Чуть больше мира

Глава пятая

Лан опёрлась обеими руками в поясницу, устало потянулась. Свеча на столе тихо треснула, выплюнула обгорелый кусочек плохо провощённого фитиля, напоминая, что и ей на покой пора. Время за полночь давно перевалило. В замке не спала только стража, да безумная хозяйка, марающая бумагу уже второй час подряд. Хотя нет, нашлись безумцы и кроме неё. За толстой дверью раздались тихие шаги и ещё более тихие голоса — спорили о чём-то.

Кайран не спеша выбралась из кресла, поморщилась — умудрилась за вечер мягкое место отсидеть. Поправила толстую шаль на плечах: как не конопать стены, не топи камины, а груда камней она и остаётся грудой камней — промозгло и зябко. Тем более зима к своему перелому приближалась. С каждым днём становилось всё холоднее, а ветра с моря дули яростнее. О том, чтобы в постель забраться и думать не хотелось. Горячие камни, положенные под одеяло служанками, давно остыли.

Да и письмо Её Величеству нужно закончить, отправить с утра гонцов. Скоро Горло до весны станет непроходимым: шторм за штормом. А то и льдина из Северного моря заглянет — над водой сугроб, а внизу огромная гора, с лёгкостью крушащая деревянные скорлупки кораблей…

В дверь тихонько поскреблись.

— Что там, Радгейв? — отозвалась Лан, присев на корточки перед камином, вороша начинающие затухать угли.

— Хозяйка, у ворот трое всадников. По виду: аэр и двое солдат-охранников. Просят впустить, — хмуро ответил вояка.

Его мнения по этому вопросу можно и не спрашивать. По мрачной физиономии видно: будь его воля, никого бы ночью в замок не пустил. Хоть сама королева явись.

— А как представились?

— Сказал, будто его зовут Тангар аэр Ланар. А солдат он не назвал…

Кайран резко поднялась.

— Впусти. И пусть проводят сразу сюда. Вели вина горячего подать и еды какой-нибудь. Кухарок не буди, попроси Мильену.

— Разумно ли?

Госпожа так глянула на телохранителя, что сразу стало понятно: неразумно сейчас с ней спорить. Впрочем, как и последние две недели. Со времени похищения Сарса аэра стала раздражённой, словно оса. И с каждым днём только хуже становилось. Ходила, мрачнее тучи, всё прислушивалась к чему-то. Уж лучше не перечить. В конце концов, что могут три элва натворить?

Хотя вот этот молодой, которого Редгейв аэром назвал, вояке определённо не нравился. Сосунок, только недавно усы брить начавший. Но голову держит так, будто всем миром владеет. И слишком уж на старшего Ланара похож. Правда, в него все сыновья удались, кроме второго.

Сестру он, видимо, не слишком чтил. Обниматься-целоваться не бросился. Только кивнул едва заметно. Но Лан, кажется, это ничуть не смутило. Усмехнулась, да и сама обняла в ответ.

— Как ты вымахал-то, малыш Танги! Садись в кресло, к огню поближе. Сейчас поесть принесут.

«Малыш», возвышающийся над элвой на целую голову, покраснел, как варёный рак.

Редгейв, придерживая для заспанной Мильены дверь, пересчитал детей Ланара. Вроде бы этот Танги по счёту был пятым. То есть, года на три моложе Лан. Хотя в отпрысках главы водных и запутаться недолго. Настрогал, как стружек.

— Мне с тобой переговорить надо. Наедине, — буркнул парень, косясь на охранника.

— Надо — переговоришь, — не стала спорить Кайран, принимая у служанки поднос. И указала вояке глазами на дверь. Сообразительная Мильена, через зевок пожелавшая госпоже спокойной ночи, уже убралась. — Согрейся только сначала. Тебя отец послал?

— Нет, сам, — Тангар кивком поблагодарил сестру, принимая кубок с подогретым вином, сдобренным пряностями и яйцом. — И лучше ему не знать, что я приезжал.

— Ну, говори тогда, — Лан устроилась в кресле напротив брата. — Да ты ешь и рассказывай. Не на приёме.

— Спасибо, — элв, отставив кубок, ухватился за холодный окорок обеими руками, мигом растеряв всю свою надменность. — Мы до Велесса[10] на шлюпке добрались. Думал всё, Серебряные Леса увижу. А потом ещё верхом девять часов. Едва лошадей смогли найти…

— Странно, что вы их вообще нашли, — усмехнулась Лан. — Я в прибрежных деревнях коней не держу. Чтоб вот таким гостям, как ты дорогу не облегчать.

