Глава 23


Адме сошло с рук и это убийство.

Не только близким Эпифании, но и многим жителям города было известно о её головных болях и недомоганиях, поэтому, ни у кого не возникло сомнений в том, что умерла она естественной смертью.

Родригу, осмотрев покойную, назвал причиной смерти сердечную недостаточность, а когда заговорил о вскрытии, Деодату счёл это кощунством и надругательством над умершей.

— Нет! Нет! Я никому не позволю кромсать тело моей жены, даже после её смерти, — заявил он, и никто не посмел пойти против его воли.

В смерти Эпифании он винил себя и дочерей. Ему казалось, что если бы хоть кто-нибудь в тот вечер находился дома, то Эпифанию можно было бы спасти. Бедняга так страдал, что не был способен ни на какие действия, и все хлопоты по организации похорон взяла на себя Жудите, которую Деодату приютил в своём доме, исполняя одно из последних желаний Эпифании.

На траурную панихиду собрался едва ли не весь город, префект тоже счёл своим долгом туда пойти, разумеется, вместе с первой леди, и вот там, в церкви, Адму всё-таки настигло возмездие, хотя никто из присутствующих этого и не понял. Когда она подошла к гробу, чтобы проститься с покойной, ей вдруг почудилось, будто Эпифания открыла глаза и гневно произнесла: «Убийца! Ты будешь гореть в аду!»

— Нет, нет, этого не может быть! – в ужасе воскликнула Адма и отпрянула от гроба, вся дрожа.

Феликс подхватил её под руку, отвёл в сторону и сказал с недовольным видом:

— Успокойся. По-моему, ты переигрываешь, изображая горечь утраты.

— Нет, она живая! – дрожащим голосом ответила Адма, и Феликс понял, что напряжение последних дней подкосило его жену и она сейчас близка к помешательству.

Он отвёз её домой, напичкал транквилизаторами, она отоспалась и, полностью овладев собой, тоже объяснила своё жуткое поведение нервным перенапряжением.

А жители города сошлись во мнении, что Адма зачем-то разыграла эту неуместную сцену, и это лишь усилило их неприязнь к семейству префекта. Волна народного гнева всколыхнулась с новой силой, и под давлением оппозиции Феликс вынужден было взять на должность вице-префекта дядюшку Бабау. Со стороны Феликса это был разумный компромисс, дававший ему временную передышку в обострившейся политической борьбе. Бабау хоть и был ярым оппозиционером, но не располагал той информацией, с помощью которой собиралась разоблачить Феликса Эпифания.

А между тем, и дядюшка Бабау не собирался спокойно отсиживаться в кресле вице-префекта. Он исподволь готовил акцию, которая вполне могла обеспечить Феликсу не только провал на выборах, но и уголовное преследование за преступное загрязнение им окружающей среды. Проведение такой акции стало возможным после того, как Родригу выяснил, из-за чего болеют люди, имевшие несчастье искупаться в местной речке. Оказалось, что речная вода содержит огромное количество ядовитых примесей, которые являются отходами ткацкого производства, принадлежащего сеньору Феликсу. Дулсе предложила устроить митинг и потребовать от Феликса, чтобы он установил у себя на фабрике очистные сооружения, но дядюшка Бабау предпочёл действовать более убедительно и грамотно. По его совету Дулсе написала аргументированное заявление в комитет охраны природы штата Баия с требованием устроить экологическую проверку на фабрике Феликса. Теперь она собирала подписи жителей города, чтобы чиновники в Сальвадоре не могли с лёгкостью отмахнуться от этой коллективной петиции.

