Бывший. Ты (не) папа

Глава 3. Я — тот, кто решает

Егор.

Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, оставив меня наедине с гулкой тишиной кабинета и оглушающим грохотом в моей голове. Алиса.

Я медленно прошелся к панорамному окну, сжав кулаки. Кончики пальцев впились в ладони, но эта физическая боль была ничто по сравнению с тем адом, что разверзся внутри.

Она вошла, и время рухнуло. Пять лет — к черту. Пять лет я выжигал ее из себя кислотой работы, бешеным драйвом, ледяным презрением ко всему. А она просто вошла.

Она изменилась. Исчезла та юношеская угловатость, появилась какая-то новая, зрелая женственность. И все такая же ослепительно красивая. Проклятая красота предательницы.

Мое сердце на секунду оборвалось. Воспоминания. Ее смех. Ее запах. Ее доверчивые глаза, смотрящие на меня, как на Бога.

А потом — словно следующий слайд — другая картина. Номер отеля. Приоткрытая дверь. И она, выходящая оттуда. Раскрасневшаяся. А там, на кровати, спит мой лучший друг. Руслан. Брат. Человек, которому я доверял больше всех.

Мне не нужны были подробности. Не нужны были оправдания. Сам факт. Место. Время. Его полуголая фигура на смятой простыне. Этого было достаточно. Достаточно, чтобы мир перевернулся с ног на голову. Чтобы почувствовать себя последним идиотом. Чтобы сгореть заживо от стыда и ярости.

Я оборвал все. Резко. Жестко. Без объяснений. Как трус. Мне было слишком больно смотреть на нее. Слишком унизительно слушать любые слова.

Мама потом твердила, что я все правильно сделал, что она мне не пара, что я избежал ошибки. Но ее слова были лишь бальзамом на растерзанную гордость. Они не лечили рану. Они ее консервировали.

И вот она здесь. Стояла в этом самом кабинете. Смотрела на меня этими глазами — теперь в них был испуг, гнев, вызов. И этот дурацкий, яркий шелковый платок на шее. Как будто ничего и не было. Как будто она не разбила мне сердце вдребезги.

Я ненавидел ее в эту секунду. Ненавидел за то, что она посмела появиться. За то, что выглядит так… невинно. За то, что заставила меня снова это все почувствовать.

Мой приказ вырвался сам собой. Жестокий, неадекватный, унизительный. Я видел, как она побледнела. И в какую-то долю секунды мне доставило удовольствие увидеть ее шок. Пусть почувствует и свою долю унижения. Пусть поймет, что здесь я — власть. Я — тот, кто решает. Я тот, кого больше никогда не предадут.

Я видел, как она собирается с духом. Как ищет слова. Такая же упрямая, как и раньше. И черт возьми, когда она выпрямила спину и сказала: «Я остаюсь», во мне что-то колыхнулось. Что-то похожее на… уважение? Нет. Не может быть. Это просто отчаяние. Она в отчаянном положении, раз приползла сюда.

Она думает, это тест на прочность? Пусть думает. Для меня это месть. Медленная, методичная месть.

Она не узнает. Ни за что не узнает, что каждый ее взгляд, каждый вздох — это пытка. Что под этой маской холодного начальника бушует тот самый дурак, который до сих пор помнит, как любил ее. Это бесит больше всего на свете.

Я все еще люблю ее. И я заставлю ее пожалеть о том дне, когда она переступила порог этого офиса. Она будет прыгать по моей указке. Она будет ненавидеть каждую секунду, проведенную здесь. И, в конце концов, она сломается и уйдет. Как и все.

И только тогда, может быть, я наконец смогу забыть ее. Или окончательно сойду с ума.

Я повернулся к окну спиной, к ее ушедшей тени за дверью.

— Приготовься, Алиса, — тихо прошептал я в тишину кабинета. — Ты даже не представляешь, что тебя ждет.