«Её храбрость была её короной,
и она носила её, как королева».
Аттикус
. .Ривер
Я припарковался у больницы и вышел из машины. Понятия не имел, какого черта старику взбрело в голову загреметь сюда — и надолго, судя по всему. Алкоголь, таблетки и его взвинченный характер могли бы свалить тридцатилетнего мужика, не то что немолодого, не в лучшей форме, пятидесятилетнего. Его дочь, наверняка, в ужасе — вся эта история началась с его безумного сексуального аппетита.
Я терпеть не мог больницы, но он был моим другом, и это было то место, где мне следовало быть. Хотя, если честно, Лайонел Роуз был для меня больше, чем просто друг. Он владел баром Whiskey Falls, и за годы мы сблизились. Сейчас я считал его своей семьей.
Недавно у него случился инсульт, и нас всех это выбило из колеи.
Я поднялся на лифте и сразу заметил, как две медсестры, вошедшие в кабину, проводили меня оценивающим взглядом, когда я выходил.
Двери закрылись, и я направился по коридору в его палату.
Увидев меня, мой друг поднял руку, и уголки его губ слегка приподнялись. Я обнял его в стиле «братан-братан», не сильно, но по-настоящему, и сел рядом с кроватью.
Мониторы пищали без остановки, и я с трудом сдерживал раздражение, стараясь не обращать внимания на этот звук.
Слабый запах больничной еды вперемешку с резким запахом антисептика вызывал у меня тошноту.
Больницы, пожалуй, были моим самым ненавистным местом, а ведь я повидал в жизни немало адских дыр.
Говорят, я провел в больнице полгода, когда был ребенком, но мало что оттуда помню. Однако, по какой-то причине, я всегда ассоциировал больницу с мраком.
Хотя, может, у всех так.
А может, это подсознание. В день, когда я попал в ту больницу, у меня были родители. А в день, когда я из нее вышел — уже нет.
В палате была и Дорин, рассказывавшая мне о состоянии Лайонела, пока тот пытался давиться больничным обедом. Она работала барменом в Whiskey Falls и была старейшей подругой Лайонела.
— Перестань упрямиться и ешь это яблочное пюре, — сказала Дорин. — Руби разозлится, если ты к ее приходу не доешь.
Руби была единственной дочерью Лайонела. Его гордостью. Его радостью. Немного колючая, правда. Мы не виделись уже много лет. Я знал, что он собирался поехать на ее очередной выпускной — кажется, она уже стала вечной студенткой. Он постоянно ею хвастался, и я знал, что она получает докторскую степень по психологии. Но, конечно, услышав о случившемся, она примчалась домой вчера.
— Расскажи Риверу ту же историю, что мы рассказали Руби вчера. Чтобы никто не запутался, — проговорил Лайонел с трудом, и я старался не показать беспокойства. Правая часть его лица была парализована, говорить ему было трудно. Но, по словам врача, его привезли как раз вовремя, и прогноз был благоприятный, хотя восстановление займёт немало времени.
— О какой истории речь? — Я наклонился вперед, нахмурившись.
Дорин вздохнула:
— Он не хочет, чтобы Руби узнала, что он принимал все эти... стимуляторы. — Она прочистила горло и ухмыльнулась. — Все-таки, он не хочет, чтобы дочь знала, что ее отец пытается угнаться за потребностями своей молодой подружки.
Да уж. Лайонел несколько дней подряд увеличивал дозу виагры. Мужик умудрялся быть кретином даже в таких вопросах.
— И что вы ей сказали?
Лайонел посмотрел на Дорин, передавая ей эстафету.
— Мы как бы сказали, что у него случился инсульт из-за стресса, связанного с судебным делом против Дженны Тейт.
— Что? Мы же закрыли это дело пару недель назад! — Я уставился на них с открытым ртом.
Она протянула мне лист бумаги.
— Он велел мне написать для нее «сценарий», по которому я вчера читала.
Я взглянул на каракули и закатил глаза.
— То есть вы свалили инсульт на меня? Это подло, Лайонел. Даже по твоим меркам.
— Я не сваливал, — пробормотал он с трудом.
Я опустил глаза и начал читать:
— «Ривер был его адвокатом, но, к сожалению, он не смог справиться с делом, и стресс оказался слишком сильным для твоего отца...» — Я изобразил голос Дорин — типичной пожилой курильщицы с хрипотцой. Она злобно на меня зыркнула, но я заметил, как у нее дернулись уголки губ — чуть не рассмеялась. — Ты полностью переложил вину на меня.
