Планы Августы на выгодную женитьбу сына безнадёжно провалились. Женезия дала ему от ворот поворот, а кроме того, он ещё и окончательно лишился работы. Роза уволила его за то, что он опять позволил Эзекиелу крупно выиграть и унести с собой весь игровой фонд заведения. Родолфу снова предстояло выплатить Розе огромный долг, но Августе он об этом не сказал – она и без того болезненно переживала своё фиаско.
Однако горевать ей пришлось не долго. Надежда на чужое богатство, с помощью которого можно было бы поправить финансовое положение семьи, вновь замаячила перед Августой, поскольку Ливия согласилась выйти замуж за Алешандре.
Произошло это неожиданно для всех, и прежде всего для самой Ливии, но только не для Алешандре. Он планомерно подводил её к этому решению, действуя в тандеме с Эсмералдой, и наконец, добился желаемого результата. Действовал он предельно просто: всегда говорил своей сообщнице, куда намерен повезти Ливию, а Эсмералде оставалось только появиться в этом же месте вдвоём с Гумой.
Ливия и Гума возмущались, не догадываясь, что выражают свою реакцию одними и теми же словами:
— Какая наглость? Они нарочно лезут мне на глаза, чтобы подразнить?
Алешандре сразу же предлагал Ливии уйти в другое место, с чем она не соглашалась, не желая выглядеть уязвлённой в глазах Гумы и Эсмералды. Этот же трюк Эсмералда проделывала и с Гумой, который тоже не хотел отступать перед Алешандре и Ливией.
Эта игра на нервах у двух влюблённых продолжалась больше месяца, а закончилась в знаменитом ресторане Элиаса на Берегу Любви. Эсмералда привела туда Гуму заранее и успела хорошенько его подпоить, прежде чем там появилась Ливия в сопровождении Алешандре и Леонтины. Гуме было невмоготу видеть, как Алешандре галантно ухаживает за дамами, предлагая им самые изысканные и дорогостоящие блюда, обозначенные в меню. Гуме вообще этот ресторан был не по корману, он повёл сюда Эсмералду, только уступив её настойчивым просьбам, и денег у него хватило на весьма скромный ужин. А этот папенькин сынок запросто швыряется деньгами и – самое ужасное – Ливия принимает это как должное, с нескрываемым удовольствием поглощая предложенные ей деликатесы.
Гума не понимал, что Ливии на самом деле не лез кусок в горло, и она только делала вид, будто наслаждается едой и прекрасными винами. Зато Эсмералда это хорошо понимала и, дождавшись, когда раздражение Гумы достигло максимума, сказала, нежно погладив его по руке:
— Не расстраивайся, любимый. Пусть жируют! Они пришла сюда объедаться, а мы – целоваться! Не так ли? Те, кому хорошо вдвоём, вообще не обращают внимания на еду, потому что никакие деликатесы не могут сравниться с любовью. Давай покажем этим зажравшимся богачам, что есть вещи поважнее и поприятнее, чем тугой кошелёк и чревоугодие. Обними меня и поцелуй!
Не дав Гуме опомниться, она сама обхватила его за шею и поцеловала в губы. А он не посмел оттолкнуть её в присутствии Ливии и Алешандре.
После этого Ливия и согласилась стать женой Алешандре. Она честно сказала ему, что надеется, таким образом, вырвать из своего сердца любовь к Гуме, и Алешандре это нисколько не смутило.
Они объявили о своей помолвке родственникам Ливии. Августа пришла в восторг от такого поворота событий, Леонтина и Освалду восприняли это сообщение сдержанно, понимая, что Ливия не будет счастлива в браке.
По дороге из дома невесты Алешандре сообщил о долгожданном событии Эсмералде, а та не замедлила доложить обо всём Гуме, попытавшись извлечь максимальную выгоду из этой ситуации.
— Давай тоже поженимся, в отместку им! – предложила она, однако Гума на сей раз проявил трезвомыслие и не поддался на провокацию, сказав, что он ещё не готов к женитьбе.
К известию о помолвке сына родители Алешандре отнеслись без всегдашнего единодушия. Феликс порадовался за сына, который доказал, что умеет добиваться своей цели. Адма же высказала решительное возражение, заявив, что после связи с рыбаком Ливия не годится ей в невестки.
