Берег мечты

Глава 2

Женщину, которая явилась в дом префекта в праздничные дни и принесла на руках младенца, сына Бартоломеу, звали Арлете, и у неё была своя совсем невесёлая история, которая стала ещё печальнее с нежданной смертью Бартоломеу.

Однако начинать её нужно с самого начала. В небольшом уютном домике неподалёку от порта жил вдовец с тремя дочерьми — Арлете, Розой и Сесилией. Девочки ходили в школу, бегали купаться в море, хлопотали по хозяйству, и все три обещали стать красавицами. Раньше всех это понял полковник Журандир, аристократ, жуир и сластолюбец, охотник за едва расцветшими розочками. Порт и кварталы, прилегающие к порту, Журандир сделал местом своей охоты. Большеглазые тонконогие овечки и не подозревали, какая им грозит опасность, когда добрый взрослый дядюшка угощал их то конфеткой, то пирожным. Дело кончалось трагедией: он заманивал одну из овечек в дом и насиловал. Но всё ему сходило с рук. Нищих девчонок было полным полно, и никому дела не было до их счастливой или несчастной судьбы. А вот полковник был отпрыском старинного рода, богатым и уважаемым в верхнем городе человеком.

Арлете в своём семействе подросла первой, у неё не было матери, которая предостерегла бы её от опасности, растолковав, что к чему, и она пала жертвой сластолюбца. Бедняжка всё рассказала сёстрам и отцу, тот пришёл в страшную ярость и не нашёл ничего лучшего, как выгнать несчастную дочь из дома. Двум другим дочерям он запретил к ней подходить, с ней видеться. Что оставалось делать бедной Арлете? Где она могла найти приют? Только у доны Клотильды Маримбас, в её борделе. Надо сказать, что дона Коло, так называли Клотильду её близкие друзья и знакомые, была далеко не самой худшей из хозяек подобных заведений. Она относилась к своим девочкам чуть ли не по-матерински.

Роза, наученная горьким опытом сестры, не попалась на удочку Журандира. Не в пример мягкой и покорной Арлете, Роза была резкой, решительной и деятельной. Журандира она на пушечный выстрел не подпускала к себе и во все глаза следила за младшей Сесилией, тоже очень послушной и кроткой девочкой, опасаясь за её судьбу. Отец их умер, когда у Розы уже появился жених. Его звали Отасилиу, и был он начинающим адвокатом. После смерти отца Роза стала постоянно видеться с Арлете и всегда уговаривала её вернуться домой. Арлете не соглашалась, её репутация была погублена, и она боялась отпугнуть женихов своих сестёр, боялась испортить девочкам жизнь.

Но случилось чудо, Арлете познакомилась с Бартоломеу, и они полюбили друг друга. Арлете стала подумывать, не вернуться ли ей и в самом деле домой. Она ничего не ждала от своего возлюбленного, ничего от него не требовала, а просто его любила. Забеременев, она всё медлила и не открывалась Бартоломеу, не желая, чтобы дитя любви стало орудием принуждения. Первой она решила открыться Розе и послушать, что та скажет. Но Роза опередила её, заговорив о своём.

— В воскресенье я выхожу замуж, — объявила она, как только увидела сестру. — Ты будешь моей посажёной матерью. Будешь стоять рядом со мной в церкви, мы — сёстры и должны быть всегда вместе.

— Бог вспомнил обо мне, — со слезами на глазах сказала Арлете, и больше ничего уже не могла сказать.

Про себя Арлете решила, что после замужества Розы в самом деле переберётся в свой родной дом, родит ребёночка и будет его воспитывать. У неё появилось будущее, и она почувствовала себя счастливой. С этим решением она и отправилась к доне Коло, сообщила, что ждёт ребёнка и скоро уедет от неё. Дона Коло сочувственно посмотрела на девушку. Сколько подобных историй она видела на своём веку! И это были печальные истории.

— Ты хочешь растить своего ребёнка одна? — спросила она.

— Да, — просто и сердечно ответила Арлете. — Но я буду не одна, мне будет помогать Еманжа. Ей я буду молиться, чтобы мой ребёнок вырос сильным, здоровым и добрым, и она не оставит меня.

