Бывший. Ты (не) папа

Глава 18. Своя игра

Егор.

В этот же день.

Я не мог бы сегодня оставаться в офисе. Мне нужен был воздух. А еще мне нужна была правда. Любой ценой.

Слова Тамары Павловны жгли сознание, как раскаленные угли. «Дочь. Ипотека. Отчаяние. Расчетливая авантюристка». Картина, которую она нарисовала, была слишком уж идеальной, слишком выгодной для моей матери. И слишком болезненной для меня.

Когда я сказал вчера, что меня завтра не будет, в мои планы входило сегодня найти ответы.

Утром я вызвал к подъезду служебный автомобиль с Евгением. Я не мог ехать на своей машине — ее могли узнать.

— Просто постоим, — бросил я Жене, сидя на заднем сиденье. Он кивнул, без лишних вопросов, привыкший к странным приказам начальства.

Мы заняли позицию в нескольких метрах от ее дома. Я сидел, вцепившись в подлокотник, чувствуя себя последним подлецом. Женя молча курил у открытого окна, бросая на меня редкие, недоуменные взгляды. Он не понимал, что мы здесь делаем.

И вот она вышла. Не одна. За руку она держала маленькую девочку. Девочку со светлыми, вьющимися волосами, точь-в-точь как у нее были когда-то, и… моими глазами. Сердце в груди сделало кувырок, замерло, а потом заколотилось с такой силой, что в ушах зашумело.

«Моя?» — пронеслось в голове ослепительной, пугающей молнией. Возраст сходился. Черты… черты были нашими, сплавленными в одно целое.

Они шли, о чем-то болтая. Алиса наклонилась, поправила шапку на девочке, и на ее лице я увидел такую нежность, такую безграничную любовь, что дыхание перехватило. Это не было лицом расчетливой авантюристки. Это было лицом матери, заботящейся о своем ребенке.

Я не сдержал тяжелого, сдавленного вздоха. И в этот момент Евгений, до этого хранивший молчание, обернулся ко мне. Его лицо было серьезным.

— Егор Александрович, я, может, лезу не в свое дело… но это ведь Любовь Ивановна и ее дочь Алиса живут тут? — он кивнул в сторону уходящих фигур.

Я резко перевел удивленный взгляд на него.

— Ты их знаешь?

— Так точно, — он смущенно потупился. — С Любовь Ивановной познакомились недавно. Очень она… душевная женщина. Я к ним домой заходил, кран починить. Они… — он запнулся, подбирая слова. — Они живут очень несладко. Любовь Ивановна-то болеет сильно. Говорила, что после одной некрасивой истории пять лет назад сердце прихватило. Инфаркт. Дочку ее, Алису, тогда, выходит, незаслуженно обидели, подставил кто-то. Она так, не вдаваясь в подробности, рассказывала. А кто эти люди — не знаю. Теперь Алиса одна все на себе тянет. И дочку, и больную мать. Мать-то из-за болезни и не работает.

Он говорил, а у меня внутри все переворачивалось и рушилось. Каждое его слово было новым гвоздем в крышку гроба той лжи, в которой я жил все эти годы. «Инфаркт. Незаслуженно обидели. Подставили. Одна тянет все на себе.»

Стыд, жгучий и всепоглощающий, сдавил горло. Мне казалось, я задохнусь. Я чуть не взвыл от боли, которая разрывала меня изнутри. Это была моя вина. Вина моей семьи. Мы сломали жизнь не только ей, но и ее матери. Из-за нас ребенок рос в нищете.

Я резко откинулся на сиденье, закрыв глаза. В памяти всплыли обрывки прошлого. Как моя мать, с неподдельным, казалось бы, возмущением, раз за разом приносила мне «новые подробности» того рокового вечера. Как она живописала «коварный план» Алисы. Как настаивала, что я должен вычеркнуть ее из жизни.

А потом я вспомнил Руслана. Его растерянные, отчаянные попытки связаться со мной. Звонки, которые я игнорировал. Я в ярости отрезал все концы, не дав ни единого шанса на объяснение.

Теперь, спустя пять лет, с холодной трезвой головой, эти воспоминания сложились в ужасающую картину. Картину мастерски спланированной провокации.

— Поехали, — хрипло бросил я Жене. — Не в офис.

Мне нужно было найти Руслана. Я поехал по старым адресам, связался с немногими общими знакомыми, которые не были вхожи в круг моей матери. Ответы были однотипными: Руслан уехал. Сначала в Питер, теперь, кажется, в Европу. Надолго. Контактов нет.

Черт! Все нитки обрывались.

Я вернулся в офис после обеда, сжатый, как пружина, кипящий от осознания собственной слепоты.

Но действовать надо было тоньше. Я не мог ничем выдать своего интереса. Ни перед матерью, чья сеть осведомителей была повсюду. Ни перед Алисой, которая смотрела на меня с таким ледяным отчаянием, что становилось больно.

Я вошел в приемную, чувствуя на себе ее испуганный, вопросительный взгляд. Я не мог на нее смотреть.

— Зайди, — бросил я ей, проходя к своему кабинету.

Мне нужно было время. И план. И этот обед с иностранными партнерами… он был идеальным прикрытием. Это был шанс показать ей, что я вижу в ней не только прошлое. И… это был повод пригласить мать и Кристину. Чтобы посмотреть на них всех в одном поле. Чтобы начать свою собственную игру.

Правда была где-то рядом. И я был готов на все, чтобы докопаться до нее. Тайно. Медленно. И беспощадно ко всем, кто лгал мне все эти годы.