Алиса.
Четверг.
Утро началось с тягостного, давящего чувства неопределенности. Я пришла на работу ровно в девять, но каждый шаг по направлению к своему столу давался с трудом.
Его сегодня не будет. Это было все. Ни объяснений, ни указаний на случай форс-мажора. Только эта ледяная, отстраненная информация.
Несколько часов я провела в настоящих мучениях. Мое сердце разрывалось на части от догадок и страха. Что такого преподнесла ему Тамара Павловна? У нее в руках было явно какое-то досье. Он все узнал? Об Аленке. Об ипотеке. Она выставила меня расчетливой авантюристкой, которая пришла шантажировать его прошлым? Каждая мысль вгрызалась в сознание, как раскаленная игла.
Минуты тянулись бесконечно долго. Мои мысли метались меж двух огней: с одной стороны, леденящий душу страх, что Тамара Павловна ему что-то нашептала и теперь он просто избавляется от меня, не желая даже видеть. С другой — тлеющий уголек надежды, что может быть его отсутствие не связано со мной.
Я мысленно уже прощалась с этим местом, готовилась к официальному письму об увольнении.
Пытаясь работать, я просматривала документы, отвечала на письма, но пальцы не слушались, а взгляд постоянно уплывал к этой непроницаемой двери. Что происходило за этой дверью все те часы после визита Тамары Павловны?
Сейчас кабинет был пуст. Дверь закрыта, свет выключен. Тишина в приемной была звенящей, нарушаемая лишь шуршанием бумаг в моих руках и бешеным стуком моего собственного сердца.
Я представляла, где он может быть. На важных переговорах? У врача? Или просто решил не появляться, чтобы дать мне время осознать свое «место» и уйти самостоятельно? Эта неизвестность съедала изнутри.
Когда нервы были уже на пределе, тишину приемной разорвало неожиданное появление Егора.
Сердце упало куда-то в пятки, а затем заколотилось с бешеной силой.
Он вошел быстрым, энергичным шагом, словно не отсутствовал полдня, а просто вышел на пятиминутный кофе-брейк. На нем был не привычный деловой костюм, а чёрный строгий вельветовый пиджак и тёмно-синие джинсы.
Он прошел мимо моего стола, не глядя на меня.
— Зайди, — отрезал он сухо и холодно, не удостоив меня приветствием, и вошел в кабинет, не дожидаясь моей реакции.
Приказ прозвучал как хлопок бича. У меня было чувство, что мимо промчалось цунами, и тяжелая, ледяная волна накрыла меня с головой, пригвоздив к стулу. Ноги стали ватными. Несколько часов мучительного ожидания, и вот он — вердикт. «Что теперь? Огласит приговор?» Я не могла пошевелиться.
Однако Егор ждать не любит. Я заставила себя подняться, сделать шаг, потом другой, переступила порог его кабинета, чувствуя себя осужденной, идущей на эшафот.
Он стоял у окна, спиной к городу, и смотрел на меня. Не читаемый. Не пробиваемый. Совершенно отстраненный.
— Ты ничего не забыла? — спросил он сухо, без предисловий.
В моей голове пронеслись обрывки панических мыслей: «Что? О чем он? Кофе? Отчет? Снова какая-то шарада? Господи, как же я устала ломать голову, устала расшифровывать каждый его взгляд, каждое слово! Неужели нельзя просто говорить прямо?»
— Что вы имеете в виду, Егор Александрович? — мой голос прозвучал тише, чем я хотела.
— Садись, — приказал он, не отвечая на вопрос.
Я на дрожащих ногах подошла к столу, отодвинула стул и присела на самый краешек, готовая в любой момент вскочить и бежать. Он продолжал молча смотреть на меня, и под этим тяжелым, пронизывающим взглядом было невозможно собраться с мыслями. Казалось, он видит все мои страхи.
— Если ты можешь обойтись без ежедневника, тогда запоминай информацию так, — его голос был ровным, металлическим, лишенным всяких эмоций. — Но, если что-то упустишь, будет наказание.
Он сделал паузу, отвернувшись к окну, давая мне прочувствовать весь вес этой угрозы. Я замерла, не дыша.
— Нужно внести в мой график на завтра обед с иностранными партнерами в ресторане «Гранд-Империал». Ты будешь представлять компанию как переводчик. Естественно, за отдельную плату. — он продолжал, не глядя на меня.
В груди что-то екнуло. Переводчик? Значит... он признал мой профессионализм?
— Нужно все организовать в ресторане и пригласить нескольких человек. Список лежит на столе, — он повернулся и кивнул в сторону стола. — Ничего не перепутай, это очень важно! — он сделал ударение на последнем слове. — И будь добра, завтра оденься соответствующе.
После еще одной небольшой, давящей паузы он так же сухо бросил:
— Можешь идти.
Я механически встала, взяла со стола лежащий там листок, не глядя на него, и почти бегом выскользнула из кабинета, стараясь не оборачиваться.
Только за дверью я остановилась, переведя дыхание, позволяя сердцу выпрыгнуть из груди. Оно колотилось где-то в горле, сжимаясь то от страха, то от странной надежды.
«Обед с иностранными партнерами. Он видит меня в качестве переводчика. Значит, не собирается увольнять? Или... это какая-то новая игра? Новое испытание?»
Я разжала пальцы и наконец взглянула на список. И обомлела.
Помимо имен иностранных господ и нескольких топ-менеджеров компании, в списке значились два имени, которые резанули глаза, как нож:
«Светлана Петровна Богданова. Кристина Александровна Зайцева.»
Кровь отхлынула от лица. Зачем? Зачем им быть на строго деловом ужине? Что это за спектакль? Как это связано с визитом Тамары Павловны? Что он задумал?
Ощущение цунами накрыло меня с новой силой. Но теперь это было цунами из ледяной воды и непроглядной тьмы. Завтрашний день снова не сулил ничего хорошего.
Я погрузилась в организацию ужина с маниакальной дотошностью, пытаясь загнать панику в идеально составленные письма, успешно забронированный столик и тщательно подобранное меню. Каждый звук из его кабинета заставлял меня внутренне сжиматься.
Он больше не вызывал меня. Не выходил. Не смотрел в мою сторону. К концу дня я была эмоционально опустошена, но горда собой — я сделала все, что было в моих силах. И даже больше.
Перед уходом, уже надев пальто, я заглянула в его кабинет — он засиделся допоздна, уткнувшись в документы.
— Егор Александрович, все организовано. Подтверждения от всех приглашенных получены. Меню и схема столика у вас на почте, — доложила я ровным, профессиональным тоном.
Он не поднял головы, лишь кивнул, уткнувшись в бумаги.
— Хорошо.
Это было все. Ни спасибо, ни одобрения. Но и не упрека. Просто констатация факта.
Рабочий день закончился так же напряженно, как и начался.
Я вышла на улицу. Вечерний воздух был холодным и трезвым. Завтра меня ждало поле боя.