Но Феликс об этом не знал и пребывал в прекрасном расположении духа. Ещё бы! Ему сопутствовала удача, к нему благоволила судьба. Он чувствовал, что находится под защитой мощных таинственных сил. Ведь только их властным вмешательством можно объяснить внезапную смерть Эпифании. Стоило ей только объявить себя врагом Феликса, как она тут же была устранена, изъята из жизни. Жестоко? Возможно. Однако Феликс тут абсолютно ни причём, всё произошло без его участия. Некто всемогущий позаботился о нём в ту ночь, убрав с его пути врага и одновременно послав ему бесценный дар – любовь! Как же после этого не уверовать в собственную избранность, уникальность, неуязвимость, если тебя хранит и направляет по жизни твоя яркая путеводная звезда!

Феликс был счастлив как никогда и жил предвкушением ещё большего счастья.

Алешандре тоже был вполне доволен жизнью и собой. Его коварный план удался на славу: Гума в пух, и прах разругался с Ливией, обвинив её во лжи и предательстве. Более того – он заявил, что расстаётся с ней навсегда, поскольку ложь и любовь для него понятия несовместимые.

— По твоей милости Феликс Геррейру унизил меня, втоптал в грязь, — гневно упрекал он Ливию. — Из-за твоей лжи я лишился гордости, чести, достоинства. И этого я тебе никогда не прощу! Ты для меня больше не существуешь!

Не достучавшись до сердца и разума Гумы, Ливия потребовала объяснений от Феликса:

— Вы рассказали Гуме о моём долге, хотя не имели на это права. Скажите, зачем вы это сделали? Чтобы унизить Гуму при всём честном народе?

— Да, я хотел поставить его на место, — подтвердил Феликс, выразительно посмотрев на Алешандре, который тоже присутствовал при их разговоре. — Он пользуется лодкой, выкупленной на мои деньги, и при этом везде поливает меня грязью. Я должен был ему сказать, чего он стоит на самом деле!

Вы ошибаетесь, — возразила Ливия. – Те деньги не ваши. Они мои! Вы их дали мне, значит, это я у вас в долгу, а не Гума!

— Брось, Ливия, — криво усмехнулся Феликс. – Я слышал, вы живёте вместе, поэтому будет справедливо, если часть долга он возьмёт на себя. В конце концов, ты занимала эти деньги ради него.

— Это моё личное дело, вы не имели права вмешиваться!

— Нет, если бы я знал, кому предназначены эти деньги, то не дал бы их тебе. Но ты скрыла от меня правду, как потом скрыла её от Гумы. Ты вела двойную игру, но проиграла! — перешёл в наступление Феликс. — Твой рыбачок не понял тебя, не оценил твоих благих намерений. Ему наплевать на ваши отношения, он нянчит свою уязвлённую гордость.

— Я не собираюсь обсуждать здесь мои отношения с Гумой! – воскликнула Ливия.

— Да тут и обсуждать нечего, — махнул рукой Феликс. — И так ясно, что скрывается за его непомерной гордыней: он любит себя, а не тебя! Если бы это было не так, то он бы не стал обвинять тебя, а достал бы деньги из-под земли и вернул их мне! Но ему проще жить за твой счёт и при этом делать вид, будто я его незаслуженно оскорбил.

— Вы действительно повели себя подло, сеньор Феликс, — заявила Ливия. – И я больше ничего от вас не приму. Ни денег, ни работы! Я увольняюсь! В следующий раз я приду к вам только затем, чтобы вернуть долг!

— Что ж, я удовлетворю твою просьбу об увольнении, — сказал Феликс. – А деньги потребую с твоего рыбачка, упрямая ослица!

Он блестяще справился со своей ролью, и теперь настал черёд Алешандре.

— Я не позволю тебе оскорблять Ливию! – гневно произнёс тот свою первую реплику. — Ни тебе, ни кому-либо другому!

— Что кому позволить, решаю я. И не повышай на меня голос! — ловко подыграл ему Феликс.

— Нет, ты вёл себя по-хамски и должен попросить прощения у Ливии, — продолжил в том же тоне Алешандре. – И об увольнении не может быть и речи. Ливия погорячилась…

— Не надо меня защищать, Алешандре, — сказала Ливия. – После всего, что тут произошло, я не смогу работать на фабрике. Прощай. Спасибо тебе за поддержку. Я ухожу!