— А что мы должны были ей сказать? Что ее отец не справляется с молоденькой любовницей, поэтому утроил дозу виагры? — скрестила руки Дорин.
— Да твою ж мать. Я думал, ты удвоил. Ты утроил дозу? Ты с ума сошел, Лайонел? — прошипел я. Я злился, потому что любил этого идиота, даже если никогда в этом не признаюсь. А мешать виагру с бухлом при его сердце — это был прямой путь в морг. — И да, именно это вы и должны были сказать. Потому что это, блядь, правда. А вместо этого ты подставил меня. Но если Руби и вправду такая умная, как ты о ней говоришь, она и так не купится на эту чушь. Люди не получают инсульт просто потому, что их кто-то подал в суд за производственную травму. Ты же не на зоне собирался отсиживать, мать твою.
— Эй. Я играла Джульетту в школьной постановке. Я — театральный гений. Поверь, она поверила.
Я откинулся на спинку стула и покачал головой. Я представлял Лайонела в этом дурацком деле, хотя он был полностью не прав и должен был просто оплатить медицинские счета Дженны Тейт сразу после несчастного случая. Но его жадность сыграла с ним злую шутку — он попытался сэкономить копейки, а в итоге выложил втрое больше.
— Послушай, ты и твой вялый дружок, соберитесь уже. Перестань встречаться с бабами, которые годятся тебе в дочери, и, может, тогда ты сможешь не отставать. Не приходило в голову?
Лайонел пожал плечом, правая сторона его рта все еще провисала.
— Стелла — горячая.
— А ты — упрямый придурок. Ладно, я подыграю в вашей идиотской постановке, но, по-моему, из Дорин актриса так себе. И если Руби клюнула на этот бред, то она не такая уж гениальная, как ты о ней говоришь.
— А вот и вся банда в сборе, — раздался голос за моей спиной, и я оглянулся.
Руби, черт побери, Роуз сильно изменилась с нашей последней встречи.
Длинные темные волны спадали ей на спину, губы — сочные, красные, глаза — ореховые, но сейчас казались золотистыми от солнечных лучей, пробивавшихся сквозь окно и освещавших ее красивое лицо.
Вот это да.
Дочка Лайонела была чертовски привлекательна.
Раньше она выглядела совсем не так. Прошло немало времени, и теперь передо мной стояла не девчонка, а женщина — сногсшибательная и чертовски сексуальная.
Я поднял бровь — она смотрела на меня так, будто мое существование ее оскорбляло.
— Давненько не виделись, Руби, — произнес я. Мы и правда не виделись уже несколько лет. Обычно Лайонел сам ездил к ней, а когда она приезжала домой, надолго не задерживалась. По его словам, ее мать, Венди, бывшая жена Лайонела, была ещё той штучкой. Так что я был уверен — Руби избегала Магнолию-Фоллс.
— Как проницательно, — процедила она с ядом в голосе. Что, черт возьми, с ней? Она едва меня знала. — Умение помнить, что ты меня давно не видел, — это то, что делает тебя таким выдающимся адвокатом?
— Руби, — сказал Лайонел, и голос его смягчился, как всегда, когда он обращался к дочери.
Она подняла палец:
— Не надо вот этого «Руби», папочка. До тебя я тоже доберусь.
Дорин прыснула со смеху, и Руби бросила на нее взгляд. В дочке Лайонела было немного роста, но много огня. Я сам под метр девяносто, а она была не выше ста шестидесяти пяти сантиметров, и то за счет черных армейских ботинок, прибавлявших ей пару сантиметров. Узкие темные джинсы подчеркивали изгибы, и я едва сдерживал себя, чтобы не оглядеть её с головы до ног. Черная кожанка выделялась как бельмо на глазу — конец мая, солнце светит, птицы поют, в Магнолии-Фоллс сплошной позитив… а она будто из преисподней вернулась.
Я узнал этот гнев. Он жил во мне тоже.
— Дорин, я думала, раз ты старейшая и ближайшая подруга моего отца, да еще и моя крестная, которую он выбрал после моего рождения, у тебя должна быть хоть какая-то преданность ко мне? — Она скрестила руки на груди.
Господи. Она злилась на всех сразу.
Я, например, обычно концентрировал злость на одном человеке за раз. Потянулся к пакетику с дольками яблока на подносе Лайонела, взял одну и отправил в рот, с интересом наблюдая за спектаклем.
— Ты же знаешь, я тебя люблю, детка. Моя верность — тебе и твоему отцу, — сказала Дорин, бросая взгляды то на Лайонела, то на Руби.