Растить одной ребёнка отваживалась далеко не каждая девушка. Дона Коло и раньше относилась к Арлете с уважением, теперь же прониклась ещё большим. Но из её опыта, бездетные были благополучнее. На всякий случай она предложила Арлете и этот выход. Арлете отказалась наотрез. Дона Коло попросила её хорошенько подумать, ведь обратного хода уже не будет.

— Я обо всём подумала, — кротко, но твёрдо ответила Арлете.

Дона Коло решила, что по мере сил будет помогать девушке, но вслух этого не сказала: работа у них была особая, и дисциплина тоже.

Поговорив с доной Коло, приняв решение, Арлете почувствовала, что готова сообщить свою новость Бартоломеу. От него уже не зависела ни её судьба, ни судьба её ребёнка.

А Бартоломеу обрадовался. Арлете увидела, что он по-настоящему счастлив. И тоже почувствовала себя счастливой.

— Я словно предчувствовал, какую ты мне подаришь радость, — сказал он. — Посмотри, что я тебе привёз.

Он достал из кармана коробочку и протянул ей. В коробочке лежало очень красивое золотое кольцо.

— Это кольцо моей матушки, семейная реликвия. Надень его в знак нашего обручения. Подожди ещё два-три дня, я всё приготовлю, приеду за тобой и заберу тебя отсюда. Больше мы с тобой не расстанемся. Ты будешь моей женой, любимой, ненаглядной.

Арлете от счастья расплакалась.

Когда дона Коло увидела кольцо на руке Арлете, услышала, что та собралась замуж, то покачала головой и ничего не сказала. Ни одна из её девушек не вышла замуж, хотя многие надеялись, многие собирались…

В день свадьбы Розы полковник Журандир воспользовался тем, что юная Сесилия осталась без присмотра, и совершил над ней насилие. Бедная девочка от отчаяния и ужаса покончила с собой. Роза, увидев бездыханное тело сестры, отправилась в любимое кафе полковника, где он сидел и попивал кофеёк, и прикончила негодяя пятью выстрелами из отцовского карабина на глазах у завсегдатаев.

— Я рада, что покончила с этой мразью. Он получил по заслугам здесь, а в аду получит остальное, — сказала Роза подоспевшим полицейским.

Розу увезли в тюрьму, Отасилиу был в отчаянии. Он ещё не закончил учёбу, не мог выступать как адвокат, не мог защищать свою любимую.

— Но я позабочусь, чтобы на защиту справедливости встал самый лучший из адвокатов! — пообещал он себе.

На следующий день от сердечного приступа умер Бартоломеу. Арлете осталась на свете одна. Нет, неправда, у неё был ребёнок, ради которого она должна была жить. Дона Коло предложила ей остаться до родов у неё и дала лёгкую работу по хозяйству. Арлете приняла её предложение с благодарностью. Она навещала сестру в тюрьме, и Роза, узнав о будущем племяннике, твердила Арлете одно и то же:

— У твоего ребёнка есть родня. У него есть права на наследство. Пойди с ним к брату Бартоломеу. Он должен позаботиться и о тебе, и о маленьком.

К тому времени, когда Арлете родила сына, Феликс стал законным наследником, пройдя все юридические процедуры, а Роза была осуждена на многолетнее тюремное заключение.

В день, когда её отправляли в тюрьму, где она должна была отбывать наказание, Отасилиу рыдал от беспомощности и отчаяния.

Роза смотрела на него с сочувствием, потом сказала:

— Не убивайся так. И не жди меня. Живи своей жизнью, женись, заведи детей. Когда я выйду на свободу, мы будем совсем другими. Мы можем даже не узнать друг друга. Ты понял меня? Я запрещаю тебе меня ждать.

Её слова показались Отасилиу дикостью, но со временем он понял их смысл и оценил по достоинству. И если потом вспоминал Розу, то исключительно с благодарностью.

Арлете не сразу решила добиваться справедливости. Но советы сестры, доны Коло, да и многих других убедили её, что она должна получить хотя бы малую толику того, чем по праву мог бы владеть её сын. Чем больше она думала, тем отчётливее понимала, что Феликс Геррейру и его жена должны выделить своему племяннику хоть какую-то сумму на содержание, а потом и на учёбу.

В день праздника, устроенного в честь нового префекта, она взяла малыша и распрощалась с доной Коло.