— А причём тут ты? Я выбираю жену для себя! – резко ответил ей Алешандре. – Заметь, я не спрашивал твоего разрешения на брак, а просто поставил тебя перед фактом. Чтобы жениться на Ливии, мне будет достаточно и отцовского благословления!
Грубость Алешандре послужила толчком для очередного нервного срыва, которые в последнее время случались у Адмы всё чаще из-за того, что она утратила своё всегдашнее влияние на Феликса. Он больше не обсуждал с ней проблемы, возникавшие в ходе избирательной кампании, не спрашивал её совета, не делился своими планами. Он даже не прикасался к Адме в постели! Возвращался из борделя и нагло засыпал, повернувшись к ней спиной! В лучшем случае бормотал что-то об усталости, вызванной перенапряжением на работе.
Адма лютовала в бессильной злобе, и единственным её собеседником в те дни был Эриберту, с которым она могла позволить себе откровенные высказывания, хоть немного облегчавшие ей жизнь. Она возмущалась неблагодарностью Феликса и в порыве гнева желала ему всяческих несчастий, с которыми он не смог бы справиться без её помощи.
— Я иногда жалею, что отправила на тот свет отпрыска Бартоломеу, — сказала она однажды. – Если бы мечта Ондины исполнилась, и этот ублюдок появился здесь, чтобы отобрать у нас дом и половину состояния, вот тогда бы я точно понадобилась Феликсу! Но что об этом говорить, если мы оба знаем, что ты сам утопил того младенца!
Желая подать Адме хоть какую-то надежду, Эриберту решился открыть ей то, о чём умалчивал долгие годы. Он рассказал, как Арлете перед смертью истово молила Еманжу, чтобы та спасла её сына, как потом налетела буря и унесла корзинку с ребёнком в открытое море.
Эриберту полагал, что в изменившихся условиях Адма воспримет это запоздалое признание благосклонно, однако он ошибся. Адма стала проклинать его за все грехи сразу – и за то, что скрыл от неё правду, и за то, что не догнал корзинку с ребёнком.
— Идиот! Мерзавец! Если бы ты признался вовремя, мы бы прочесали всё побережье, нашли бы того ребёнка и сумели бы замести следы. А что теперь? Если кто-то выловил ту проклятую корзинку, то он мог видеть, как ты убил Арлете, и рассказать это подросшему ублюдку! В этом случае отпрыск Бартоломеу придёт к нам не только за наследством – он обвинит нас в убийстве его матери! Всё всплывёт наружу, и тогда Феликс окончательно от меня отвернётся!
Адма так разбушевалась, что её крик стал слышен во всём доме, и Ондина поспешила занять удобную позицию для подслушивания. Но узнать ей удалось немного. Она встала за дверью слишком поздно и даже не услышала, как Эриберту уверил Адму, что в открытом море под палящим солнцем не смог бы выжить даже взрослый, не говоря уже о беспомощном младенце. Зато Ондина отчётливо услышала, как Адма сказала:
— В жизни бывает всякое, и мы не застрахованы от того, что сын Бартоломеу появится здесь в любую минуту. Мне, во всяком случае, теперь не будет покоя!
Эти слова Ондина истолковала по-своему, и передала их Розе в собственной интерпретации:
— Теперь я не сомневаюсь, что эти двое знают, где находится твой племянник. Они всегда это знали! А если сейчас перепугались и забеспокоились, так это может означать только одно: сынишка сеньора Бартоломеу где-то неподалёку! И мы должны выяснить, кто он, пока эта злодейка не приказала Эриберту убить мальчика.
Роза согласилась с ней и приказала Гайде внимательно прислушиваться к пьяным разглагольствованиям Эриберту, а та призналась, что боится его.
— Однажды я застала его у двери твоей спальни в то время, когда ты была там с сеньором Феликсом, — рассказывала Гайде. – Он не стал скрывать, что подслушивал, но пригрозил мне, и я помалкивала. Он страшный человек, Роза! Но теперь, когда ты сказала, что он знает, где находится твой племянник, я буду ловить каждое его слово!
Ондина тоже теперь постоянно вертелась возле Адмы, а та срывала на ней свой гнев, и однажды старухе это надоело. Она пошла на Адму с открытым забралом:
— Ничего, скоро ваша власть в этом доме кончится! Сюда войдёт настоящий хозяин и выгонит вас вон! Да вы сами это знаете, потому и беситесь.