— Не знаю, — парень пожал плечами. — Старик сказал, будто путники какие-то оставили и велели присмотреть.

— Путники говоришь? Как-то с путниками у нас негусто… Ладно, ты зачем явился-то?

— Тут дело такое, — Тангар заглотал непрожёванный кусок, как удав, шумно отпил из кубка. — Некоронованный король письмо прислал. А после отец собрал всех глав родов.

— Меня, понятное дело, не пригласили.

Брат искоса глянул на элву, мол: сама, что ли, не понимаешь?

— В общем, у нас теперь новый король — Райл. А прежний помер. Как, чего, когда — не скажу. Видать, про то не написали. Да никто и не спрашивал. Но рыжий большой тинг собирает, глав всех кланов с наследниками зовёт. Прямо сейчас. Велел сколько можно по суше двигаться.

— Так не терпится свои права утвердить? — хмыкнула Лан.

Наверное, сама не замечая, что обгрызает ноготь на большом пальце.

— И это тоже, — кивнул Тангар, вытирая руки о штаны. — Но он прислал ещё и копию… Даже не знаю, как назвать… Тоже письма, что ли? В общем, послания вашей королеве. Хочет, чтоб под ним все подписались.

— Боюсь представить, что в том послании.

???????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????

— А чего тут представлять? — удивился парень. — Посылает он Её Величество в густые леса да всё пешком. И объявляет, что воды Архипелага для арантских судов отныне закрыты.

Лан втянула воздух сквозь стиснутые, будто от боли зубы.

— Вот и я говорю. Отец с Магдаром, конечно, в восторге. Уже велел корабли готовить. Хотя чего их готовить в такую погоду — непонятно. Но по всему выходит: времени у тебя до весны. А дальше…

— Скажи мне лучше, зачем предупредить решил? — перебила его Кайран.

— Ну, знаешь, — мотнул кудлатой головой Тангар. — Я ведь тоже считать умею. И прикинуть, что от нас останется, когда тут солдаты Арана появятся, могу.

— Вот именно…

Лан уставилась на огонь в камине, будто в нём знаки увидеть хотела. Долго молчала, сгрызя ноготь до крови. Брат ей думать не мешал. Да он почти задремал в кресле, разморённый едой да теплом. Только иногда вскидывал голову, сонно тараща глаза.

— Танги, — негромко окликнула его сестра. — А не хочешь ли ты, братишка, на материк посмотреть, королеву увидеть?

— Шутишь, что ли? — вскинулся парень, мгновенно проснувшись. — Кто откажется? Это ты меня посыльным отправить хочешь? А как же?.. Отец проклянёт.

Блондин сник, сгорбился, оживлённость его слиняла, как шкурка.

— Да нет, — поморщилась Лан. Потому что именно такой её идея и была. Королева же любит симпатичные мордашки. Но, глянув на брата, элва передумала. — Сама поеду. Хотела тебя с собой взять. Только мысль и впрямь дурацкая.

— Ничего не дурацкая! — тряхнул спутанной чёлкой Тангар. — Что меня тут ждёт? Солдатом при брате служить? А там… Ну и проклянёт — пусть проклинает. Лан, пожалуйста, возьми меня с собой, а? Вдруг пригожусь?

Наверное, стоило бы и отказать. Но, может, хоть он в стороне от всего этого окажется? Мальчишка же ещё…

Кайран просто кивнула согласно. Смутно надеясь, что решение это боком не выйдет.

Собрались быстро. А чего тянуть, если сундуки четыре года стояли не распакованными? С прошлой поездки их никто разобрать так и не удосужился, просто закинули в кладовую. Но благодаря Даймонду и его неистребимой тяге к роскоши, все наряды оказались в полной сохранности. Через крепкую провощённую кожу и плотно пригнанные доски ни мыши, ни вечная сырость не пробрались.

Правда, всё добро Лан брать не стала. Не тот случай, чтобы телегу с собой тащить. Чем очень расстроила Мильену, которая хотела аж два ящика прихватить. Пришлось девушке обойтись одним небольшим рундучком. У Тангара же и вовсе вещей не было. Да и не положено солдату себя багажом обременять. А Кайран до поры до времени брата решила между охранниками спрятать — к простым воякам никто не присматривается.

В общем, на третий день уже выезжать готовились. Только Лан задерживалась, впихивая в недовольно скривившегося Нагдара последние наставления. Но видимо, у духов на сей счёт свои планы имелись.

