Десять месяцев (не)любви

Глава 15

ЯНВАРЬ

Полина

С Ксенией у Полины мало-помалу установился прохладный нейтралитет.

Разумеется, поначалу она была настроена весьма воинственно: хотела организовать громкое выяснение отношений, вообще-то обычно ей не свойственное, и, быть может, даже съехать в другую комнату, подальше от "писательницы" — лишь бы удалось договориться с комендантом.

Однако, проведя ту памятную ночь в квартире Громова, Полина вернулась в общежитие такой опустошённой и морально вымотанной, что сил на разборки у неё совсем не осталось.

— Я ничего не хочу знать о твоих причинах и целях, — предупредила она Ксению, испуганно кинувшуюся к ней навстречу и залепетавшую что-то в попытке оправдаться. Затем Полина медленно сняла куртку и рухнула на кровать прямо в джинсах и свитере, отвернувшись лицом к стене. Ей хотелось сейчас только одного: чтобы все раз и навсегда оставили её в покое.

С того самого дня все попытки Ксении объясниться наталкивались на глухую стену. Полина не желала обсуждать это вообще никогда. Ксения, явно смущённая и чувствующая свою вину, время от времени несла какую-то околесицу о преломлениях действительности в её сознании, но видно было, что и ей неловко говорить об этом.

Отныне Полина отделывалась в общении с Ксенией лишь формальными фразами, без которых невозможно было обойтись при совместном проживании. Ещё одна причина, почему она не стала скандалить и демонстративно игнорировать однокурсницу — это Катя. Девушка не была посвящена в конфликт, и меньше всего на свете и Полина, и Ксения хотели делиться с ней той грязной историей. Катя была, как ребёнок — и, подобно ребёнку, так же расстраивалась, если дома случались нелады.

Поначалу Полина думала, что не сможет забыть этот подлый поступок и никогда больше не сумеет взглянуть на бывшую лучшую подругу с симпатией. Однако, к её величайшему удивлению, постепенно всё сгладилось и почти забылось. Словно и не было никакого Вадима…

Но одного Полина перебороть в себе так и не смогла, став настоящей параноичкой — ей теперь всюду мерещился пристальный наблюдающий взгляд Ксении. Она дико боялась, что та узнает о её ночёвке у доцента, и ещё тщательнее стала оберегать своё личное, тайное, сокровенное… И эта боязнь, это смущение перекинулись на встречи с Громовым.

С Марком Александровичем всё было довольно печально. Она не собиралась морально давить на него тем, что между ними было (да и разве можно сказать, что действительно что-то "было"?). Верная своему слову, Полина не хотела его беспокоить, но сугубо деловые отношения всё равно необходимо было как-то поддерживать. Полина же откровенно терялась теперь в его присутствии. Смотреть в лицо — стыдно, опускать глаза — неловко, отворачиваться — глупо, и, видимо, доцент уже и сам заметил, что его лучшая дипломантка безнадёжно отупела.

А затем — как всегда, внезапно — подкралась сессия.

Больше некогда было любить, некогда горевать, некогда ссориться. Только зубрить, зубрить, зубрить… Современная русская литература, методика преподавания, история литературного языка… боже мой, история языка у Громова, стенали все, это же погибель! Ошибёшься на каком-нибудь дохлом ударении — и пиши пропало, пойдёт гонять по всему курсу, чёртов зануда.

Непонятно, как и выжили, но всё-таки выжили. В комнате девушек тоже все были живы, хотя Катя чуть не застряла (сказалось наплевательское отношение к учёбе осенью), еле-еле выплыла на троечках, оставшись без стипендии.

Полина блестяще сдала экзамен у Марка Александровича, и это был единственный день за всю сессию, когда она с ним виделась. Благодарю покорно за такую встречу: билет в дрожащей руке, ноги подкашиваются, во рту пересохло… И холодный взгляд экзаменатора едва прикасается к лицу Полины Костровой, очередной студентки — сколько их там ещё осталось? Пять, шесть? Восемь?.. Давайте зачётку, пожалуйста.