Адма схватила её обеими руками за горло и потребовала:
— Выкладывай всё, мерзавка! Откуда тебе известно, что сын Бартоломеу скоро здесь появится? Он подал тебе знак? Ты знаешь, кто он и как его зовут? Говори, проклятая, не то я тебя задушу!
— Не прикидывайся дурочкой, лживая стерва! – прохрипела в ответ Ондина. Это тебе и твоему псу всё известно, а я, если бы знала, где находится мальчик, давно привела бы его сюда!
— Дрянь! Сволочь! Ты подслушала мой разговор с Эриберту, — догадалась Адма. – Я убью тебя! Выкладывай, что ты ещё слышала!
— К сожалению, я не услышала самого главного: где находится мальчик сеньора Бартоломеу и почему вы вдруг испугались, что он скоро сюда придёт, — ответила Ондина. – Мне надо было встать за той дверью с самого начала, потому что я должна защитить от вас этого бедного ребёнка!
Зная бесхитростность Ондины, Адма поверила ей и, наконец, отпустила старуху, убрав руки с её шеи. Теперь нужно было окончательно развеять подозрения Ондины, и Адма сказала ей:
— Ты идиотка! Старая ведьма, выжившая из ума! Услышала звон, да не знаешь, где он. Я говорила Эриберту, что была бы рада, если бы сын Бартоломеу и вправду оказался жив. Пусть бы он пришёл к Феликсу и потребовал своё наследство. Тогда бы Феликс опять повернулся ко мне. Ты же всё тут видишь и тебе наверняка известно, что Феликс завёл любовницу. Я с ума схожу от этого!… Я несчастная женщина, которая дошла до того, что вынуждена обсуждать свои личные проблемы с Эриберту и с тобой. Я открыла тебе свою душу, а ты пыталась меня выставить чуть ли не убийцей. Тебе не стыдно?
Ондина продолжала молчать, не желая вновь испытать удушье, оказавшись в цепких лапах своей госпожи.
Адма остро чувствовала своё одиночество ещё и потому, что не имела возможности общаться с сестрой. Амапола, воспользовалась наступившими каникулами, увезла сына и дочь в Майами, чтобы они могли, как следует отдохнуть, а Фред ещё и смог бы избавиться от своей любви к Луизе. Амаполе было невдомёк, что Фред перед отъездом оставил Луизе мобильный телефон и звонил ей тайком при каждом удобном случае. Обоим казалось, что их разлука не закончится никогда, но она всё-таки закончилась, и они вновь стали тайно встречаться.
Адма и Амапола тоже встретились. Последняя выразила глубочайшее сочувствие сестре по поводу измены Феликса, а также передала микро-видеокамеру, которую купила по заказу Адмы в США.
Вооружившись инструментами для видеосъёмки, Адма приказала Эриберту незаметно провести её в спальню Розы незадолго до того, как туда войдёт Феликс.
— Я должна заснять их в пастели, — пояснила она, — и потом пустить в ход эту плёнку, но так, чтобы Феликс подумал, будто съёмку подстроила его любовница – ради шантажа! Теперь ты понимаешь, что произойдёт дальше? Феликс возненавидит Розу Палмейрау!
— Я-то понимаю, — ответил Эриберту. – Но вы уверены, что выдержите, увидев эту любовную сцену своими глазами? Боюсь, что такое зрелище будет вам не по силам.
— Ты не рассуждай, а действуй, — одёрнула его Адма. – Я всё выдержу ради того, чтобы вернуть любовь Феликса!
И она действительно выдержала. Эриберту провёл её в спальню Розы через винный погреб. Адма спряталась за шторой и затем мужественно снимала страстную любовную игру, которой предавался её муж вместе с Розой Палмейрау.
Эриберту всё время находился неподалёку, что не укрылось от внимательного взора Гайде. Она предложила ему поразвлечься у себя в комнате и получила отказ. Позже она рассказала об этом Розе, но обе не придали особого значения странному поведению Эриберту, который никогда прежде не отказывался от услуг Гайде.
— Отказался, потому что был на посту, выполняя приказ своей госпожи, — рассудила Роза. – Ну и пусть шпионит! Я поставила в спальню двойную дверь, теперь он ничего не услышит.
