Бывший. Ты (не) папа

Глава 34. Огонь ярости

Егор.

Я мчался к дому матери, не видя дороги. В ушах стоял гул, а в груди пылал огонь ярости, смешанной с леденящим душу осознанием собственной глупости. Я влетел в квартиру без предупреждения.

Она сидела перед зеркалом, и ее отражение выразило сначала удивление, а затем привычную, сладковатую улыбку.

— Сынок! Какая неожиданность...

— Хватит лгать, мама! — мой голос прозвучал хрипло и резко, заставив ее вздрогнуть. — Про отель. Про Руслана. Про снотворное. Я все знаю.

Ее лицо на секунду стало маской непроницаемого спокойствия.

— Не понимаю, о чем ты. Какое снотворное? Эта девушка сама...

— Есть видеозапись! — перебил я ее, и эти слова подействовали как удар тока. Она резко обернулась ко мне, и в ее глазах мелькнул настоящий, неприкрытый страх. — Все видно, мама. Как ты вышла из отеля сияющая. Как ты все подстроила.

Она молчала, и я видел, как в ее голове лихорадочно работают шестеренки, оценивая ущерб. И наконец, ее защита рухнула. Плечи опустились, маска спала.

— Она тебе не пара! — выдохнула она с внезапной яростью, вставая. — Голодранка! Безродная! Я хотела для тебя лучшего!

— Лучшего? — я засмеялся, горько и зло. — Ты знаешь, какое «лучшее» ты для меня устроила? Из-за тебя у матери Алисы случился инфаркт! Из-за тебя она чуть не умерла!

Это поразило ее сильнее, чем упоминание о видео. Она отшатнулась, будто я ударил ее.

— Инфаркт? Я... я не знала...

— А знаешь ли ты, — продолжал я, подходя к ней вплотную и глядя прямо в ее испуганные глаза, — что у тебя есть внучка? Прекрасная, умная девочка. Четыре года. Твоя кровь. И ты лишила меня и себя всех этих лет рядом с ней.

Эффект был ошеломляющим. Все ее напускное высокомерие разом испарилось. Она побледнела, ее губы задрожали.

— Внучка...? — прошептала она, и в ее голосе впервые за многие годы прозвучала неподдельная, человеческая боль. — это... правда?

Она медленно опустилась на стул, и по ее идеально ухоженным щекам потекли настоящие, беспомощные слезы.

— Что я наделала... О, Боже... Егорушка, прости меня... Я не знала... Я не хотела...

Она рыдала, и в этих рыданиях не было ни капли наигранности. Это были слезы раскаяния, пришедшего слишком поздно.

— Отвези меня к ним! — взмолилась она, хватая меня за руку. — Я должна их увидеть! Я буду умолять их о прощении на коленях!

В этот момент я вспомнил о другом ее «проекте». О Кристине.

— Хорошо. Позже, — сказал я холодно, — а сначала разберись с той, кого ты навязала мне в невесты. С Кристиной и ее несуществующей беременностью. Ты придумала эту ложь, ты и объясняйся. Я не хочу ее больше видеть.

Она быстро, по-птичьи, закивала, вытирая слезы.

— Да, да, конечно. Я все улажу. Я все объясню. Только позволь мне увидеть внучку...

Я смотрел на нее — сломленную, плачущую, жалкую. И не чувствовал ничего, кроме усталости и пустоты. Ее раскаяние не могло вернуть пять потерянных лет. Оно не могло стереть боль, которую она причинила Алисе. Но, возможно, это был первый шаг. Шаг к тому, чтобы хоть что-то исправить.