Бывший. Ты (не) папа

Глава 23. Я пропал

Егор.

Я поехал в офис, в свой кабинет. Сидел за столом, сжимая виски так, что пальцы немели. Перед глазами стояло ее лицо — бледное, разбитое, в тот миг, когда мать обрушила на нее свой ядовитый удар. Я видел, как потухли ее глаза, как она сгорбилась, стараясь стать меньше, невидимой. А потом — ее стремительное исчезновение.

Ярость клокотала во мне, горячая и слепая. Ярость на мать, ее холодную, расчетливую жестокость. На себя — за то, что допустил это, за то, что не сумел защитить. Но больше всего — на эту невыносимую, душащую пустоту, которую оставило после себя ее отсутствие.

Мне отчаянно нужно было переключиться. Сбросить это напряжение, иначе я бы взорвался. Поэтому я оказался в этом новом, модном клубе «Малина». Я ненавидел такие места — оглушительный грохот музыки, давка, фальшивый гламур. Но сейчас мне был нужен именно этот шум, чтобы заглушить вой внутри.

Я устроился на втором этаже, в темном углу, заказав виски. Оно обжигало горло, но не приносило облегчения. Я смотрел вниз, на танцпол, где под вспышками стробоскопов клубилась безликая масса тел. Скука и тошнота подкатывали к горлу. Я уже подумывал уйти, чувствуя, что эта затея бессмысленна.

И вдруг мой взгляд зацепился. Словно луч света в этом калейдоскопе теней. Знакомый силуэт. Знакомый наклон головы. Это была она. Алиса.

Рядом с ней была ее подруга-бухгалтер, Оксана, и какой-то парень. Но я видел только ее. Она стояла, слегка покачиваясь в такт музыке, с бокалом в руке, но выглядела отстраненной, будто наблюдала за всем со стороны. Но не это поразило меня.

Она была… другой. Совершенно. Ее волосы, всегда собранные, теперь были распущены и ниспадали на плечи темными, живыми волнами, переливаясь в свете софитов. На ней было простое черное платье, но сидело оно на ней так, что затмевало любые наряды Кристины. И от нее исходило сияние. Какая-то внутренняя, чистая энергия, непосредственность и тепло, которые резали глаз. Она была настоящая посреди всей этой фальши.

Что-то в груди сжалось, заставив забыть о дыхании. Я не смог усидеть на месте. Я спустился вниз и подошел к ней, толкаемый какой-то неведомой силой.

Она обернулась, и ее лицо озарила мягкая, чуть смущенная улыбка. В ее глазах не было ни капли узнавания — лишь легкое, дружелюбное любопытство.

— Ты тоже любишь ритмы танца? — прокричала она сквозь музыку, и ее голос прозвучал как колокольчик.

Я что-то пробормотал в ответ, не в силах отвести взгляд. Она улыбнулась еще шире, и тогда случилось невероятное. Она закрыла глаза и полностью отдалась музыке. Она начала танцевать. Не так, как все вокруг — не для соблазнения, не для показухи. Она танцевала для себя. С какой-то поразительной, детской непосредственностью и в то же время с врожденной, дикой грацией. В этом не было ни капли наигранности. Только чистая, искренняя радость движения.

И в этот миг я понял. Окончательно и бесповоротно. Я пропал. Меня притягивало в ней все. Ее сила, проявленная днем, и эта хрупкая нежность сейчас. Ее умение быть разной и всегда — настоящей.

В это время ко мне, явно смущенная, подошла Оксана.

— Егор Александрович, — заговорила она, беспокойно поглядывая на подругу. — Алису совсем разморило. Она несколько коктейлей выпила. Говорила, что день сегодня был очень тяжелый, она вся на нервах. Я не знаю, что делать…

Я снова посмотрел на Алису. Да, теперь я видел — ее движения стали более плавными, а взгляд — влажным и затуманенным. Энтузиазм был искренним, но силы были на исходе. Я подошел и мягко взял ее под локоть.

— Тебе пора отдыхать, — сказал я ей на ухо.

Она покачала головой, пытаясь сфокусировать на мне расплывающийся взгляд.

— Нет… Нельзя… чтобы Аленка видела меня такой… — прошептала она, и в ее голосе сквозь хмельную дымку прорвалась настоящая, животная паника.

Она уже едва стояла на ногах. Не раздумывая, я просто подхватил ее на руки. Она была невесомой. Она инстинктивно обвила мою шею руками и прижалась ко мне, ища защиты и тепла, явно не отдавая себе отчета в происходящем. Ее голова устроилась у меня на плече, дыхание стало ровным и глубоким. Она засыпала.

— Надо меньше пить, Алиса, — тихо сказал я, но она уже не слышала.

Я пронес ее через весь шумный клуб, не обращая внимания на удивленные и осуждающие взгляды, усадил в машину и укрыл своим пиджаком. Она вся сжалась в крошечный комочек на пассажирском сиденье, безмятежная и умиротворенная. Вести ее в таком состоянии домой, к матери и ребенку, было немыслимо. Да я и не мог ее сейчас отпустить. Не тогда, когда она наконец-то была здесь, рядом, беззащитная и настоящая.

Приняв мгновенное решение, я тронулся с места. Я вез ее к себе.