— Нет, в этом доме ты моя гостья, не уходи! – всерьёз испугался Алешандре, и попытаться удержать её, а Феликс, продолжая играть свою роль, снова подлил масла в огонь:

— Пусть уходит. Она тебе не пора, Алешандре. Ты всё для неё сделал, окружил заботой, осыпал подарками. Ты из кожи вон лез ради девки…

— Полегче! – угрожающе воскликнул Алешандре, сжав кулаки, но Феликс не унимался:

— А как я могу её называть, если она сбежала к рыбаку, к оборванцу?! И ты всё ещё бегаешь за ней? Где твоя гордость?

Ливии, наконец, удалось оттолкнуть Алешандре, преграждавшего ей дорогу. Она выбежала за дверь, и Алешандре тотчас же последовал за ней, громко крикнув отцу:

— У меня нет гордости, у меня есть любовь! Тебе этого не понять!

Догнав Ливию, он решительно отмежевался от отца, попросив у неё прощения за грубость Феликса. И Ливия приняла его слова за чистую монету.

— Довольно, Алекс, я не хочу, чтобы вы из-за меня ссорились, — сказала она. — Я ухожу из вашего дома и с фабрики навсегда. Но ты не беспокойся, дело вовсе не в тебе. Наша дружба продолжается. А с Феликсом я расстаюсь. Найду работу и отдам ему всё до последнего сентаво!

— Ладно, ты об этом сейчас не думай, — сказал Алешандре. — Давай я отвезу тебя домой.

Он проводил Ливию до самой её комнаты и пообещал заехать к ней вечером. А потом спустился вниз и поговорил с Эсмералдой, которая уже отбыла свой срок у Рикардины и вернулась домой.

— Я сделал всё, что от меня зависело, — сказал он. — Теперь и ты должна включиться в дело. Я возьму на себя Ливию, а ты вбивай клинья под рыбака. Понятно?

— Я готова, — ответила Эсмеральда, — но держи Ливию подальше от Гумы. Главное – выключи её из игры, и пусть море высохнет до дна, если я не окручу Гуму! Он влюблён в меня, только сам об этом не знает.


Оставшись одна, Ливия выплакалась и села за компьютер, надеясь найти для себя работу через Интернет, однако ничего не нашла я снова заплакала. Оставаться в одиночестве ей было невмоготу, и она решилась поехать к тётушке Леонтине, чтобы рассказать о своём горе. Присутствие там Августы Ливию в тот момент уже не смущало. Пусть злорадствует, пусть хоть сто раз повторяет, что она предвидела, чем может закончиться роман с рыбаком, — теперь это не имеет никакого значения!

Ливия уже собиралась выходить, когда в дверь постучал Алешандре. Он вызвался отвезти её к Леонтине, и Эсмералда, увидев их выходящими из дома вдвоём, не преминула сообщить рыбакам, попивавшим пиво в «Звёздном маяке»:

— Видели? Он повёз её в мотель! Скажите Гуме, пусть не слишком убивается. Его подружка быстро утешилась с сыном префекта. Ей надоели комары и духота нижнего города. Надо полагать, Алешандре отвезёт её в хороший мотель, туда, где есть кондиционер.

Эсмералда надеялась, что кто-нибудь из рыбаков обязательно передаст её слова Гуме, и она не ошиблась. Слух о мотеле, в котором якобы кто-то видел Ливию и Алешандре, докатился до Гумы в тот же вечер.

— Это означает, что она никогда меня и не любила, — мрачно заключил Гума. – Она лгала мне во всём! Притворялась, морочила мне голову, а сама мечтала о сыне префекта.

Рита пыталась внушить ему, что он должен спокойно объясниться с Ливией и не верить грязным слухам, а Шику придерживался прямо противоположного мнения:

— Гума, послушай меня. Женщине можно простить многое, кроме одного: нельзя позволять ей втаптывать тебя в грязь. Будь стойким и гордым!

