разлучить Ливию с Гумой.
Перебрав множество вариантов, Алешандре остановился на одном, который он тоже не мог осуществить в одиночку, и на сей раз, его сообщником должен был стать ни кто иной, как Феликс. Но захочет ли участвовать в подобного рода играх, особенно сейчас, когда предвыборные страсти накалились до предела?
Несколько дней Алешандре выжидал, не обращался к отцу с такой обременительной просьбой. Он надеялся поговорить об этом во время их совместного похода на праздничный вечер в отеле «Казино». Не мог же Алешандре предположить, что какая-то сумасшедшая Эпифания спутает ему все карты! Теперь отец расстроен, рассержен, ему надо спасать свою репутацию, а не думать о любовных проблемах сына.
И всё же Алешандре рискнул. Перед самым выходом из дома он сказал отцу, что у того есть возможность нанести сокрушительный удар одному из лидеров оппозиции.
— Я имею в виду этого прихвостня доны Эпифании – рыбака Гуму, — пояснил Алешандре. — Если ты одобришь мой план, то мы оба будем в выигрыше: я отобью у него Ливию, а ты безнадёжно скомпрометируешь его в глазах рыбаков.
— И в чём же состоит твой план? — заинтересованно спросил Феликс.
Алешандре напомнил ему о деньгах, которые Ливия одолжила у Феликса, чтобы помочь Гуме рассчитаться за грузовик.
— Я тогда возмущался твоей щедростью, а ты сказал: «Я знаю, что делаю», — продолжил Алешандре. — Теперь мне стал понятен твой замысел, и я считаю, что пришло время объяснить Гуме, кому на самом деле он обязан. Ливия наверняка утаила от него эту важную деталь, иначе бы он ни за что не согласился принять помощь от своего идейного противника. Я слышал, на этот вечер приглашены и рыбаки, поэтому прошу тебя: напомни Гуме, что пора возвращать долги! Он будет возмущён, узнав, как Ливия его подставила. Я уверен, после этого они разойдутся. Гума, с его гонором, не простит Ливии этой медвежьей услуги.
— Да, это будет сильный удар по самолюбию рыбака, — согласился Феликс. — Ему придётся долго оправдываться перед своими товарищами, доказывая, что он и впрямь не знал, кому принадлежали те деньги. Но поможет ли это тебе вернуть Ливию?
— Поможет! — уверенно заявил Алешандре. – Я буду всячески утешать её, и поддерживать в трудной ситуации. Не сомневаюсь, она очень скоро поймёт, что я не только её истинный друг, но и главный человек в её жизни.
— Что ж, я с удовольствием заставлю Гуму почувствовать себя обманутым и униженным, — сказал Феликс. — У меня вызывает сомнения только одно: реакция Ливии. Эта девушка своенравна и непредсказуема. После ссоры с рыбаком она может запросто уехать из города навсегда.
— Нет, вряд ли, — возразил Алешандре. — Она уже избавилась от своей квартиры в Рио и, если вернётся туда, останется и без крова, и без работы. А здесь у неё прекрасная работа и тётя Лео, которую она обожает. Нет, Ливия никуда не уедет, а я сделаю всё, чтобы она стала моей. Я ведь твой сын, и тоже не привык пасовать перед трудностями. Своей цели я добьюсь, чего бы мне это не стоило!