Домой на каникулах Полина не поехала, написав извиняющееся письмо отцу и тёте Насте. Нужно было много работать, каждый день ходить в библиотеку… "Но зато уж после госов и защиты приеду надолго, почти до конца лета!" — пообещала она.

Ксения планировала съездить в Москву на несколько дней, развеяться, даже робко приглашала с собой Полину, однако та вежливо, но решительно отказалась.

Пару раз в гости забегала Ира Селиванова, трещала без умолку и действовала Полине на нервы своей бестолковостью, вечной суетой и неизменной тягой к сплетням. После сессии все разговоры у неё были только о том, как она ненавидит всех преподов и мечтает поскорее с ними распрощаться.

— Добрым словом никого не помянешь? — скептически поинтересовалась Ксения.

— Это вы с Костровой поминайте, — пренебрежительно отмахнулась Селиванова. — Русичку, что ли, благодарить, которая всю душу вынула своим занудством и унизительными диктантами? Или Громова, который над нами измывался?

— Когда это он над тобой измывался? — не выдержала Полина.

— Да вот же, на экзамене… Я ему по билету всё от и до ответила, а он мне заявляет: "С какою тайною отрадой тебе всегда внимаю я!"* Юморист хренов. А потом отдал зачётку и велел прийти на пересдачу на следующей неделе…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ксения невежливо захохотала.

— Ну и как, пересдала? — спросила она, отсмеявшись.

— Еле-еле на трояк вытянула. Козёл! — с обидой произнесла Ирина. — Астаров хоть не цепляется по мелочам, а этот… кстати, знаете, что про Громова болтают?

Полина промолчала, но Ксения, выручая её, нарочито лениво спросила:

— И что же?

— Про него и Илону Эдуардовну, — глаза Селивановой сверкнули, как у кошки, почуявшей добычу. — Представляю, как им обоим "весело" в постели… Наверное, спорят о тёмных местах в "Слове о полку Игореве", — она захихикала.

У Полины дрогнули ресницы, но она снова смолчала. Ксения ещё более лениво и равнодушно сказала:

— Люди всегда болтают. Кому какое дело, в конце концов? Оба свободны… А тебе лишь бы в чужую постель залезть своим любопытным носом.

— Однако, когда он всё успевает — и с преподшей мутить, и за студентками увиваться, — подивилась Ирина.

Полина чуть не умерла, прежде чем сообразила, что Селиванова имеет в виду вовсе не её, а ту давнюю питерскую историю. Однако сердце потом ещё долго бешено колотилось о грудную клетку и никак не хотело успокаиваться.

После того, как Селиванова убралась восвояси, Ксения некоторое время помолчала, а затем произнесла будто бы небрежным тоном, но на самом деле явно робея подступиться к Полине и одновременно желая поддержать её:

— Не обращай внимания на сплетни. Если бы про Громова и Саар всё было правдой… Они взрослые люди, что мешает им просто жить вместе?

"Может быть, сами себе мешают", — подумала Полина, но вслух ничего не ответила.

___________________________

*Строки из старинного романса "Чаруй меня, чаруй!" (автор слов — Юлия Жадовская)

Тот день запомнился им всем надолго.

С утра всё было, как обычно. Разве что Катя казалась более тихой и молчаливой, чем всегда — но при этом невыразимо прелестной; её молчание не было тревожным или печальным, а, скорее уж, было связано с ожиданием чего-то необыкновенно-чудесного. Она сидела у себя на кровати, положив руки на колени, как школьница, и покусывала губы, волнуясь.

Позже, вспоминая эту минуту, Полина думала, что тоже волновалась вместе с Катей, но, возможно, все эти волнения она сочинила себе уже потом, сама. Но Катя-то точно волновалась и ждала — ровно до тех пор, пока…

…пока не отворилась дверь и не появился Рыбалко.

