Алиса.
В этот же день.
Весь этот день я пыталась быть идеальным профессионалом. Роботом. Виртуозом секретарского дела. Я безукоризненно составляла документы, сортировала почту, сверяла графики встреч. Каждую минуту я чувствовала на себе тяжелый, невидимый взгляд из-за глухой двери кабинета Егора. После утреннего инцидента с Кристиной и того взгляда, полного какой-то непонятной грусти, который он бросил мне, я была на взводе.
И вот, краем глаза я увидела, как к его кабинету уверенной, твердой походкой направилась Тамара Павловна. Она не смотрела по сторонам, ее поза излучала такое чувство собственной важности и правоты, что по коже пробежали мурашки. На пороге она замедлила шаг и одарила меня коротким, но емким взглядом. Взглядом победителя, который вот-вот поставит жирную точку в затянувшейся игре.
Дверь закрылась за ней. И все.
Щеки мои запылали, словно от пощечины. В ушах зазвенела тишина, сквозь которую я ясно слышала лишь бешеный стук собственного сердца. У меня не было ни капли сомнений — причина ее визита к шефу была ясна, как белый день. Это была я. Она несла ему досье. Справку на Смирнову Алису. Со всеми потрохами.
Я сжала пальцы так, что кости побелели. Нет. Они не выведут меня. Не заставят снова почувствовать себя униженной и виноватой. Я буду работать. Я буду лучше всех. Я вгрызлась в очередной документ, переводя ярость и страх в дотошное выискивание опечаток и неточностей.
Время в приемной тянулось неестественно медленно. Наконец, дверь открылась. Тамара Павловна вышла. И на ее лице играла та самая, сладостная, таинственная улыбка полного удовлетворения. Улыбка кошки, съевшей не просто сметану, а целый птицеводческий комплекс. Чувство выполненного долга исходило от нее почти физически.
Она прошла мимо моего стола, не замедляя шага, и бросила, даже не глядя на меня:
— Работайте, Смирнова, работайте.
Фраза прозвучала как приговор. Как насмешка. Как пожелание вкалывать на последнем издыхании, ведь конец все равно предрешен. Что это значило? Что она ему такого наговорила? Что он теперь думает?
Но развить эту мысль мне не дали. Резкий, требовательный звонок на телефоне заставил меня вздрогнуть. Я машинально сняла трубку.
— Приемная Егора Александровича, Алиса слушает.
— Соедини меня с Егором! Немедленно! — в трубке прозвучал уверенный, не терпящий отказа голос Светланы Петровны. Ее тон не предполагал возражений.
Внутри все сжалось в комок. Очередной удар.
— Одну минуту, Светлана Петровна, — автоматически ответила я и попыталась переключить линию на внутренний номер Егора.
Трубка загудела пустотой. Долгие гудки. Он не отвечал. Возможно, был на другой линии. Возможно, просто не хотел снимать трубку, видя внутренний номер.
Я перевела звонок обратно.
— Светлана Петровна, к сожалению, Егор Александрович не отвечает. Возможно, он занят. Передать ему что-то от вас?
— Что значит, не отвечает?! — ее голос взвизгнул. — Это ты специально не соединяешь! Я знаю! Соедини меня сию же секунду, а то я сама приеду и устрою такой скандал, что тебя вынесут из этого офиса вперед ногами!
Я закрыла глаза, чувствуя, как накатывает волна бессильной ярости. С одной стороны — ядовитая змея Тамара Павловна, доложившая бог знает что. С другой — истеричка, грозящая скандалом. А между ними — он. Молчащий. Не отвечающий. Решающий мою судьбу за закрытой дверью.
— Светлана Петровна, — сказала я, заставляя свой голос быть ровным и металлическим, — я физически не могу соединить вас, если абонент не поднимает трубку. Как только Егор Александрович освободится, я передам ему, что вы звонили.
Не дожидаясь ответа, я положила трубку. Руки снова предательски дрожали. Этот день не просто не собирался заканчиваться. Он собирался добить меня окончательно.
До конца дня Егор не подавал о себе ни единого знака. Дверь его кабинета была глухо закрыта, он не выходил, не звонил по внутренней связи, не отвечал на звонки. Даже телефонные переговоры, судя по всему, он игнорировал. Эта оглушительная тишина из-за его двери была страшнее любого крика.
Когда стрелки часов наконец приблизились к шести, я с облегчением, смешанным с новой порцией тревоги, начала собирать вещи. Набравшись смелости, я решила зайти и спросить, потребуется ли мне задержаться. Нужно было знать, чтобы в случае необходимости предупредить маму.
Я уже потянулась к ручке двери, как она сама резко распахнулась изнутри. На пороге стоял он. Бледный, подтянутый, как струна. Его глаза были темными и абсолютно пустыми.
— Меня завтра не будет в офисе. Отмени все встречи.
И вышел, не сказав больше ни слова.
Я медленно, на автомате, вернулась к своему столу, опустилась в кресло и потянулась к мышке. Монитор ожил, показывая его расписание на завтра. Десяток встреч, каждая — важная, каждая — тщательно выверенная и подготовленная мной.
Механически я начала рассылать письма и смс-уведомления. «Перенос по инициативе офиса». «В связи с внезапно изменившимися обстоятельствами». «Новая дата будет согласована дополнительно». Каждое нажатие кнопки «Отправить» отзывалось тихим щелчком внутри — щелчком обрывающейся ниточки. Моих надежд.
Я представляла, как завтра здесь будет тихо. Как я буду сидеть за своим столом в пустой приемной, зная, что он не придет. Как будут звонить телефоны, и я буду отвечать, что Егор Александрович недоступен. Как Тамара Павловна зайдет с очередной ядовитой улыбкой. Как Светлана Петровна позвонит с торжествующим «я же предупреждала».
Справившись с последним переносом, я закрыла все программы. В офисе было тихо и пусто. Я взяла сумку и вышла, гася свет.
На улице уже стемнело. Прохладный воздух обжег легкие, но не смог прогнать тяжелый камень в груди. Я шла домой, и его слова звучали в ушах навязчивой, безжалостной мантрой: «Меня завтра не будет».