Каков бы ни был исход её знакомства с новыми родственниками, Арлете не собиралась оставаться с малышом в борделе. Она надумала жить с ним в доме, где жила вместе с сёстрами и часть которого по-прежнему ей принадлежала. По дороге она остановилась перед статуей богини моря Еманжи, которую почитали все жители нижнего города, протянула ей мальчика и сказала:

— Возьми моего сына! Нет у него других защитников, кроме тебя. Помоги ему вырасти добрым и хорошим человеком, и пусть он служит во славу твою всю жизнь!

Когда Адма, выслушав Арлете, передала её в руки Эриберту, та поняла, на какую участь её обрекают. И попыталась вырваться. Но жёсткая мужская рука крепко держала её.

— Посмей только! Убью на месте.

И Арлете покорилась. Приняла свою участь с облегчением. Потеряв Бартоломеу, она не хотела жить. Втайне она надеялась, что родня Бартоломеу признает племянника, возьмёт мальчика к себе, и тогда она спокойно последует за своим возлюбленным. Но судьба сулила иное. Арлете шла и молилась Еманже, чтобы та не оставила невинного младенца без помощи.

— Он твой, — шептала она. — Я отдала его тебе. Не оставь его, не оставь!

Для Эриберту Арлете была одной из портовых шлюшек, прижившей неведомо от кого пащенка. Пристрастие именно к этой шлюшке его бывшего хозяина Бартоломеу было Эриберту известно. Знал он и о ребёнке. Но тем больше видел оснований для того, чтобы от обоих избавиться. Дона Адма была права. Сто раз права. Тысячу раз права. Эриберту готов был помочь ей, и с большим удовольствием. Тем более что и сам, наконец, сделается богатым человеком, а от богатства до уважения один шаг. Он ещё всем покажет, каков в деле Эриберту! Если вся контрабанда будет принадлежать ему, то он развернётся! Ему по душе это опасное дело! Да и денег никогда не бывает много. Пусть их будет как можно больше!

Эриберту вёл Арлете к причалу, искоса поглядывая на корзинку с младенцем, которую она несла в руках. Когда он подтолкнул её к лодке, она попыталась было сопротивляться, но он на неё прикрикнул, пригрозил, и она покорно влезла в лодку, продолжая про себя молиться богине моря Еманже, которой поручила своего сыночка, прося для него жизни, а не смерти. Арлете сидела на скамейке, крепко прижимая к себе корзинку, на глазах у неё блестели слёзы. Эриберту смешно было на неё смотреть. Адма вцепилась бы ему в горло. Или выдумала что-то такое, от чего и чертям стало бы тошно. А эта…

Он грёб, налегая на вёсла, и, когда счёл, что отплыл достаточно далеко, собрался приняться за дело. Женщина всё поняла. И избавила его от греха душегубства: сама пустила корзинку по волнам, сама прыгнула за борт. Некоторое время она барахталась на поверхности, а потом пошла ко дну. Зато корзинка качалась на волнах, словно маленький кораблик. Эриберту собрался её нагнать, но тут налетел престранный порыв ветра, лодку погнал в одну сторону, корзинку в другую. Разыгрались волны, обрушились на лодку Эриберту, он вмиг промок до костей. На секунду он подумал, что не быть в живых и ему. Но, также внезапно ветер стих. Эриберту огляделся: стеклянная голубая гладь вокруг, нигде никакой корзины. «Утонула, — удовлетворённо подумал он, — да и как было уцелеть в такой круговерти?» Взялся за вёсла и стал грести к берегу.

Эриберту не верил в чудеса, а напрасно. Корзинку прибило к рыбацкой лодке, и подхватил её рыбак по имени Фредерику. Только что у себя на катере он принимал роды у своей жены Эвлалии. Вёз к врачу, в больницу, но не успел. Начались роды. Их сынок родился мёртвым. А как они его ждали! Как радовались! Как любили! Теперь собралась за сыном следом и Эвлалия, она лежала, едва дыша, прикрыв глаза. Фредерику чувствовал, что она вот-вот уйдёт, и молил Еманжу, чтобы вернула сына к жизни, и тогда к жизни вернётся и мать.

— Сделай это, — просил он, — и я клянусь, что никогда больше не выйду в море!