Я потянулся за еще одной долькой, но она действовала быстрее, чем я ожидал — шлепнула меня по руке, и яблоко упало на пол.
— Перестань жрать его, мать твою, яблоки. Может, лучше займись своей работой, юрист хренов.
Вот это была последняя капля. Я вскочил, навис над ней:
— Я со своей работой справляюсь отлично. И не нуждаюсь в твоем одобрении. Но оставлю твою наглость без внимания, потому что понимаю — ты любишь отца и сейчас у тебя, судя по всему, эмоциональный срыв, и ты кидаешься на всех подряд.
Я ожидал, что она отпрянет, но она только ухмыльнулась. Как будто ждала именно этого.
Она тоже встала, подняв подбородок, глаза горели золотом с проблесками синего и зеленого.
Черт возьми, она и правда была злая королева. И, черт побери, меня это заводило.
— Я стояла за дверью и слышала, как ты согласился участвовать в их идиотском заговоре. Непохоже на поведение порядочного адвоката. Или ты всегда так ведешь практику? Может, и с Дженной Тейт в доле, заодно? Подрабатываешь, так сказать, с ее похотливым папашей?
— Угу... Даже не знаю, что меня больше задевает — что ты ставишь под сомнение мою мораль или то, что считаешь, будто мне нужен «договор», чтобы переспать с кем-то. Похоже, ты сильно недооцениваешь мои способности.
— Руби, — снова вмешался Лайонел, потянувшись к ее руке. Она подняла бровь, глядя на отца.
— Это я их попросил соврать. Я не хотел выставлять себя идиотом.
— Серьезно, пап? Ты правда думал, что я куплюсь на эту тупую сказку о юридических проблемах? Я запросила выписки по делу еще недели назад, чтобы узнать, сколько ты ей заплатил. Кто-то же должен следить, чтобы ты не угробил бизнес. — Она глубоко вздохнула и зажмурилась. — Я уже поговорила с доктором Питерсом вчера по дороге домой. Я все знала о лекарствах. Я ожидала от тебя большего. И от тебя тоже, Дорин.
— Прости. Он был в отчаянии, — пожала плечами Дорин, и у нее даже слезы навернулись. Мне даже стало ее немного жаль, когда она закашлялась и начала мотать головой.
— Не надо. — Руби резко подняла руку, и будь я проклят, если Дорин в ту же секунду не прекратила театрально задыхаться. Может, ее актерские способности были не так уж плохи, как я думал, потому что Руби точно не купилась. — Я понимаю. Он умеет давить, когда загнан в угол.
— Спасибо, — сказала Дорин, подходя ближе и обнимая ее. — Я скучала по тебе.
— Конечно, — отозвалась Руби, тут же выскользнув из объятий, совершенно не тронутая. — Ладно. На этом вранье заканчивается. Я не буду управлять Whiskey Falls, пока ты проходишь курс физиотерапии в стационаре, если ты еще хоть раз мне соврешь. Ты меня слышишь? — Она пристально посмотрела на отца. — Мы ведь всегда договаривались быть честными друг с другом.
— Слышу. И мне жаль, что я пропустил твой выпускной. — В голосе Лайонела звучало искреннее сожаление. Все в Магнолии-Фоллс знали, что Руби — самое важное в его жизни.
— Все нормально. Ты же знаешь, мне наплевать на такие формальности. — Она бросила взгляд на телефон, который завибрировал, и тяжело вздохнула. — Я дома меньше суток, и угадай что… Мама снова поругалась с Джимбо. Удивительно, да? А Рико думает, что его девушка беременна.
Джимбо Слотер был нынешним мужем матери Руби. Та меняла мужей так часто, что уследить за ее жизнью было невозможно. У нее было два сына — Зейн и Рико — оба постоянно ошивались в баре и пользовались именем Руби, чтобы получить от Лайонела что-нибудь на халяву.
— Сожалею, что тебе приходится с этим разбираться, — пробормотал Лайонел, и взгляд Руби впервые с момента её появления в палате стал мягче.
— Не переживай. Я справлюсь. Сейчас главное — ты. Я поговорила с доктором Питерсом, и он сказал, что обсуждал с тобой направление в стационар на курс интенсивной физиотерапии. Тебе предстоит долгий путь. И не отвертишься. Я позабочусь о баре, а ты займёшься восстановлением. Понял?
Лайонел потянулся к ее руке, и на этот раз она позволила ему ее взять.
— Спасибо. Люблю тебя, Рубс.
Она вздохнула:
— Я тоже тебя люблю.
И на этот раз ее улыбка была настоящей.
У злой королевы определенно была слабость. И это был ее отец.