— Нет, Гума, не слушай его, — осмелилась поспорить с мужем Рита. — Ты любишь Ливию, так борись за свою любовь!

Гуме, однако, в тот момент была гораздо ближе позиция Шику, и он ответил Рите:

— Плевал я на любовь! Эти ваши красивые сказки меня больше не волнуют. Я думаю, где бы поскорее заработать деньги, чтобы швырнуть их в ненавистную физиономию Феликса Геррейру!

Гуму так мучил этот проклятый долг, что он даже подумал, не заняться ли ему контрабандой, о чём и сказал своему другу Руфину, который пришёл в ужас от такой идеи:

— Ты в своём уме? Неужели ты пойдёшь батрачить на Эриберту и будешь нелегально перевозить его товар?

— Я ещё не решил, — ответил Гума. — Но мне нужно раздобыть эти деньги любой ценой!

Руфину стал отговаривать его от этой затеи, а кроме того, он настоятельно советовал Гуме помириться с Ливией.

— Ведь ты же любишь её, и она тебя любит, — говорил Руфину. – Это тебе скажет всякий, кто хоть раз видел вас вдвоём. Не мучайся, прости Ливию. Она ведь хотела помочь тебе, но не подумала о возможных последствиях и допустила ошибку. Вот ты, например, сейчас допускаешь такую серьёзную ошибку, которая может стать роковой. Ты об этом не подумал?

После их разговора Гума думал всю ночь и наутро всё-таки отправился к Ливии. А там выяснилось, что она не ночевала дома!

— Неужели ты ещё не понял, что не нужен ей? Она спит с Алешандре! — принялась внушать ему Эсмералда. — Забудь её, она тебя недостойна. Тебе нужна я! Мы предназначены друг другу судьбой!

Гума отмахнулся от неё как от назойливой мухи и пошёл прочь. Теперь он уже не сомневаться в том, что Ливия провела ночь с Алешандре.

А между тем Ливия заночевала в своём фамильном особняке, поскольку в то время и она, и Леонтина как никогда нуждались друг в друге. У каждой из них была своя любовная драма, только в отличие от Ливии Леонтина даже не могла облегчить душу, рассказав племяннице о том, что с ней приключилось минувшей ночью.

Она вообще никому не могла об этом рассказать, потому, что допустила то, чего не должна была допускать ни при каких обстоятельствах! Правда, всё это случилось неожиданно, внезапно. Ни о чём таком Леонтина и не помышляла, когда отправилась в «Звёздный маяк». Она всего лишь хотела напиться допьяна, чтобы заглушить ту мучительную боль, которую доставляла ей многолетняя тайная любовь к Освалду. Денег у Леонтины не было, поэтому она пила за счёт Эзекиела, с которым затем и пошла на пустынный ночной пляж, прекрасно понимая, что ей придётся расплачиваться за выпитый коньяк. А впрочем, с какого-то момента она уже не контролировала свои действия, поскольку была сильно пьяна. Даже сейчас она с трудом припоминала, как всё было. Они с Эзекиелом лежали на песке в обнимку, и тут невесть откуда появился Освалду… Он, принялся избивать Эзекиела, а тот всё повторял «Она меня обманула! Она говорила, что не замужем! Если бы я знал, что у неё есть муж, то не стал бы тратиться на дорогой коньяк!…» Леонтина хотела сбежать, пока они выясняли отношения, но у неё не было сил, она не могла даже встать на ноги.

Освалду на руках отнёс её в рыбацкую хижину, и там между ними произошло то, чего они избегали все эти годы, подавляя в себе давно возникшее чувство. Потом они уснули…

А когда проснулись, Освалду вновь стал целовать её и говорить о своей страстной любви. Но тут Леонтина уже нашла в себе силы, чтобы оттолкнуть его. Он растерялся: «Как? После того блаженства, которое мы испытали?…» Леонтине пришлось обмануть его, сделать вид, будто она не помнит, что с ней было этой ночью. Абсолютно ничего не помнит!