Он клялся скорее жене, которая так просила его перестать заниматься контрабандой, чем великой и всемогущей Еманже. Стоило ему произнести свою клятву, как перед собой он увидел плывущую по волнам корзинку. Её прибило прямо к борту катера. Фредерику выловил её, открыл и не поверил собственным глазам: в ней лежал крепенький мальчуган. Он взял его на руки и поднёс жене. Надежда вспыхнула в его сердце.

— Лалинья! — окликнул он её, — посмотри на нашего малыша. Ты видишь, какой он здоровенький! Ты так нужна ему!

Лалинья открыла глаза, улыбнулась мужу и тихо-тихо сказала:

— Я рада, что он такой большой и крепкий! Мы зачали его на этом катере, в море. В море он родился. Принеси мне морской воды, я окрещу его.

Фредерику подал ей воды, и она, окропив малыша, произнесла:

— Нарекаю тебя именем Гумерсинду. Будь добрым и хорошим человеком.

Она крепко прижала к себе ребёнка и замолчала навсегда.

Фредерику вернулся в Порту-дус-Милагрес с сыном, без жены. Он никому не сказал, что в глубины моря опустил не только жену, но и собственного ребёнка. Франсишку, брат Фредерику, и невестка Рита оплакали бедняжку Эвлалию. Рита взяла на себя заботу о маленьком Гумерсинду. Фредерику и словом никому не обмолвился, что это не его сын, что младенца послала ему Еманжа в обмен на страшную клятву. Золотое кольцо, которое он нашёл у мальчика в пелёнках, Фредерику спрятал. После смерти жены, он стал угрюмым и молчаливым, но этому никто не удивлялся. Удивлялись другому: Фредерику, лучший рыбак и отчаянной смелости парень, перестал выходить в море.

— Я дал обет Еманже, — объяснил он невестке и брату, — и я его не нарушу.

Но прошло несколько недель, и Фредерику нарушил свой обет. Буря застигла его брата в море. Рита металась по берегу и молила рыбаков о помощи, но они смущённо и неловко отворачивались: отправляться в море было чистым безумием. И тогда она стала кричать на Фредерику, упрекая его в трусости.

— Я не боюсь, — тихо ответил он. — Если бы не обет, я бы не думал ни секунды.

— Ты не рыбак, если бросаешь в беде брата, — крикнула Рита. — Еманжа не даст вам больше рыбы! Ты забыл о законе рыбаков? Нельзя оставлять человека в беде!

Фредерику посмотрел на заплаканное лицо Риты и двинулся к катеру. Очень скоро Рита потеряла его из вида среди разбушевавшихся волн.

Рита не ушла с берега. Она встала на колени и молилась Еманже, чтобы та простила Фредерику его обет, чтобы помогла ему спасти брата.

Бури утихла к утру, и по спокойным водам к берегу причалили две лодки, Фредерику удалось спасти своего брата Франсишку.

Все рыбаки праздновали возвращение Шику, а Фредерику метался на постели в горячке. У его изголовья сидела Рита и ждала, когда же Шику приведёт врача.

— Мне холодно, я весь изо льда, я умираю, Рита, — проговорил вдруг отчётливо Фредерику, — но я не могу уйти и унести свою тайну с собой.

Рите показалось, что больной бредит, она попыталась успокоить его, но тот настойчиво продолжал:

— Не оставь мальчика, которого я привёз с собой, Рита. Это не мой сын, его подарила мне Еманжа. Он вышел из её чрева, приплыл по волнам в корзинке.

Рита положила на пылающий лоб Фредерику прохладную руку. Поскорее бы приходил доктор. Бедный Фредерику! Чего только ему не мерещится в горячке!

Но Фредерику вполне разумно в нескольких словах рассказал о мёртвом ребёнке, о своей молитве и чуде с корзинкой, а потом попросил достать шкатулку и взять из неё кольцо. Рита послушалась. Действительно, в шкатулке лежало изящное золотое кольцо.

— Сбереги его, — сказал он. — Я уверен, настанет день, и оно очень пригодится Гуме.

Потрясённая Рита смотрела на кольцо как завороженная, она не могла оторвать от него глаз. Когда её взгляд обратился к Фредерику, он уже не дышал. Врач приехал только для того, чтобы засвидетельствовать смерть.