Между тем Эриберту беспрепятственно вывел Адму из заведения Розы и уже там, на улице, она едва не потеряла сознание. Потом, отдышавшись, на свежем воздухе, она призналась Эриберту:
— Это было ужасно! Не знаю, как я всё это выдержала. Мне хотелось убить их обоих! Я удержалась только потому, что моя месть будет более жестокой, чем убийство.
Она отдала микроплёнку Эриберту и велела ему ехать в Сальвадор, чтобы там изготовить копию в обычном видеоформате.
Давно задуманную операцию Адма провела в целом успешно и теперь стала готовиться к завершающему этапу, который должен был привести к её полной и окончательной победе над Розой Палмейрау.
А Феликс тоже дождался подходящего момента и осуществил свой план мести посмевшим выступить против него Дулсе и Родригу.
Доктора встретили прямо в церкви, во время свадебной церемонии.
Жених и невеста находились у алтаря и как раз собирались обменяться кольцами, когда в церковь вошёл комиссар и вместо кольца надел на Родригу наручники.
В ответ на возмущение невесты, священника и всех, кто в тот момент присутствовал на церемонии бракосочетания, комиссар сообщил им, что доктор Родригу виновен в гибели своей пациентки, что он скрывался здесь от правосудия и не имел никакого права заниматься врачебной деятельностью.
— Этого не может быть! – раздалось из толпы. – Немедленно освободите доктора!
— Я прошу внимания, — обратилась к собравшимся Дулсе. – Мне известна эта история. Родригу стал жертвой ложного обвинения, и мы докажем, что он невиновен.
— Вы имеете на это право, — сказал комиссар, — но ваш жених сбежал в Порту-дус-Милагрес, не дождавшись суда, и теперь я обязан заключить его под стражу.
— Дулсе, ты уверена, что мы должны пожениться сейчас? – спросил Родригу. – Я ведь не знаю, сколько времени проведу в тюрьме, пока не докажу, что не виновен…
— Абсолютно уверена, — твёрдо ответила она. – Я люблю тебя! А, кроме того, у законной жены всегда больше возможностей бороться за освобождение мужа. Сеньор комиссар, вы можете временно снять наручники с моего жениха?
Комиссар замялся, не зная, как ему поступить, но под давлением падре и Отасилиу согласился на отсрочку ареста.
Церемония венчания продолжилась, Родригу и Дулсе были официально объявлены мужем и женой, и комиссар снова надел наручники, теперь уже на женатого мужчину.
Дулсе и Родригу поцеловались на прощанье, и тут вперёд выступил Гума, преградив дорогу комиссару.
— Жители Порту-дус-Милагрес! – обратился он к землякам. – Мы все прекрасно знаем, кто такой доктор Родригу и сколько добра он нам сделал. Поэтому мы должны защитить его от произвола. Мы будем бороться за его освобождение и докажем, что он невиновен. А пока прошу вас: освободите проход и аплодируйте в честь доктора Родригу – честнейшего и благороднейшего человека!
Гуму поддержали, и комиссар вывел Родригу из церкви под шквал аплодисментов, которыми жители Порту-дус-Милагрес выражали свою поддержку любимому доктору и веру в его честное имя.
После этого в церкви возник стихийный митинг. Сразу несколько человек предложили всем сброситься, чтобы нанять для Родригу хорошего адвоката. Руфину тут же пошёл с кепкой по кругу, отовсюду послышался звон медяков, но эту акцию приостановил Отасилиу.
— Давайте поступим иначе, — сказал он. – Я попрошу сеньора Феликса похлопотать за Родригу. Пусть он обратится в высшие инстанции. Вы же знаете, какие у него влиятельные связи. Он один может с лёгкостью сделать то, что не под силу целой коллегии адвокатов!
— Может, но вряд ли захочет помогать Родригу, — скептически произнёс Гума.
— Но Родригу теперь мой зять, а я много лет верно служу Феликсу, потому вправе рассчитывать на его помощь, — сказал Отасилиу.
— Что ж, попытка не пытка, — согласился с его доводами Гума, и все стали расходиться по домам, так и не отведав свадебного торта.
Отасилиу же, вернувшись от Феликса, оглушил Амаполу невероятной новостью:
— Он выгнал меня к чёртовой матери! Уволил! Я теперь безработный.