Домой они вернулись порознь.

Освалду получил от Августы взбучку за то, что рано сбежал из центра ночных развлечений, оставив её, беззащитную, на растерзание злобной публике, и за то, что прошлялся где-то всю ночь. Освалду сказал, не хотел мешать ей там своим присутствием и пошёл к морю, где под воздействием свежего воздуха и уснул на берегу. Как ни странно, Августу удовлетворило такое объяснение. Оставив мужа в покое, она попыталась переключиться на Леонтину, кричала: «На какие деньги ты пьянствуешь? От тебя несёт, как от винной бочки!» Но Леонтина закрылась у себя в комнате и не выходила оттуда до вечера, пока к ней не приехала Ливия.

Выслушав племянницу, Леонтина искренне посочувствовала ей и сказала с надеждой:

— Я думаю, вы скоро помиритесь. Гума успокоится и всё поймёт. Любовь сама приведёт его к тебе, вот увидишь!

Ливия, однако, в это не верил. Вспоминая, с какой ненавистью смотрел на неё Гума, она была убеждена, что между ними всё кончено.

— Я должна как можно скорее найти работу, чтобы вернуть Феликсу долг. Сейчас это главное, — сказала она Леонтине. – Возможно, мне даже придётся уехать в Рио.

— Нет! Нет! – испуганно воскликнула Леонтина. — Не оставляй меня одну! Мне, очень нужна твоя помощь! Я больше не могу находиться в одном доме с Августой. Очень тебя прошу: переселяйся к нам обратно!

Ливия подумала, что ей теперь трудно будет жить у дядюшки Бабау. Каждый день придётся выслушивать злобные нападки Эсмералды и ловить на себе осуждающие взгляды рыбаков… Не лучше ли и впрямь терпеть рядом с собой тётушку Августу?

— Ладно, я останусь здесь, — сказала она. — А вещи заберу потом.

За вещами она поехала вместе с Алешандру, дав Эсмералде очередной повод для злословия. Алешандре, напустив на себя строгость, вступился за Ливию, и Эсмеральда умолкла, подчиняясь правилам игры.

Накануне она рассказала Алешандре о том, что Гума приходил мириться с Ливией и не смог этого сделать только потому, что та не ночевала дома.

— Увези её из города! – требовала Эсмералда. – Если она будет здесь, то Гума опять к ней придёт. Я, конечно, сделала всё что могла. Наплела ему тут про мотель, про то, что ты спишь с ний. Он страшно разозлился, но теперь я уже думаю, что его злость может и пройти. Пока Ливия будет у него на глазах, мы с тобой ничего не добьёмся.

Алешандре очень обеспокоило её сообщение.

— Да, ты права, надо ещё что-то сделать, — произнёс он в раздумье. – К сожалению, я не могу сейчас оставить фабрику и уехать с Ливией. Но я обязательно что-нибудь придумаю. А ты продолжай действовать в том же духе.

Поразмыслив, как следует, Алешандре стал тщательно готовиться к очередной операции по завоеванию Ливии.

На правах друга он однажды посоветовал ей самой сделать первый шаг для примирения с Гумой.

Ливия была удивлена:

— И это говоришь ты? Мне казалось, это не в твоих интересах. Я думала, ты меня любишь.

— Люблю. Очень люблю, — подтвердил Алешандре. – Но твоё счастье для меня дороже. Я же вижу, как ты страдаешь. Пойди, поговори с Гумой. Он теперь поостыл и наверняка поймёт тебя.

— Я в этом не уверена…

— А ты попытайся. Гума большой гордец и вряд ли пойдёт на примирение первым. Но он будет рад, если это сделаешь ты.