Кайран никогда не была сильна в предсказаниях. А вот при виде бегущего к ней прислужника с голубятни внутри что-то ёкнуло. И почему-то захотелось, чтобы хромой старик, стиснувший в руках птицу, пропал куда-нибудь. Аэра даже отвернулась, будто если не смотреть — слуга исчезнет.

— Аэра… хозяйка!.. — прохрипел голубятник, задыхаясь на бегу. — Только что прилетел. Из самого Гхар’ар’Тира[11]. Вот, сизый.

Пришлось обернуться. Лан глянула на голубя, прижатого к грубой холстине куртки служки. Кажется, птица тоже ненавидела аэру. Пучила налитый кровью глаз, будто броситься хотела — не голубь, а коршун какой-то. Хотя, может, элве всё это только мерещилось.

— Что там? — проскрипела Лан. Откашлялась и повторила. — Что прислали?

— Я не смотрел, — заторопился старик. — Как увидал его, так сразу к вам. Очень уж боялся, что уехали уже. А послание, чай, важное. Вот, сейчас, не извольте беспокоиться…

Кайран смотрела, как суставчатые, негнущиеся пальцы неловко отвязывают с птичьей спины плотно стянутый кожаный свёрточек. Откуда-то из-под рёбер поднималась волна паники. Вместо привычных внутренностей, тело наполняла мерзкая, не дающая нормально дышать, болотная жижа. Аэра оттянула ворот душащего плаща, но легче не стало.

— Лан? — Нагдар шагнул поближе, настороженно глядя на сестру.

— Да быстрей же ты! Сколько можно копаться? — рявкнула элва.

— Сейчас-сейчас, — засуетился старик, испуганно косясь на госпожу. — Вот, всё, держите.

Промокшая, промороженная насквозь бечёвка стягивала свёрток, как железной проволокой. Узел развязываться не желал, будто припаянный. Лейтенант молча протянул сестре кинжал. Верёвка поддалась. Свёрток начал сам собой расправляться диковинным цветком. Желтоватые слишком плотно сложенные листы бумаги распрямлялись. Записку, лежащую сверху, едва не унесло ветром — стоящий сзади Редгейв подхватил, через плечо отдал аэре.

Небрежно, с брызгами чернил выведенные руны на сероватом листе казались раздавленными жуками: «…прости, я не знал, что вы были близки. Иначе сообщил бы раньше…». Неровные строчки расползались в стороны: «…только когда решили разобрать его личные вещи…». Отсыревшая клякса походила на застарелое кровавое пятно: «…я знаю, чужие записи читать не полагается, но уж слишком странным элвом был мой дядя…». Или это — не клякса, а след жирного пальца? Наверное, так. Потому что тёмные чернила вдруг стали красными, да и бумага порозовела. Что-то со зрением. Дёргается перед глазами пелена.

«С прискорбием вынужден сообщить, что Даймонд аэр Натери скончался в пятый день тринадцатой белой луны сего года. Мудрые пытались справиться с болезнью. Но простуда сменилась лихорадкой, а затем его грудь наполнилась жидкостью. И на вторые сутки, не приходя в сознание, дядя ступил на тропу к Серебряному Лесу. Мы скорбим…».

— Лан?

Кайран, не отвечая, повернулась, начала подниматься по лестнице, ведущей на крепостную стену. Чуть не упала — сапог заскользил по обледенелому камню. Кто-то подхватил сзади, поддержал.

— Лан, духи тебя забери, что случилось?!

— Оставь меня в покое, — а почему голос-то такой ровный, спокойный? Это, вообще, она говорит? Вроде бы… — Мне надо… Дайте пять минут.

Стражник на стене отошёл к самому краю, пропуская госпожу. Не отступи — элва бы в него точно врезалась. Солдат растерянно оглянулся на Редгейва. Меченый, стоящий на первой ступеньке, только плечами пожал, хмуро наблюдая за аэрой.

Лан остановилась между зубцами, откинула капюшон, подставив лицо ветру. Дёрнула завязки у горла — не поддались. И Кайран просто разодрала их, всё ещё сжимая смятые бумаги в кулаке. Но не подхватила плащ, позволив ему гигантской бабочкой спланировать вниз, в притихший замковый двор.

— Сестрёнка? — неуверенно позвал Нагдар.

Элва выставила в его сторону руку: не подходи. Прикрыв глаза, глубоко вздохнула. Расправила смятые листы — толстые, плотные, ровно обрезанные с одного края и зубчатые, будто погрызенные, с другого. Из сшитой тетради их выдрали, что ли? Или из книги? Да нет, ровные строчки вроде от руки написаны.

