Дикая река

7

. .Ривер

— Почему тебя зовут Ривер, а дядю Кинга — Кингстон? — спросил Катлер, чавкая макаронами.

Я забрал его из летнего лагеря, и мы немного покатались на каноэ, прежде чем заехать на ужин в Golden Goose. Нэш задерживался на работе — у них с Кингстоном строительная компания RoD Construction, и в последнее время дел было невпроворот. Городок рос, а туристы начали скупать недвижимость. Похоже, жизнь в глуши — не такое уж плохое дело.

Мы все помогали с Катлером, потому что он как бы общий. Мы были с ним с самого рождения. И с тех пор — каждый день.

— Наверное, просто так захотели наши родители. Точно так же, как твои назвали тебя Катлером.

— Но я теперь зовусь Бифкейк, так что, думаю, они не особо удачно имя выбрали, — пожал он плечами и сделал большой глоток молока, оставив белые усы над губой.

Я наклонился с салфеткой и вытер его лицо.

— Ладно, ты у нас Бифкейк, я понял. Но имя у тебя классное, ты в курсе?

— Папс сказал, что имя Катлер придумала Тара, когда я его спросил, — сказал он.

Тара — мама Катлера, и ее почти не бывает рядом, но я никогда раньше не слышал, чтобы он называл ее по имени.

— А… не знал. Хотя думаю, твоему отцу тоже оно нравилось.

Он пожал плечами:

— Может быть. Но первой его придумала Тара.

— И с чего ты вдруг называешь маму Тарой?

— Джоуи Биндл, он тоже в лагерь ходит, сказал, что мамы должны отвозить тебя в лагерь и готовить тебе завтрак и делать все, что у меня делает папа. Или ты, или дядя Ро, или дядя Кинг, или дядя Хэйз. Так что, думаю, Тару не стоит называть мамой.

Черт. Бифкейк умел говорить начистоту.

Вот за что я обожаю детей. Они не копаются в мыслях. Просто говорят, как есть. Мне это по душе.

Я провел рукой по щетине:

— Ладно. Я тебя понял.

Зазвенел колокольчик над дверью, и я обернулся. Вошла Руби. К ней подошла Мидж, и, черт подери, если Мидж Лонгхорн не выглядела при этом нервной как никогда. Она выпрямилась, закашлялась и все время прочищала горло.

Явно стащила собаку.

Я расхохотался, и Катлер обернулся, чтобы посмотреть, на что я уставился.

— Что смешного, дядя Ривер?

— Та женщина — дочка Лайонела. Она мне тут как-то рассказала одну забавную историю.

— Она очень красивая, да? — спросил он, и я кивнул.

— Да, красивая.

Руби шла, расправив плечи, с высоко поднятым подбородком, будто собиралась столкнуться с самим мафиози, и пристально смотрела на пожилую женщину. Мидж тут же отвернулась и повела ее в нашу сторону. Руби встретилась со мной взглядом. Они остановились у стола рядом с нашей кабинкой, и Мидж кинула ей меню.

Руби метнула на нее испепеляющий взгляд, и Мидж ретировалась.

— Я же говорила тебе, что она украла собаку, — прошептала она, переводя взгляд с меня на Катлера. — Привет. Я Руби.

— А я Катлер, но зови меня Бифкейк.

— Бифкейк, да? — Руби села на стул. — Отличное имя. Мне нравится.

Она сделала паузу, чтобы заказать у Летти, одной из официанток, а Катлер уже едва усидел на месте.

— А почему бы тебе не сесть с нами? Нам только что принесли еду.

Я видел, как Руби не знает, что ответить, потому что, похоже, ее колючесть не распространялась на детей.

— Он же представился тебе. Могла бы и сесть рядом.

Она поерзала с салфеткой, потом встала и села рядом с Катлером.

— Только не жди, пока я доем.

— Нам некуда торопиться. Пока папа работает, за мной приглядывает дядя Ривер.

Она кивнула, и Летти поставила перед ней стакан с содовой.

— Ладно, — Руби сделала глоток через трубочку и посмотрела на меня. Черт, она была чертовски красивая. И я рад, что она с нами. — Ну, расскажи, почему зовешься Бифкейк?