Месяц назад весь университет гудел от новости: Кира приглашают работать в Москву! И приглашает не кто-нибудь, а сама Анастасия Безрукова, звезда журналистики, настоящая знаменитость! Для него нашлось местечко в пресс-службе кинокомпании "Российская мелодрама". Более того — он, кажется, собирался продолжить образование — и не где-нибудь, а на журфаке МГУ! Вот повезло, так повезло! Многие радовались за бывшего однокурсника, а кто-то откровенно завидовал и бурчал, что вот, мол, какова вселенская несправедливость: сначала он бьёт окна и вылетает из родного универа за хулиганство и аморалку, а потом его же осыпают плюшками, дуют в попу и пророчат блестящие карьерные успехи в столице… Его, блин, даже в армию не взяли — оказался не годен по зрению. Везунчик, да и только!

— Что ты собираешься делать? — спросила как-то Полина у Кати, имея в виду предстоящий отъезд Кира в Москву. Та лишь загадочно улыбнулась и сказала, что пока рано об этом говорить, отъезд — неопределённая перспектива…

Церемонно поклонившись всем присутствующим, Кир чмокнул Катю в щёку и спросил:

— Всё в порядке?

Она кивнула, сияя, и вытянула из-под кровати чемодан.

— Куда ты? — спросила Полина — уже догадываясь, уже зная…

— Жена да последует за своим мужем в столицу нашей Родины, — ехидно прищурившись, изрекла Ксения торжественным тоном.

— Кстати, про жену и мужа… не волнуйтесь, всё оформлено по закону — ещё вчера, — сообщил Кир, наслаждаясь произведённым эффектом. — Мы тихонько и скромно расписались без всей этой лабуды с голубками и лимузинами…

Позёр, вот позёр, счастливо подумала Полина, уже бросаясь целовать Катю и поздравлять с бракосочетанием.

— Так ты уезжаешь? — лепетала она. — Уезжаешь в Москву? А как же учёба? Универ? Как вообще… все мы?

— В Москве тоже люди живут, вполне можно устроиться — и учиться, и работать… — храбро отозвалась Катя. — Но уж одного я его точно не отпущу, — и хихикнула, мило краснея. — За остальными вещами мы на неделе зайдём. Нам ещё к родителям Кирилла съездить надо будет, и ему с моей мамой познакомиться… Дел до отъезда — куча!

— Кир, можно задать тебе бестактный вопрос? — нацелилась в него взглядом Ксения.

— А я от тебя других и не слышал.

— Как ты сам думаешь — чистая случайность привела вас с Катериной в эту тихую финальную гавань, или это было волей божественного провидения?

Он поморщился, но Полина не дала ему ответить, тут же весело забалтывая, расспрашивая о чём-то, заговаривая зубы… Ох уж эта Ксения! Ведь знает, как у Кати с Киром всё всегда было непросто, обязательно надо кольнуть, поддеть…

— Не рыдайте, добрые женщины, всё к лучшему, — произнёс Кирилл перед тем, как попрощаться.

Добрые женщины не рыдали, а вот Катя разливалась в три ручья, снова и снова обнимая и целуя подруг. Затем Кир подхватил чемодан новоиспечённой супруги, пропустил её вперёд, и оба скрылись.

— Как ты считаешь, соединение двух сердец в одной квартире — это настоящая концовка книги? — задумчиво спросила Ксения, глядя на захлопнувшуюся дверь. — Или формальная? Типа "мороз крепчал" или "а море рокотало"? — она засмеялась. — Честное слово, бывают и такие концовки: "И тогда я сказала ему, что у него сифилис. А вдали рокотало море…"

— Ну, куда тебя занесло, — поморщилась Полина. — И зачем ты к Киру полезла со своими исследованиями и наблюдениями? Сейчас у них всё хорошо — и ладно, не надо тыкать палочкой и пытаться расковырять старую рану…

— Не люблю благополучных молодожёнов, — со вздохом призналась Ксения. — Хотя не исключено, что просто завидую. Но такие уж они… толстые, сытые, довольные… так и тянет испортить эту идиллию. Впрочем, Полина Валерьевна, и вам желаю того же от всего сердца!

ФЕВРАЛЬ

Каникулы выдались очень спокойными, даже ленивыми.

Не хотелось никуда выползать из тёплой комнаты, поэтому Полина в основном ела, спала, читала и смотрела лёгкие романтические фильмы на ноуте. Игнорируя собственные планы ходить в библиотеку каждый день, она даже к дипломной не притронулась за эти пару недель, решив, что имеет право хоть ненадолго забыть об учёбе. А вот Ксении как раз полезно было бы призадуматься о своём дипломе, потому что к работе она ещё не приступала, даже тему до сих пор не выбрала.