Читала Лан долго, переворачивала страницы, кладя наверх то одну, то другую — перечитывала. Ветер трепал бумагу, дёргал аэру за волосы, бросая в лицо пряди, как будто требовал к себе внимания. Элва никак не реагировала, только прижимала норовящие разлететься листки.

— Лан, — снова позвал, не выдержав, Нагдар, — отправляться пора. Или вы остаётесь?

— Остаёмся? — кажется, сестра даже не поняла, что он сказал. Усмехнулась. — Да, мы остаёмся. Иногда бывает и так, Нагги.

— Что это? — осмелев, спросил элв. — Что тебе Райл прислал?

— Это? — повторила Лан, снова сжимая бумагу в кулаке. — Ничего. Ровным счётом ничего. Всего лишь несбывшаяся жизнь. А ты знаешь, я же его помню. И там, на пристани. И как из воды тащила. Не лицо, конечно. Нет, лица совсем не помню. Сколько лет прошло. Без всякого предназначения.

— Кого, Лан?

— Никого, — губы аэры дёрнулись, будто в судороге, превращая усмешку в кривоватый оскал. — Теперь уже никого. Где мой плащ? Холодно.

Она потёрла плечи, не выпуская листов. Глянула на них, будто впервые видела.

Редгейв, оттеснив Нагдара, шагнул к аэре.

— Ну? — потребовал меченный.

Лан не ответила. Она воина, кажется, вообще не видела. Взгляд Кайран метался, будто элва сосредоточиться ни на чём не могла. Охранник крякнул, да и сграбастал госпожу за шиворот, сунув её между зубцов, далеко перегнув через стену.

— Ты с ума сошёл?! — Нагдар вцепился в плечи меченного, пытаясь оттащить его от сестры.

Но не смог даже с места сдвинуть.

— Я её сейчас отпущу, — рыкнул элв, — птицей полетит! Ну, давай, кричи, чтоб духи!..

Вот тогда Лан и заорала. С замковых башен, растревоженные воплем, снялась туча воронья, закружилась, истерично грая. Ледяной порыв ветра прошёлся по стене, вздувая плащи пузырями, заставляя стражников пятиться, прикрываться руками.

Вопль, затихая, на остатках дыхания перешёл в вой — дикий, звериный. Лан дёрнулась, царапая ногтями камень. Выгнулась, едва не саданув затылком Редгейва по носу.

— Ненавижу! — выплюнула элва небу, снегу, ветру. — Как же я вас ненавижу!

И обмякла, колени подломились, отказываясь держать.

Меченый осторожно прижал аэру, снял с плеч мех, закутал Кайран.

— Лучше? — спросил негромко.

Лан кивнула, растёрла лицо.

— Нагдар, мы остаёмся. Тангар на материк один отправляется, — приказала хриплым сорванным голосом. — Пусть только подождёт. Я письмо королеве напишу. Потом объясню, что делать.

Элва мягко отстранилась от Редгейва, едва заметно толкнув его ладонью в грудь. Аккуратно свернула бумаги в трубку. И пошла по лестнице вниз, зябко кутаясь в волчью шкуру.

Много чего в этой жизни случалось. И, наверное, как у всех плохого было больше, чем хорошего. Но так вляпаться удалось в первый раз. Ни намёка на выход. Ни даже тени мысли о том, как всё это разгрести. Верно говорят: самая надёжная клетка — самая простая. А что можно придумать проще каменного мешка, диаметром в три шага и высотой в три же роста, да ещё сверху сварной решёткой накрытого? Правильно, пока не умудрился крылья отрастить — ничего. Смерть разве что. Из неё точно не сбежишь.

Холодно. Зубы чечётку круглые сутки отбивают. Даже спать невозможно. Когда просыпаешься не столько от холода, сколько потому, что у тебя скулы сводит, не до сна. А усталость одолевает. От неё и перед глазами всё плывёт, и со слухом нелады. Мерещатся шепотки, голоса — раздражает. И больно. Духи, эта боль выматывает больше холода и недосыпа вместе взятых.

Не такая уж и сильная. Всё-таки его сначала подлечили, а уж потом сюда швырнули. Дали в чистой постели отлежаться. Раны начали затягиваться, так что даже заражение не грозит. Так, лихорадит слегка. И кажется, будто под кожу углей насыпали. Но и хуже бывало. Причём гораздо хуже. Нет, болит несильно. Но постоянно. Не утихает ни на миг. Уж хочется, чтоб острее стало. Всё не эта душу выматывающая нудятина, от которой тянет долбануться головой о камни.