— Я подумаю, — сказала Ливия. – В любом случае я благодарна тебе. Ты удивительный человек и настоящий друг!

Когда она дозрела до встречи с Гумой, Алешандре дал команду Эриберту, и тот устроил провокацию в «Звёздном маяке». Подойдя к Гуме, который сидел там за столиком в компании рыбаков, Эриберту с вызовом спросил его:

— Эй, парень, ты, когда собираешься отдать деньги, за которыми посылал свою любовницу к сеньору Феликсу?

— Я никого не посылал! – сразу же вскипел Гума. – И ты не суй свой нос в это дело, если не хочешь, чтобы я расквасил тебе физиономию!

— Не посылал? — осклабился в усмешке Эриберту. — Это ты так говоришь, но факт остаётся фактом: ты прятался за женскую юбку!

Гума, как и следовало ожидать, пошёл на него с кулаками, однако рыбаки удержали его от драки. А Эриберту не унимался:

— Здесь ты строишь из себя мачо! Ха-ха-ха! Но теперь уже всем известно, что ты слабак и лопух. Твоя женщина посмеялась над тобой. Бросила тебе подачку, чтобы потом унизить тебя!…

Вырвавшись из рук удерживавших его друзей. Гума нанёс удар Эриберту, и тот закричал:

— Я упеку тебя за решётку!

Рыбаки снова навалились на Гуму со всех сторон, а дядюшка Бабау настоятельно попросил Эриберту, как зачинщика скандала, покинуть помещение.

Эриберту охотно повиновался: всё, что от него требовалось, он сделал, и перспектива быть избитым его отнюдь не привлекала.

Когда Гума немного успокоился, Руфину сказал ему:

— Теперь ты и думать забудь о том, чтобы лезть в кабалу к Эриберту. А деньги мы заработаем!

— Да, конечно, — согласился Гума. – Эту глупость я сболтнул, когда был в ярости. Но, ты, же сам видишь, как подло подставила меня Ливия и через какие унижения мне теперь приходится проходить! Эриберту ведь сказал то, о чём думают все, только не говорят мне!

Руфину хотел ему возразить, но в этот момент увидел Ливию, которая решительно подошла к Гуме и сказала, что хочет с ним объясниться в спокойной обстановке. Гума молчал, наливаясь гневом, а она продолжала:

— Я допустила ошибку, и прошу у тебя прощения.

— Это я уже слышал, — процедил сквозь зубы Гума. – Ты напрасно пришла, я не желаю тебя видеть.

— Мне было непросто это сделать, но я считаю, что мы не можем, не должны вот так расстаться. У нас много общего в прошлом и у нас есть будущее! Я пришла к тебе с открытой душой, и ты сделай над собой усилие, постарайся понять меня.

— Я никогда не смогу тебя понять, — сказал Гума, клокоча от гнева. – И никогда больше не поддамся на твои уловки. Ты подлая лицемерка! Тебе мало одной подставы, так ты ещё что-то задумала? Разворачивайся отсюда и уходи! Уходи прочь из моей жизни!

— Да ты просто… дурак, — сделала открытие Ливия, и тут к ней подскочила Эсмеральда:

— А ну давай, дуй отсюда! Ты всем уже тут надоела!

Ливия, молча, отстранила её и вышла.

— Похоже, ты и, правда, дурак, — сказал Гуме Руфину.

— Да оставьте вы меня все в покое! — ударил кулаком по столу Гума. – Я сыт по горло этими разговорами!

— Гума, пойдём отсюда, — взяла его под руку Эсмералда. – Они все идиоты, им тебя не понять. Я одна тебя понимаю. Будь со мной, Гума, я отдам тебе свою жизнь, я сделаю каждый твой день счастливым! Ты никогда не пожалеешь о том, что стал моим!

— Отвяжись от меня! – грозно рыкнул на неё Гума. – И запомни: даже если в моей жизни больше не будет ни одной женщины, я и тогда не стану твоим!


Загрузка...