— Астаров советует расширить прошлогоднюю курсовую, делов-то! — отмахивалась она от Полининых недоумевающих вопросов. — Долго ли, умеючи? Разбавлю водицей, понапихаю новомодной терминологии — вот и готов диплом… Максим Павлович — руководитель покладистый, помычит и согласится. Меня сейчас больше волнует собственное литературное творчество…

Полина, от греха подальше, даже не стала вникать, на какую именно тему писательница строчит очередную нетленку.

Накануне своего кратковременного отъезда в Москву Ксения предложила всё-таки выползти из общаги, чтобы развеяться.

— Тебе ведь ещё вещи складывать перед дорогой, — напомнила Полина, но Ксения пренебрежительно пожала плечами:

— Я же всего на три дня еду, а не насовсем, как Катя. Чего там собирать-то? Успеется… Может, сходим в кафе? Скучно ужинать дома на каникулах! Пойдём, а? У меня настроение поболтать под музычку.

Немного подумав, Полина согласилась. Ну правда, сколько можно сидеть в четырёх стенах — этак и одичать недолго.

Не сговариваясь, они добрели до уютного студенческого кафе неподалёку от университета. Вернее, оно только звалось студенческим — на деле же сюда приходили самые разные посетители. Просто студентов данное местечко привлекало близостью к универу (можно было заскочить в промежутках между парами) и вполне демократичными ценами. После лекций тут постоянно тусовались толпы молодёжи, заказывающие преимущественно пиво с сухариками. Окончание сессии тоже, как правило, отмечали здесь.

В каникулы посетителей было не так много: большинство иногородних студентов разъехалось по домам, да и местным сейчас незачем было ошиваться возле университета.

Неяркий свет, приглушённая негромкая музыка, разговоры вполголоса… всё это облегчало сближение, и Полина с удивлением поняла — только сейчас осознала — как труден им с Ксенией был первый шаг, и как обеим хотелось прежнего непринуждённого общения.

Полистав меню, девушки заказали себе по цезарю и по куску шоколадного торта. Только в напитках их вкусы разошлись: Ксения выбрала мохито, а Полина ограничилась соком. Был в ассортименте и безалкогольный глинтвейн… но, вспомнив, при каких обстоятельствах она пила его в прошлый раз, Полина почувствовала, как защемило сердце. "Я в курсе, что вы не пьёте. Но взамен вам сейчас непременно нужно что-нибудь согревающее…"

Господи, ну когда же, когда, наконец, наваждение по имени Марк Александрович Громов больше не будет иметь над ней такой власти?..

Но, задавая себе данный вопрос, она уже знала ответ — это продлится как минимум до тех пор, пока количество их встреч, которые и сейчас-то крайне редки и кратковременны, не снизится вообще до нуля. Полина чувствовала, что Громов пытается избегать её по мере возможностей. Даже по поводу дипломной работы он теперь в основном переписывался с ней по электронной почте — сухо вносил правки деловым официальным языком. Он явно сожалел о той слабости, которую позволил себе по отношении к Полине, о том, что ответил на её поцелуй…

Помотав головой, чтобы вытряхнуть из неё остатки мыслей о Громове, Полина постаралась сосредоточиться на том, что болтала в данный момент Ксения. Писательницу, как всегда, несло в сторону наблюдений и философствования — вот и сейчас, оглядываясь по сторонам, она живо и едко откликалась на всё, что видит.

— Смотри, смотри: она обнажила костлявые ключицы и думает, что это сексуально, а на деле похожа на недоношенного младенчика без пелёнок… Слушай, Полинка, выкрасись и ты в рыжий цвет, тебе бы пошло… А вот интересно, каково жить, когда у тебя вместо губ — пара пельменей?

Полина не особо вслушивалась в это безостановочное бормотание, поэтому момент, когда собеседница внезапно стала серьёзной, застиг её врасплох.