К сожалению, с теми огрызками силы, что у него остались, даже с такими неудобствами не справиться. Ненависть Нопаль гасит огонь. Видимо девчонка пытается с этим справиться. Временами пламя вспыхивает и снова гаснет. Словно на едва тлеющий костёр водичкой плескают.

Пусть уж лучше ненавидит, никто не спорит. Но силы бы сейчас совсем не помешали.

Шаги, отблески факелов на решётке. Еду принесли? Чувства времени совсем пропало. Сожрал его полумрак вместе с полубредом-полусном. И духами проклятая боль.

— Добрый день, дядюшка. Как ты там, не подох ещё? А ну, посвети, ни видно ж ничего…

Две тени нависли над решёткой, мутноватый круг света спустился ниже. Но до Даймонда всё равно не добрался. И правильно. Незачем всем видеть, во что он умудрился превратиться. Сиятельный Грех, чтоб вас всех…

— Твоими стараниями, племянничек, — хороший голос. В меру расслабленный, в меру насмешливый. — Может, добьёшь всё-таки, а? Хоть из родственных чувств? Да и тебе сплошная выгода. А то траться на меня, охрану содержи, корми.

— Ничего, не разорюсь. Думаю, королева все затраты покроет. Да ещё сверху приплатит.

— Ну и дурак же ты, племяник!

Собственный смех раскатился по каменному колодцу, отразился от стен жутковатым эхом.

— Дурак — не дурак, а Грехом она тебя чай не за красивые глаза зовёт. Не захочет, наверное, такого трахаля потерять.

— Ну точно, дурак, — буркнул себе под нос Даймонд, пытаясь устроиться поудобнее.

Правда, это и теоретически-то на каменном полу сделать не просто.

Свежеиспечённый король переступил с ноги на ногу, качнулся свет от факела.

— Ну и воняет же из твоей дыры… — буркнул недовольно.

— А ты что хотел? Не розами гажу. Ладно, Райл, притомил ты меня. Ступай себе. Там, наверное, государственные дела заждались. Чай не всё ещё пролюбить успел?

— Зато ты сумел! — слышно, как сдержаться пытается. Ну что ж? Растут детки, мужают. Может, и поумнеют когда. — Мы тут в твоих вещичках покопались. Не в обиде? Да, думаю, нет. Потому что я твою личную жизнь, можно сказать, устраиваю. Почитал дневничок — и так тебя жалко стало, аж до слёз. Чего, думаю, мается? Ну и некоторые, особо интересные странички зазнобе твоей и отослал.

Сцепить зубы и молчать. Просто сцепить зубы и молчать — это не так сложно. Не орать, не колотиться в истерике и уж, конечно, не грозить смертными карами. Просто молчать. И не спрашивать, как дорогой племянник тетради нашёл. Кровь одна. Для него твои метки, как маяки.

— Хотя тут слух прошёл, что ты помер. Об этом я её тоже предупредил. А то вдруг правдой окажется?

Молчать, молчать, молчать…

— Эй, дядюшка, живой?

— Да сплю я, племянничек. А ты всё зудишь. Иди уже.

— Ну-ну…

Слава духам, ушёл. Засранец, пакостник мелкий! Так себе месть. Не месть даже, а мстишка. Только вот чем аукнется? За такие шалости выдрать бы его вожжами. Да вот почему-то шею свернуть хочется. Предварительно все зубы выбив.

Да, Нопаль… Не верь после этого в предназначение. Предупреждали же Мудрые: не при против судьбы. Не любит стерва, когда с её волей не соглашаются. Ещё как не любит! Везде и всё правильно, гладко и по плану. Нигде ни осечек, ни просчётов, ни ошибок. Но не там, где она появляется. Если есть рядом аэра Кайран, то можно даже и не гадать: всё полетит кувырком. Без чужой помощи, само по себе. Вот что значит с пути свернуть.

А угли под кожей разгораются всё сильнее. Опять, что ли, лихорадка вернулась? Да нет, холодно по-прежнему. Только тело зудит, как крапивой нахлёстанное. Или?.. Точно, руки едва заметно светятся в полумраке, как будто вместо костей — лава. И её сияние пробивается через плоть. И усталость проходит, перед глазами муть тает.

Только этого сейчас недоставало. Дух огня возвращает полную силу. Да ещё, кажется, заёмную с собой прихватил! Пялься не пялься на собственные пальцы, а остановить этого не можешь. И рычание тут не помогает. А камни всё равно крепче твоих кулаков, хоть улупись.

