Алиса
Вернувшись в квартиру, я увидела, что мама все еще сидит на диване, бледная, с невысказанным вопросом в глазах.
— Дочка, что происходит? Почему он здесь? Ты же говорила, что нашла хорошую работу в солидной компании...
Мама тащила на себе все эти годы — и мои слезы, и болезни, и заботу о внучке, пока я пропадала на работе. А теперь я снова осталась без работы. Снова из-за него. Ипотека висела дамокловым мечом, и отчаяние подступало комом к горлу.
Я села рядом, взяла ее холодные пальцы в свои и сделала глубокий вдох.
— Мам, я действительно неделю проработала в солидной компании… его компании, — голос дрогнул, но я продолжила, стараясь говорить тверже. — Но я уволилась, чтобы не обострять ситуацию. Сейчас будет расчет, материально станет полегче. Ты не волнуйся, я обязательно найду работу по специальности. Все будет хорошо.
Мама смотрела на меня с тревогой.
— Сейчас он приходил потому, что все узнал. Правду. И про подстроенную измену, и... — я запнулась, но заставила себя выговорить, — и про Аленку. Узнал, что она его дочь.
Глаза матери расширились.
— Все тайное, рано или поздно, становится явным.
В голове у меня бушевали противоречивые мысли. Теперь он знал. Знал, что у него есть дочь. И этот факт менял все, даже если я сама еще не была готова это признать. Этот факт был как землетрясение, которое разрушило все привычные ландшафты моей жизни. Теперь ничего не будет по-старому.
Мама видела бури в моих глазах и понимала — сейчас главное не вопросы, а просто быть рядом. И тихо обняла меня. Ее молчаливое объятие было крепче любых слов.
После разговора с мамой я на автомате собралась и пошла забирать Аленку из садика. Мысли витали где-то далеко, за пределами привычного маршрута. Я механически отвечала на ее оживленный лепет о прошедшем дне, гладила ее мягкие волосы, но сама была не здесь. Внутри все переворачивалось и бурлило.
На автомате я проделала все наши традиционные вечерние ритуалы.
Мама, конечно, все заметила. Она не задавала лишних вопросов, не лезла с советами.
А ночью... Всю ночь после его визита я пролежала в слезах, прислушиваясь к ровному дыханию Аленки. Сейчас я с особой нежностью смотрела на ее сомкнутые ресницы, на маленькие пальчики, сжимающие край одеяла. В ее чертах я находила — его. Теперь и Егор видел это тоже.
Гнев, выплеснутый на него, сменился леденящей пустотой. Было чувство, будто из меня вынули всю злость, которая держала все эти годы, и теперь внутри осталась лишь усталость и тихий, неуверенный вопрос: «Что же будет дальше?»
Да, он извинился. Сказал, что виноват. Но разве одного слова «извини» достаточно? Разве это может стереть пять лет незаслуженной обиды, страданий, борьбы за выживание? Я не безвольное существо, чтобы забыть все, как только он снизошел до признания своей ошибки. Его «извини» не вернет маме здоровье, не вернет тех лет, когда я одна справлялась со всем.
Но где-то очень глубоко, под всеми этими страхами и обидой, теплился крошечный огонек — огонек надежды, что теперь, когда правда открыта, что-то может наконец измениться.
Я не знала тогда, что его ночь была такой же бессонной. Не знала, что его сердце, которое я считала черствым и холодным, сжималось от той же боли.