— Нам надо поговорить, — тихо произнесла Ксения. Полина непроизвольно сжалась в комок, как перед ударом, но в глубине души уже понимала — да, наверное, и правда надо. Иначе так и будешь жить с тяжестью на сердце и бояться чужого камня за пазухой.

— Сразу признаю — я поступила по-свински, — опустив голову, начала Ксения. — Не знаю, поверишь ты или нет, но я действительно не ставила себе целью высмеять тебя или унизить. Согласна, эксперимент с Вадимом был так себе, тут я просто забавлялась и хотела тебя немного расшевелить. Ты же вообще ни на кого из парней не смотрела!

— Ты прямо-таки заботливая мамаша, — покачала головой Полина. — Но почему тебя в принципе так волнует моя личная жизнь? Моя, а не, к примеру, твоя собственная?

— Потому что… блин, у нас так много общего, Полинка, хотя, наверное, ты так не считаешь. И когда я вижу в тебе что-то, что раздражает меня в самой себе — я невольно злюсь и хочу это исправить. Мне тоже до лампочки встречи с парнями, но это ведь неправильно в нашем возрасте, все это скажут… У меня на то свои причины, вот я и решила хотя бы тебя растормошить. Вызвать пресловутые бабочки в животе — дурацкое, кстати, выражение, кто его вообще придумал. Как будто ты наелась бабочек, фу, гадость…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо, предположим, фейковый аккаунт Вадима — это просто твоё желание немного меня встряхнуть, чтобы я не кисла от одиночества и не забывала о том, что я девушка. Так? — подытожила Полина. — А что бы ты стала делать, если бы я действительно запала на твоего мифического братца? Если бы влюбилась в него по-настоящему? Вот так, заочно, без личных встреч, как ты и планировала…

Ксения нахохлилась.

— Я бы не стала доводить до такой крайности, честное слово. Хотя, разумеется, ты мне не веришь сейчас ни в чём. Но, понимаешь… сразу было понятно, что ты — не я, у тебя всё это пойдёт по другому сценарию.

Полина растерянно захлопала глазами.

— В смысле? При чём тут ты?

— История с Вадимом — это, в некотором роде, отражение моего собственного случая, который повлиял на всю дальнейшую жизнь. Можно даже пафосно сказать, что эта история теперь ведёт мою судьбу за собой.

— Отражение?.. — переспросила Полина в замешательстве.

— Да, только отражение в кривом зеркале. У меня всё было немного иначе… Я сейчас расскажу тебе, я ещё ни с кем в мире этим не делилась, поклянись, что никому больше не проболтаешься!

Её напор, серьёзность и какой-то одержимый блеск в глазах заставили Полину пообещать держать язык за зубами. Она поняла, что сейчас не стоит ни отшучиваться, ни иронизировать, и приготовилась слушать.

— Я часто валяю дурака, — отхлебнув глоток мохито для храбрости, начала Ксения, заметно волнуясь, — но для меня литература — это чудо. Я не о своих произведениях сейчас говорю, а о по-настоящему талантливых, о потрясающих, их крайне мало… Я вообще с детства жила в мире книг, читала запоями, но моя любовь к чтению не оформлялась ни во что осознанное до тех пор, пока… — Ксения нервно сжала пальцы. Полина не перебивала, не подгоняла и не переспрашивала, терпеливо ждала.

— В общем, когда я училась в девятом классе, одно прочитанное произведение буквально распотрошило мне душу, вывернув её наизнанку. Тогда я и решила, что непременно буду писателем. И дело было не только в самом произведении, но и в том, кто его написал. Я впервые была так потрясена как слогом, так и личностью автора. Если бы он был жив, а он умер несчастным и рано, я перевернула бы всю свою жизнь, чтобы приблизиться к нему, да хоть в домработницы к нему пошла бы. Просто быть рядом, любой ценой. И помогать… ну, знаешь, у него ведь тоже могло такое случиться: вдруг не то слово. И если бы за всю жизнь я подсказала бы ему хоть десять, да хоть только пять слов… и они навечно остались бы в его произведениях… я была бы самым счастливым человеком на свете.