Шику был на похоронах как каменный, Рита горько плакала. Она невольно винила себя в смерти Фредерику и утешалась только тем, что на небе ему лучше, чем на земле, потому что там он вместе со своим сыном и своей Лалиньей. Франсишку после смерти брата стал попивать, а потом, перестал, и ночевать дома. Рита поняла, что у него появилась другая женщина. Рита не ждала от Шику такого предательства. К одному горю прибавилось другое: ценою жизни Фредерику она спасла своего любимого, но он разлюбил её. Она попыталась образумить Шику, поговорить с ним, но у неё ничего не получалось. Трезвый Шику угрюмо отмалчивался, возможно, чувствуя свою вину, а пьяный кричал, что она виновата в смерти его брата.

— Ты пошла против Еманжи! — повторял он, — От тебя только и жди, что несчастья!

Сначала Рита терпела его выходки, но в сердце её копилось всё больше горя и горечи.

«Может, я и впрямь приношу всем несчастье? — стала думать она. — Может, я навлеку его и на Шику, и на маленького Гумерсинду? Видно, всерьёз рассердила Еманжу, если она отняла у меня любовь Шику».

Ради Шику Рита ушла из родного дома, жила с ним невенчаной, но если он разлюбил её, то могла ли она оставаться под его крышей?

Как ни больно было Рите, но в одно прекрасное утро она собрала, свои вещи и тихонько выскользнула из дома, мысленно попрощавшись с ним навсегда.

Так маленький Гума, снова осиротел. И обрести семью ему удалось далеко не сразу.

Рита уехала в маленький городок Валенсу, устроилась работать к вдовцу с маленьким сынишкой. Этот мальчик, Руфину, хоть и был чёрненьким, но всё равно напоминал ей Гуму, к которому она успела привязаться, и при мысли о котором у неё обливалось сердце кровью. Что удивительного, если спустя несколько месяцев вдовец искренне привязался к Рите? Бог ничем её не обидел: ни красотой, ни добрым сердцем, ни трудолюбием. Скрепя сердце, Рита приняла ухаживания вдовца. Её жизнь всё равно была кончена, сердце её принадлежало Шику. Но Шику обвинил её во всех грехах, надеяться было не на что, а жить дальше было нужно. Всю свою любовь она отдала маленькому Руфину. Прошло ещё сколько-то времени, и Рита забеременела, а потом родила дочку, которую назвала Селмой. Счастье Риты было в детях, им она отдавала всю свою заботу и любовь. Жизнь шла своим чередом, сердечная рана Риты затянулась бы со временем окончательно, не получи она письмо от Шику.

Франсишку опомнился не сразу. Ещё какое-то время после ухода Риты он топил горе в вине, забываясь в объятиях своей новой привязанности. Маленьким Гумой в это печальное время занимались сердобольные соседи. Потом до воспалённого мозга Шику дошло, что Риту он не увидит больше никогда в жизни. Открытие так потрясло его, что он сразу протрезвел. Потеря за потерей — брат, невестка, жена… А племянник? Неужели он в своём пьяном угаре лишился и племянника? Гуму привели соседи, и, взяв его на руки, Шику расплакался. Вместе со слезами вышла из его сердца и чернота. Он понял, что жить без Риты не может, и с тех пор стал искать её. Гуму он не отпускал от себя, уходя в море, брал мальчика с собой: если уж суждено погибнуть, так лучше вместе. Именно тогда и выяснилось, что Гума находится под особым покровительством богини Еманжи: если Гума был в лодке, улов у Франсишку был удивительный. А если мальчик вдруг болел и оставался у соседки, которая помогала им по хозяйству, рыба не ловилась. Да и в море Гума чувствовал себя едва ли не лучше, чем на суше. Шику очень привязался к племяннику, и сердце у него уже болело не только из-за себя, но и из-за мальчика, которому нужна была мать. Наконец, он отыскал Риту. И послал ей письмо. Любовное, страстное, тоскующее. Влюблённый Шику вновь принадлежал только ей одной. Рита не устояла. Она примчалась в Порту-дус-Милагрес. Понимая, что не может вернуться к Шику, она хотела повидаться с ним. Шику ждал её. Он был так нежен, так страстен, а маленький Гума выглядел так по-сиротски, и дом, и хозяйство были так заброшены, что сердце Риты облилось кровью. Но она ничего не пообещала Шику, когда уезжала в свою Валенсу. Да и как она могла что-то обещать? Однако в Валенсе её ожидал сюрприз. Новый её муж нашёл письмо Шику, прочитал его, забрал детей и уехал неизвестно куда. Рита расспросила всех соседей, но никто не мог ей сказать, куда он делся. Рита прожила несколько недель в ожидании. а потом собрала свои вещи и переехала к Шику. Но прошло ещё несколько месяцев, и в Порту-дус-Милагрес прямо в дом Шику, заявился второй муж Риты с детьми. У неё недостало духу сказать Шику правду, она выдала его за своего родственника, недавно потерявшего жену. При этих словах Микаэл, так звали её второго мужа, внезапно посмотрел на неё:

— Потерял? Я её навсегда потерял? — спросил он.

— Да, Микаэл, ты потерял её навсегда, — повторила Рита, хотя сердце её кровоточило, и с тех пор не переставало кровоточить.

Микаэл поселился неподалёку, скоро привёл к себе в дом женщину, чтобы она ходила за Руфину и Селминьей, и жил с ней, как с женой. Видимо, он крепко любил Риту, если пожалел её и не открыл правды Шику. Рита частенько забегала к «родне», постоянно ей помогала. Руфину считал Гуму братом. Селминья росла своенравной, капризной, неуживчивой. Но что можно ждать от ребёнка, который растёт на чужих руках? У Риты между тем родилась вторая дочка, от Шику, назвали её Луизой. Забот у Риты прибавилось. Она стала реже бывать у «родни», потом, и совсем, почти перестала. Там семья, чего ей там делать?

Но о детях тосковала, потому что очень была к ним привязана. Микаэл не зажился на свете. Женщина, которая жила с ним, не осталась с приёмными детьми. Руфину и Селминья подростками остались одни, Рита за ними только присматривала, но при такой жизни разве за всем усмотришь? Да и какой у тебя авторитет, если ты дальняя родня, тётя с соседней улицы? Одним словом, Селминья рано начала гулять с мальчиками, а потом и вовсе с пути сбилась. Руфину сначала увещевал сестру, уговаривал приняться за ученье или выбрать какое-то ремесло. Но у него ничего не вышло. И тогда он выгнал сестру из дома, объявив, что она его позорит. Селминья уехала из Порту-дус-Милагрес. Рита не спускала глаз с Луизы, а за старшую дочь, которую Руфину выгнал из дома, молилась каждую ночь со слезами. Что ещё она могла сделать? Давнее малодушие обернулось вечной кровоточащей раной. Она боялась потерять Шику, она его не потеряла, жила с ним душа в душу, и нельзя сказать, что была так уж несчастлива. Гума вырос и стал красавцем. Он дружил с Руфину, они всюду ходили вместе, и, глядя на них, у Риты душа радовалась. Что же касается Селминъи, то где она? Что с ней? Рита ничего о ней не знала. Она по-прежнему молилась о ней и надеялась, что, быть может, там, вдалеке, её девочка найдёт себе другую дорогу… Сердце у неё болело и за Шику. Он снова запил, и не на пустом месте. Эриберту отказался принять у него рыбу, сказал, что тухлая. Большего оскорбления Шику в своей жизни не слышал.

Шику сидел в своём любимом «Звёздном маяке», заказывал бутылку за бутылкой и никак не мог залить жар обиды. Выпивал стакан и жаловался дядюшке Бабау, хозяину:

— Рыба-то у меня была свежая, только что выловленная! Одна к одной. Да ты знаешь, какую я ловлю!

— Знаю, знаю, — поддакивал Бабау. — Вы с Гумой самые лучшие рыбаки на причале. — И, пытаясь отвлечь Шику, прибавлял: — Гуму твоего скоро в оганы посвятят. Мне мать Рикардина говорила.