Теперь не шея со спиной болят, а рёбра изнутри распирает? Ну и что? У всех сердце есть, даже у тебя. С какой бы яростью это ни отрицал. Поори, поори. Легче стало? Дура? Конечно, дура! Жить с притушенным её ненавистью духом проще, чем с пылающим пожаром и её… Сожалением? Горем? Болью? А, может, любовью? Или это слишком?

Вот тебе и странички из дневника. Вот тебе и пакость мелкая.

Нет, это не то. О другом нужно думать. Надо выбираться и её вытаскивать. К духам всё, в бездну, в пекло! Какие, мать вашу, интересы? Живой бы вытащить. Говорил Мудрый: заиграешься. Заигрался… Доигрался! Самым умным себя считал, с судьбой за один стол сел. Ладно-ладно, опять не о том.

Успокоится. Сесть. Расслабиться. И думать. Это получается лучше всего. С исполнением не очень. Хотя о чём тут думать? Надумался уже. Хватит рассуждать. Пора действовать. И можешь усмехаться сколько угодно, но её метод в данной ситуации единственный, что вообще сработать может. Сделаем не думая.

В мешке становится всё жарче. Ещё невидимый огонь выжигает воздух, которого тут и так немного. Тени и отблески несуществующего пламени пляшут на стенах, корчатся. Кожа будто вдвое меньше становится — зудит, жжёт. Глаза слезятся и тут же высыхают. Но это ничего, перетерпится.

Только бы дождалась…

Только когда скала, с торчащим из вышины, как палец, Гхар’ар’Тиром, стала не больше ладони, Даймонд успокоился. Перегнулся через борт, сбросив в воду шарик раскалённого почти белого пламени. Огонь булькнул, как камень, ушёл в свинцовую глубину. Элв сплюну вслед — в тягучей слюне блеснули красным нитки крови. Видимо, опять рана под лопаткой открылась. Но теперь не страшно.

— Что, больше не станешь угрожать бороду подпалить? — ухмыльнулся седоусый Эрих[12], мотнув головой — туда, где утонул огненный шар. — Думаешь, теперь я тебя обратно не отвезу?

— Не отвезёшь, — неохотно отозвался Грех, ложась на дно лодки.

Под кожаным чехлом для паруса, послужившим подстилкой, хлюпала вода. Спина мгновенно заледенела, а аэра и без того снова знобить начало. Сколько ни стягивай прорехи в некогда белом камзоле, теплее не становилось. И вроде бы лихорадка возвращалась. Перетрудился маленько. Нелёгкое дело, оказывается, из плена выбираться. Сил на него уйма уходит. А, главное, суетливое и бессмысленное.

Мечешься себе по коридорам, словно по лабиринту. И пусть с детства каждый переход и лестница знакомы. Толку от знаний, если из-за угла то стражники с дубинками наперевес вырулят. То, вообще, отряд воинов, заинтересовавшихся, чего это в подвалах бахнуло и с какого перепуга там так орут. А то и башня, стоявшая как раз над казематами, решит, что пришла пора рухнуть. Понятно, сложно ей стоять без куска фундамента. Сам дурак, перестарался. Достаточно ведь дырку сделать, а не целый пролёт стены сносить. Но и от этого знания толку немного. Не рассуждай, а уворачивайся от дубин, мечей с топорами, да норовящих садануть по темечку кирпичей. Причём от всего этого богатства одновременно.

Хорошо хоть, наткнулся на Эриха. И достало ума прихватить его с собой. Лодка, привязанная на всякий случай в той самой пещере под скалой, где когда-то наёмники прятались, дождалась, не уплыла. Но вот править в таком состоянии Даймонд точно не сумел бы. Да и не силён он в мореходстве.

Жаль, не догадался вместе с запасом воды и сухарей положить в барку тёплый плащ. Он бы сейчас очень пригодился.

— И с чего бы тебя Райлу на блюде не подать? — старый воин долго думал, покусывая седой ус.

Грех даже задремать успел. Впрочем, аэр был совсем не против, чтобы Эрих и дальше своими размышлениями занимался. Молча.

— Да потому что ты не веришь, будто брат действительно без посторонней помощи за борт свалился, — буркнул Натери, переворачиваясь набок и подтягивая колени к груди.

К лихорадке ещё и жжение присоединилось. С этим бы Грех справился. Ощущение, будто под кожей не мясо, а лава, к приятным, конечно, не относилось. Но оно привычным было, хоть и основательно подзабытым за четыре то года. Всё равно, что с постоянной мозолью ходить — обвыкаешься. А вот чувствовать себя горящим младенцем, в насквозь мокрые пелёнки завёрнутым, раньше не приходилось. Чужая холодно-влажная сила облизывала тело, будто собачьим языком. Вот кажется: нет лучшего средства от жара, чем холодная вода. А поди ж ты, не облегчение приносит. Только раздражает.