Помолчав немного, Ксения исподлобья взглянула на Полину — не смеётся ли?.. Но та была серьёзна.

— Это и есть любовь — самая бескорыстная из всех, которые только могут быть, — выдохнула Ксения. — Вот и думай сама — в кого после подобного литературного потрясения я смогу влюбиться? Ну, были парни, нравились даже, но всё равно это не любовь, да и не будет её у меня — такой, общепринятой… Всё, Полинка, не спрашивай, и никогда больше об этом не будем, хорошо? — заторопилась она, хотя Полина продолжала молчать, оглушённая этим странным признанием.

— Только не надо вот этих банальных бабских причитаний из серии "мужика бы тебе нормального" и так далее, — вымученно засмеялась Ксения, хотя уж кого-кого, а Полину заподозрить в "бабских причитаниях" было весьма сложно. — Не опошляй, ладно? Просто постарайся понять.

Что-то Полина понимала, но больше, конечно, жалела Ксению с её диковатой историей любви. Да и любовь ли это?..

— Чувство к тому, кого нет в живых… это же незаметное, медленное опустошение, — она робко попыталась озвучить свои мысли. — Не загоняешь ли ты себя в тупик? Как будто сама умираешь…

— Да нет же, — отмахнулась Ксения, — я ведь не отвергаю вовсе теоретической возможности влюбиться в нормального, живого человека… Если я встречу в ком-нибудь хоть тень того волшебства, я же не буду противиться. Я, честно, буду счастлива… — но в голосе при этом у неё звенела такая застарелая тоска, что Полина не поверила. На душе отчего-то сделалось совсем тяжко.

— Ну, а какая здесь связь с моей историей? — устало спросила девушка. — Меня-то зачем ты высмеивала в своём интернет-романе?

— Да это я себя больше высмеивала. Героиня только внешне была списана с тебя, а на самом деле Алина — моё альтер-эго, если хочешь знать. Влюбиться в человека, которого просто нет на этом свете… Так что не суди меня строго за историю с Вадимом. Она во многом — про меня… И то, что моя героиня в итоге влюбляется в живого, нормального человека… это как путь к спасению, который открылся тебе, но пока недоступен мне. Понимаешь?

Полина пожала плечами. Нельзя сказать, что она всё до конца поняла и поверила, но ей стало легче. А ещё всё жальче и жальче становилось эту глупую Ксению с её идиотскими выдумками, пленницей которых она сама в итоге и оказалась.

Наверное, взгляд у Полины всё-таки был слишком сострадающий, как на тяжелобольную, потому что, искоса посмотрев на неё, Ксения бодренько проговорила:

— Ты меня не оплакивай раньше времени, Полинка! Летом я буду ходить на пляж. Я тыщу раз читала, что самая искренняя и возвышенная любовь часто прихлопывает героев на краю какого-нибудь водоёма. Герой видит героиню обнажённой и… вдруг и мне повезёт?.. К тому же, мужчины в плавках всегда мне нравились. Ну, ты знаешь, все эти обнажённые торсы, кубики пресса, "дорожка тёмных волос, убегающая вниз, под резинку трусов"… да не кривись ты, это я тебе сейчас цитирую самый расхожий штамп из современных любовных романов! — и она засмеялась.

Полина молча слушала, помогая Ксении замкнуть наглухо ту минуту искренности, что была между ними. Что-то подсказывало ей, что подруга не снизойдёт до подобных откровений больше никогда, вновь перевоплотившись в насмешливую язвительную наблюдательницу.

Больше ни о чём серьёзном они не говорили. Болтали о новых фильмах, книгах и музыке, о Кате с Киром. И вечер, в целом, можно было бы считать практически идеальным, если бы не…

Дёрнувшись, как от удара, Полина с изменившимся лицом сказала Ксении:

— Слушай, пойдём домой. Что-то мне как-то нехорошо… Воздуха не хватает и голова кружится.

Но Ксению нельзя было провести так просто. Она тут же огляделась по сторонам и, быстро обнаружив то, что искала, понимающе хмыкнула:

— Тебе мешают два симпатичных преподавателя, которые пьют кофе вон в том углу…

И в самом деле: за столиком у окна сидели Марк Александрович и Илона Эдуардовна.