Рикардина, высокая красивая негритянка, была свояченицей Бабау. Жена Бабау и Рикардина были родными сёстрами. Но никто бы этого не сказал, посмотрев на двух женщин. Вспоминая жену, дядюшка Бабау всегда вздыхал, но это был вздох облегчения. Насколько Рикардина была спокойной, уравновешенной и степенной, настолько его жена была вздорной, крикливой и неуживчивой. Очень скоро она его бросила, оставив ему маленькую Эсмералду, и Бабау был благодарен своей благоверной и за то, что оставила дочку, и за то, что сама ушла. В Эсмералде он души не чаял, правда, по мере того, как она подрастала, Бабау вздыхал всё чаще и чаще. Дочка, похоже, унаследовала не его миролюбивый характер, а материнский, упрямый и своенравный. «Ну да с её красотой и дурной характер не помеха», — умилённо думал Бабау. Беда была в том, что его дочка без памяти была влюблена в Гуму, они выросли вместе, парень относился к ней, как к сестре, а она вбила себе в голову, что станет его возлюбленной. Но Гума отмахивался от неё, как от надоедливой мухи, а Эсмералда с настойчивостью мухи вилась вокруг него. Но этой темы Бабау не касался. Что зря собственной дочери кости мыть? Вот если бы дело у молодёжи на лад пошло, они бы с Шику обсудили свадебку… А пока можно было и на другую тему потолковать: как Гуму выберут оганом.

Рикардина была матерью-настоятельницей святилища Еманжи. В порту все относились к ней с большим почтением, потому что через неё Еманжа изъявляла свою волю. Узнавала её Рикардина, гадая на белых камешках. Вместе со своими яос, девушками-послушницами, одетыми в белые туники, Рикардина совершала моления и жертвоприношения Еманже, и она же должна была совершить церемонию посвящения Гумы в оганы.

Слово «оган» означает любимец Еманжи. Еманжа сама указывает на того, кого избирает в свои любимцы, и случается такое совсем не часто. Избранный в оганы сохраняет это звание до самой смерти. Человек этот пользуется особым уважением, к его советам все прислушиваются, а главное, он приносит удачу всем начинаниям, в которых принимает участие, поэтому ни одно важное дело в нижнем городе не обходится без огана. И вот теперь такой важной персоной должен был стать Гума, племянник Шику.

Еманжа, которую так чтили рыбаки, их жёны и дети, указала на него Рикардине и назначила срок. Посвящение должно было произойти в тот же самый день, когда префект устраивал свой праздник.

— Выходит, у нас будет два праздника в один день, — откликнулся Шику, которому было необыкновенно приятно, что его племянник станет оганом.

— Выходит так, — подтвердил Бабау.

— Может, тогда Еманжа нам поможет, и наши неприятности кончатся, — вновь помрачнев, предположил Шику.

— Да не думай ты о неприятностях! — тут же отозвался Бабау. Неприятностей для нас, знаешь, сколько припасено?! Одни кончатся, другие начнутся.

— Твоя, правда, — согласился Шику и снова опрокинул стакан. — Так будет всегда, пока верховодить на причале, будет Эриберту. Сказать, что моя рыба тухлая! Да я сам, своими собственными руками, из него тухлятину сделаю!

— Ну-ну, не горячись! — стал успокаивать приятеля Бабау, покачивая головой. — Есть и другие средства найти управу на Эриберту, который мнит себя царьком, и самоуправствует, как вздумается. Знаешь, что предлагает, например, наш врач Родригу?

Родригу не так давно поселился у них в городе, но успел заслужить большое уважение тем, что лечил бедняков бесплатно, при случае давал им деньги на лекарство или сами лекарства. Был он человеком суровым, неулыбчивым, но очень сердечным и участливым.

— Он что, не только болезни лечит, но и горе людское? — спросил Шику с невесёлой усмешкой.

— Представь себе, лечит, — отозвался Бабау. Он повернулся к приятелю, опёрся руками о стойку, посмотрел ему в глаза и торжествующе произнёс: — Он предлагает рыбакам создать свой кооператив!

— Не очень-то я понимаю, что это такое, — пожаловался Шику. — Объясни!

— Если вы все соберётесь и будете сами продавать свою рыбу, то это и будет кооператив, — объяснил Бабау.

— Это хорошо на словах, а на деле как? Тут её не продашь, а далеко везти…

— Нужен холодильник, — подхватил Бабау, — и не простой, а на колёсах. Рефрижератор, так они называются. Но ведь если всем вместе собраться, да вложить хоть понемногу, то большая сумма соберётся. Глядишь, и купите.