— И что из того? Ну, не верю, — изрядно помолчав, спросил Эрих.

Седоусый, насуплено глядя куда-то поверх носа лодки, чуть тронул рулевое весло. Подвинул ногу в грубом сапоге — скрипнула мачта. Натянутая верёвка, обмотанная вокруг щиколотки элва, заставила парус наклониться, зачерпнуть полупустым брюхом ветер. Как назло, погода стояла тихая. Море ровное — смотрись, как в зеркало. Только снежок мягко падал. Хлопья ложились на плотную воду, таяли не сразу.

— Да то, что ты за спиной моего брата больше тридцати лет стоял, — негромко ответил Грех, растирая зудящие плечи. — И служить его убийце, пусть он хоть трижды сын, тебе как серпом по…

— Так не доказал никто, что малой его столкнул, — рассудительно отозвался Эрих. — И служить кому другому не стану, не рассчитывай. Может, и дурь он задумал — я в ваших плясках не силён. Но по мне, так помереть с мечом в руках — самое то. Как раз достойно элва.

— Да никто тебя служить и не просит, — огрызнулся Даймонд. — Отвези, куда скажу и на том спасибо. Благо, везти не далеко.

— К Волчице, что ли, намылился? — хмыкнул седоусый. — Да-а, парень. Тайна-то твоя больше никакая и не тайна. А неча писульки царапать. Я вот ни писать, ни читать так и не научился. И что? Сплошная польза. Считай, двадцать лет по чужой жене сох, как щенок какой. И никто про это слыхом не слыхивал. Да ладно, не скрипи зубами. Про это только я, Райл, да дружок его — Ярил — и знают. Мне, понимаешь, о таком болтать не с руки. Чай не баба. А эти двое тоже трепать не станут. Потому как наш новый глава разве что по потолку не бегал, да ставни не грыз — 0 как взбесился! Думал, его точно падучая прихватит. Особенно когда про… Ну, сам понимаешь, про что, речь зашла, — Эрих хмыкнул. — Бардом не думал стать? Так у тебя ладно и складно получается…

— Заткнись, — устало посоветовал Грех.

— Да не хочешь и не надо, — покладисто согласился старик. — Только вот так-то, молча, не с руки. Да и тебе смотрю худо совсем. Давай уж поговорим. Всё легче. Вот, к примеру, скажи, какого ты там начудил? — элв обернулся, но ничего толком разглядеть не смог. То ли потушили пожар, то ли дыма уже просто не видно — смешался со снежным маревом у горизонта. — В смысле, чего раньше не утёк? Неужто так понравилось за решёткой сидеть?

— Не мог. Сил не хватало, — процедил Натери, сворачиваясь зародышем.

— Эк тебя, парень, — цыкнул Эрих. Подумал, да и накрыл аэра собственным плащом. — Вот так-то оно лучше будет. А ко мне хвороба не липнет. О чём там? Сил, говоришь, не хватало? А на Райловых харчах, значит, отъелся?

— Не тех сил, — буркнул Натери, плотнее закутываясь в мех.

Мог бы и сразу додуматься, отобрать плащ. Даже в голову ведь не пришло. Ну, спишем на недостаток опыта. С заложниками дела иметь ещё не доводилось.

— А каких? — не отставал Эрих. — Или про духа говоришь? Помню, ходили слухи, будто в тебе пламя немереной силы живёт. Но это тогда было, когда ты только из мамки вылез. Потом болтать перестали. А оно, значит, правда?

— Правда…

— И что? До сегодня не спало, а потом, получается, проснулось?

— Да что пристал? — рыкнул Грех. — Не твоё собачье дело!

— Ну и не моё, а всё одно любопытно. Да и сказал уж, в тишине-то оно как-то не так. Давай, парень! Не гребёшь, не правишь, так хоть байками потешь. Считай, расплатишься за плащ и проезд.

— Значит, отвезёшь, куда скажу?

— Отвезу, — проворчал Эрих. — Прав ты. Мне Райлу служить не с руки. Вот тебя доставлю и вспомню, где мой род живёт. Туда вернусь. Большой ли со старика спрос? А там до первой битвы. Да и хватит, зажился уже. Но зубы-то не заговаривай! Давай, бай.