Раньше проницательность Ксении раздосадовала бы Полину, но в этот раз она только горько усмехнулась. Словно в их дружеских отношенях и правда произошла перемена, стало больше доверия.

— Ладно, только не называй ничего определёнными словами, — попросила Полина, всё-таки не готовая пока обсуждать с Ксенией свои отношения с Громовым. — А то знаю я тебя: ты из букета ромашек моментально сделаешь банный веник.

— Ни в коем случае! — с жаром поклялась Ксения. — Я ведь помню, что ты теперь и сама знаешь обо мне столько, что…

— …тебе придётся меня убить, — мрачно докончила Полина.

— А то, ты ж непременно начнёшь меня шантажировать!

Немного нервно перекидываясь шуточками, они быстро расплатились по счёту и собрались домой. На душе у Полины было горько, и она молилась только об одном: чтобы ни Марк Александрович, ни Илона Эдуардовна её не заметили, избегая даже смотреть лишний раз в ту сторону.

— Расслабься, — тихонько сказала ей Ксения, — у них тут, похоже, не свидание романтического характера, а дружеские посиделки с коллегами… Вон к ним и Буранков пристроился.

Не веря, боясь поверить, Полина перевела взгляд на столик в углу и чуть не расплакалась от облегчения: к Громову и Саар действительно подсел молодой преподаватель с кафедры журналистики. Значит, ей всё показалось! Просто показалось… Обычное кофепитие коллег в студенческом кафе неподалёку от университета. А почему бы и нет, у преподов каникулы короче, чем у студентов…

Она, конечно, была в курсе, что Громов не одинок, он и сам ей в этом признавался. Но почему-то именно Илона Эдуардовна в качестве его потенциальной спутницы особенно больно царапала по сердцу. Может, потому, что русичка ей искренне нравилась?.. Хорошо, как же хорошо, что это всё-таки не она. А кто его женщина — Полина не знает и знать не хочет.

В общежитие вернулись в молчании.

Полина легла на кровать с недочитанной книгой и мыслями, далёкими от перипетий сюжета. Ужасно хотелось накрыться одеялом с головой и выплакаться всласть, взахлёб, до самого донышка, чтобы ни одной слезинки не осталось… Но мешало присутствие Ксении. Та же торопливо покидала несколько вещей в свою дорожную сумку и уселась за ноутбук. Нет, всё-таки хорошо, что она едет в Москву. Пусть всего на несколько дней, но Полине нужна эта маленькая передышка, это добровольное одиночество, эта непозволительная роскошь…

Около часа прошло в абсолютной тишине, если не считать шелеста переворачиваемых страниц и постукивания пальцев по клавиатуре. Наконец, не отрываясь от экрана ноута, Ксения негромко сказала:

— Перванш.

Полина подняла недоуменный взгляд от книги.

— Что?

— Цвет барвинка, — пояснила Ксения. — Ну, знаешь… такой бледно-голубой, с сиреневым оттенком. Тебе тоже был бы к лицу.

— В каком смысле "тоже"?

— Да эту… Илону Эдуардовну вспомнила. На работе — зануда занудой, а в кафе, гляди-ка, прелестнейшая милая женщина. И кофточка красивая, хотя блондинкам такой цвет не очень идёт, ты бы в подобном наряде лучше смотрелась.

Поскольку Полина ничего на это не ответила, Ксения осторожно добавила:

— Ты мне запретила называть вещи своими именами, поэтому я иносказательно… На тебя смотреть больно, вот правда. От всей души советую наплевать на ромашки, пока они и в самом деле не превратились в банный веник!

И, проговорив это, точно доказав, что она и впрямь может обходиться без конкретных формулировок и влезаний в частную жизнь, Ксения снова забарабанила по клавишам ноутбука: строчила до полуночи, писала незвестно что, но уж точно не дипломную работу. За ту даже не бралась, непонятно, когда и успеет. И ведь сколько чепухи в голове у этой девицы, в который раз уже подивилась Полина, а какое при этом умное, одухотворённое лицо!..

Хорошо, хорошо, что она уезжает завтра.