Идея Шику понравилась. Он даже засмеялся, когда представил себе, как они натянут нос Эриберту, весело катя на собственном грузовике.

— А Родригу молодец! — одобрил он.

— Молодец, да не очень, — тут же отрезал Бабау.

— Это ещё почему? — обиделся за доктора Шику.

— То ли трус, то ли самому лечиться надо, — подмигнул Бабау приятелю. — По нему такая женщина сохнет, а он, видите ли, дружбу с ней водит! Ты бы стал с такой красавицей дружить, если она от одного твоего взгляда млеет? Розан душистый, а не женщина. А умница, какая! Придумать наших ребятишек учить, да ещё бесплатно! Мы все ей по гроб жизни обязаны. Она самой верной любви заслуживает, а не только дружбы.

— Про любовь, это ты, верно, говоришь, — подхватил заплетающимся языком Шику, который, пока Бабау рассуждал про Родригу, успел опустошить ещё пару стаканов. – Я всегда был за любовь. И сейчас, если попадётся мне красотка, отказываться не стану, сразу скажу: пойди сюда!

Встав, он неверными шагами направился к женской фигуре, появившейся в проёме двери.

К счастью, это была Рита, которая уже обегала всё вокруг, ища своего Шику. Она подхватила мужа под руку и скомандовала дочери:

— Бери отца за руку с другой стороны, и пошли домой.

Луиза нехотя стала помогать матери. Ей было стыдно идти с пьяным отцом по улице. А Шику, как нарочно, то и дело спотыкался, едва не падал в грязь и всё что-то пытался объяснить заплетающимся языком про рыбу и негодяя Эриберту.

— Мама, мне стыдно, — пожаловалась Луиза, — все знают меня как барышню, я в колледже учусь, а тут мы тащимся с такой образиной.

— Постыдилась бы! — гневно прикрикнула на дочь Рита. — Отцу не стыдно каждый день в робе на причал шагать, чтобы ты барышней ходила и белый хлеб ела? А тебе стыдно с ним рядом идти, когда у него беда случилась?

Луиза ничего не ответила и только насупилась. На глазах у неё выступили слёзы. Для неё худшей беды, чем идти с пьяным отцом, не было. Тут Шику в очередной раз поскользнулся и шлёпнулся прямо в рыбные очистки.

— Не могу, не могу я его держать, — всхлипнула Луиза, — меня от рыбного запаха стошнит!

И она бросилась через дорогу наперерез, лишь бы, быть подальше от родителей. Рита, поджав губы, потащила Шику дальше одна, но, услышав сзади взвизг тормозов, оглянулась. Посреди дороги лежала Луиза, возле неё стояла машина. Пока Рита, бросив мужа, бежала к дочери, вокруг Луизы уже столпились те, кто вылез из машины. Водителем оказался молоденький мальчик, племянник учительницы Дулсе, он был бледен как полотно. Дулсе тоже была тут, она хлопотала возле Луизы, послав за Родригу. Без врача трогать девушку боялись. Луиза открыла глаза и увидела над собой лицо Фреда.

«Это, наверное, ангел небесный, меня встречает», — подумала она.

Но, тут же, узнала доктора Родригу, который присел на корточки и принялся осматривать её руки и ноги.

— Отделалась лёгким испугом, несколько синяков, и всё, — вынес он медицинское заключение. — Давай я помогу тебе встать.

Отасилиу, отец Фреда, случайно оказавшийся на месте происшествия, побледнел не меньше Фреда. Он-то знал, что Фред несовершеннолетний и не имел права вести машину по шоссе. Если пострадавшая обратится в суд, Фреду не поздоровится. Он тут же достал свою визитную карточку, на которой значилось, что он личный адвокат префекта, и вместе с деньгами протянул её Рите.

— Прошу простить нас всех, и если с девочкой всё в порядке, то я думаю, что мы обойдёмся без суда.

— Моя дочь виновата больше вашего сына, неслась очертя голову, не глядя по сторонам! — в сердцах ответила Рита, прижимая к себе дочь. — Денег мне от вас не надо, и в суд я подавать тоже не собираюсь. Всего доброго!

Она потянула за собой перепуганную Луизу, направляясь к ковылявшему по дороге Шику.

Фред стоял и смотрел им вслед.