Амапола не могла ему поверить. Она предположила, что Феликс брякнул это сгоряча, что завтра он остынет и попросит Отасилиу не держать на него зла. Когда же Отасилиу пересказал ей подробности своего разговора с Феликсом, и стало ясно, что тот действовал не спонтанно, а вполне обдуманно, Амапола бросилась за помощью к Адме.
Они договорились встретиться в церкви завтра утром, а к тому времени выяснилось также, что исчезли все деньги с банковского счёта в Майами, который Отасилиу открыл там по совету Феликса, чтобы не платить высокие налоги, принятые в Бразилии. Кто-то неведомый получил деньги Отасилиу, точно назвав номер счёта и пароль.
— Боже мой! Мы нищие! – в ужасе воскликнула Амапола. – Я ухлопала все деньги на поездку в Майами и на свадьбу Дулсе, которая превратилась для нас в трагедию. Как же мы будем жить? Я слышу шаркающие шаги за дверью, это нищета идёт к нам в дом!
— А за спиной у неё стоит Феликс, — мрачно произнёс Отасилиу. – Я не знаю, как он это сделал, но уверен, что деньги с моего счета уплыли к нему! Он просто дьявол! Не представляю, как можно было провернуть такую операцию, если пароль знали только я и ты.
— А я, кажется, догадываюсь, как он это сделал, — сказала Амапола. – Помнишь, когда мы в прошлый раз были в Майами, у нас украли кредитку? Ты вынужден был пойти в банк, аннулировать карточку и сменить пароль. Феликс тогда пошёл вместе с тобой, я это отчётливо помню. Наверняка он подсмотрел или подслушал…
— Какой мерзавец! – воскликнул Отасилу. – Выходит, он давно задумал пустить нас по миру! И после этого ты ещё надеешься, что первая леди нам поможет?
Амапола уже ни на что не надеялась и, встретившись с Адмой, просто рассказала ей о своём горе и попросила ничего не говорить Феликсу, чтобы не накликать новой беды.
Но Адма её не послушалась. Она потребовала, чтобы Феликс вернул деньги Отасилиу, украденные с его счёта. А Феликс тотчас же перешёл в наступление, сказав, что его не удивляет такая осведомлённость и такое рвение в отстаивании интересов Амаполы.
— Я знаю о ваших тайных встречах, — продолжил он, — и когда-нибудь заставлю тебя рассказать, какая мерзкая история за ними скрывается. Мне вообще надоели твои мрачные тайны, Адма. Но сейчас у меня нет времени, чтобы во всём этом разбираться. Я должен ехать вместе с Алешандре на деловую встречу, где нам предстоит заключить выгодный контракт с нашими партнёрами по бизнесу.
Между тем Алешандре по дороге на фабрику тоже завёл с отцом разговор об Отасилиу. Ему было непонятно, зачем Феликс проявил такую жестокость к своему адвокату, с которым работал много лет.
— Он много знает о моих, скажем так, сомнительных сделках, и мне нужно было избавиться от балласта, потому что скоро я стану губернатором штата, — пояснил Феликс. – Незачем тащить тёмное прошлое в новую светлую жизнь.
— Но ты обошёлся с ним чересчур круто, он теперь от тебя не зависит и может развязать язык, — с тревогой заметил Алешандре. — Ты об этом не подумал?
— Я давно об этом подумал, — весело произнёс Феликс, самодовольно усмехаясь. – Ещё когда я брал Отасилиу на работу, то внёс в его контракт один секретный пункт, согласно которому он теперь не сможет разглашать никаких сведений о моей прошлой деятельности, иначе должен будет выплатить мне колоссальный штраф.
— И он согласился подписать такой грабительский контракт? – удивился Алешандре.
Феликс в ответ громко рассмеялся:
— А он не придал особого значения тому пункту. Думал, это чистая формальность.
— Но теперь ему терять нечего, он может пойти в суд…
— Нет, некуда он не пойдёт, — уверенно заявил Феликс. – Я подстраховался! Путём нехитрой махинации опустошил его банковский счёт. Отасилиу сейчас нищий. У него нет денег не только на выплату штрафа, но и на прокорм семьи. Пусть теперь покрутится вместе со своей Амаполой, которую я давно мечтал пустить по миру и посмотреть, что будет дальше…