— Да что там баять? — Даймонд перевернулся на спину, закинув на лицо согнутую в локте руку. Не столько от снежинок прикрываясь, сколько чтобы не смотреть в низкое тяжёлое небо. — Дух огня… Ну, скажем, и вправду много сил мне отмерил. Пока в Герронте жил, научился это скрывать. Там таких не слишком любят.

— Да уж знаю. У них только слова и остались, а почтения никакого.

— Ну да, — кивнул аэр. — Да и потом тоже. Зачем другим знать?

— Тебе как воину цены бы не было! — не согласился старик.

— Так я же не воин, — хмыкнул Грех. — Да и недолго такой воин проживёт. Во-первых, против пули или там ядра дух немного сделать может. А, во-вторых, в любой битве меня первым прикончат. А то и заранее тихонечко прирежут или траванут. Воин-одиночка с немереной силой в легендах хорош. В реальности же либо рота таких, либо вообще не вылезай.

— Ну, верно, вроде как… — кусанув ус, согласился Эрих. — Ладно, почему ты таился, понял. А дальше-то что?

— А дальше так вышло, что огня во мне почти не осталось, — усмехнулся Натери, потёршись затылком о кожаную подстилку. — Когда я Ноп… Когда я Кайран бросил… Когда мы расстались… В общем, когда из Герронты вернулась, она по-настоящему возненавидела. Не сразу, правда. Уж не знаю, что там стряслось. Может, кто-то наболтал про мои дела? Не знаю. Но возненавидела действительно по-настоящему. И вроде бы почувствовала: она сильнее меня. Или выше? Как бы это описать-то? Представь: выходишь ты против воина, про которого говорят, будто он непобедим. А кто-то на ухо шепнул о его уязвимом месте. Или у тебя коронка[13] есть, про которую никто не слышал.

— Превосходство или типа того, — кивнул старик.

— Вот-вот. Наверное, поняла, кто я и кто она. И… Ладно. О другом мы. Не приходилось думать, с чего говорят: «Всей душой»? Это когда чувствуешь настолько остро, что дух, в тебе живущий, сам волю обретает. Элву-то он по собственному желанию ничего сделать не может. С его духом борется, подавляет, силы отбирает.

— Кто ж про порчу-то не слышал, — буркнул Эрих. — Особо хорошо это у баб получается. Вот как сказанёт: «Чтоб ты сдох!» — так и начинается. То на ровном месте споткнёшься, то лихорадку подцепишь. И слабость накатывает, спишь сутками, как медведь. Знаем, плавали.

— А ты женщин не обижай, — снова усмехнулся Грех. — У них связь с духами сильнее.

— Умный больно! — рыкнул седоусый. — С этим-то понятно. И чего же к тебе огонь вернулся?

— Тут всё тоже, — помолчав, тихо ответил Даймонд. — Слыхал: «Душу отдал» или чаще: «Душу забрал»? Бывает, когда элв в Серебряные леса уходит, а другой, здесь оставшийся, уже и не живёт. Не знаю, что на самом деле случается. Одни учёные говорят, что сила ушедшего на той стороне питает. Другие, что просто исчезает…

— А она, получается, не только всё вернула, но и от себя добавила? — понимающе протянул элв. — Но ты же говорил, будто ненавидела? Хотя о чём это я? Бабы! Пока рядом крутишься — нет врага злее. Как только уберёшься восвояси, так любовь сразу просыпается… Эх!.. Эй, парень, стой! Это правду, что ли, бают: от большой-то любови сам чувствуешь, как другого корёжит?

— Не знаю, не пробовал. К счастью, — зябко передёрнул плечами Грех.

— Так сам же рассуждал…

— Для рассуждений чувствовать не надо, — Натери натянул мех едва не на уши, перевернулся набок. — То, что огонь гаснет — на своей шкуре ощутил. Что его вода давит — Мудрый сообщил. И про… Как ты сказал? Превосходство? Про это он же поведал. Но и самому догадаться несложно. Нопаль надо мной власть имеет. Только раньше не додумалась. А как додумалась, так и долбанула. И не многим водным, да ещё с такой-то силой, я насолить успел. Райл ещё постарался, сообщил о моей скоропостижной кончине. И тут пламя вернулось. Два и два сложи.

— А ежели она так убивается, что… — Эрих дёрнул себя за длинный ус. — Н-да, неладно выходит. Но ничего. Вот доплывёшь — и станет как надо. Эх, бабы! Всё зло от них!

Даймонд промолчал, дыша в остро пахнущий мех. О том, куда и зачем он плывёт, старику знать необязательно. Хватит по граблям ходить. В том числе и болтать лишнее.