— Я как раз рассказывал дяде Риверу, что мое настоящее имя придумала Тара. Катлер. А мне оно не нравится.

— Кто такая Тара? — спросила Руби, когда Катлер прожевал и улыбнулся ей. Я не удивился, что она не знала о Таре. Та не была отсюда и с Нэшем встречалась недолго.

— Она моя мама. Но приходит ко мне редко, поэтому теперь я зову ее Тарой.

— Понимаю, — сказала она, и Летти поставила перед ней еду. — У меня мама была примерно такой же. Так что я тебя понимаю. Я тоже называю ее по имени — Венди.

Глаза Катлера распахнулись, пока она откусывала картошку фри.

— Правда?

— Правда. Зато у меня замечательный отец, и я этому очень рада.

— Мне нравится Лайонел, — сказал Катлер, макнув картошку в кетчуп, подняв брови и откусив кусочек.

Почему я, черт возьми, не могу оторваться, наблюдая, как они общаются?

— Мне тоже нравится Лайонел, — усмехнулась она. — А больше ничего и не нужно. Похоже, у тебя отличный отец. И видно, что дяди тебя обожают.

— А Джоуи Биндл говорит, что странно, что меня в лагерь не водит мама.

Дети умеют быть настоящими засранцами, когда захотят.

— Кто такой Джоуи Биндл? — спросила Руби, отложив сырный сэндвич и дожевывая.

— Мы вместе учимся и вместе ходим в лагерь.

— Ну, я думаю, что он странный, — пожала она плечами.

— Правда? — переспросил Катлер, распахнув глаза.

— Ага. С чего ему решать, кто должен тебя в лагерь отводить? Его, что, оба родителя каждый день приводят?

— Нет. Его папу я никогда не видел. Только маму.

— Ну вот. Почему Джоуи решает, как правильно? Почему только мама может водить, а папа — нет? Или дедушка с бабушкой? У всех семьи разные, и в этом их особенность. Скажи Джоуи, что тебе повезло — у тебя есть отец, который всегда рядом. Но не надо ему говорить, что тебе жаль его. Просто скажи, что тебе хорошо с тем, кто тебя забирает. Не у всех есть даже это.

Уголки губ Катлера приподнялись.

— Иногда меня дяди забирают. Вот сегодня — дядя Ривер.

— А вот Джоуи, может, и хотел бы таких крутых дядей, как у тебя. Иногда люди говорят гадости, чтобы тебе стало плохо, потому что сами из-за чего-то грустят.

— Ты думаешь, Джоуи грустит, потому что папа его не забирает?

Черт, как же я обожаю этого пацана.

— Я не знаю точно, потому что я не знаю Джоуи. Но если кто-то указывает на то, чего у тебя нет, то, скорее всего, у него самого внутри все не очень, — сказала Руби.

— А у тебя внутри все хорошо, Руби? — спросил Катлер, и я хмыкнул: ну, пацан не стесняется в выражениях.

Руби меня удивила — она вытерла руки о салфетку и улыбнулась ему:

— Большую часть времени — да. Хотя иногда и грустно бывает.

— Почему?

Она задумалась:

— Иногда становится грустно, когда мои братья делают что-то, что им вредит, а я не знаю, как им помочь. А у тебя как? Внутри все хорошо, Бифкейк?

— У меня внутри все хорошо, — сказал он, посмотрел вверх, а потом потянулся к ее руке. Она чуть вздрогнула — Катлер этого, конечно, не заметил, но я — заметил.

— Мне жаль, что твои братья тебя иногда расстраивают, — добавил он.

На лице Руби расплылась широкая улыбка. Я еще никогда не видел, чтобы она так улыбалась.

— Знаешь что?

— Что? — спросил он, макая ещё одну картошку в кетчуп.

— Разговор с тобой делает меня счастливой внутри, Бифкейк.

Вот так.

Кто бы мог подумать?

Она терпеть не могла почти всех, но Катлер, чертов обаяшка, растопил ее без малейших усилий.

— А я счастлив внутри, когда разговариваю с тобой, — сказал он, а потом повернулся ко мне. — А ты счастлив внутри, дядя Ривер?

Я закатил глаза, делая вид, что меня это раздражает, хотя на самом деле — нет.

— Сейчас — да.

Мелкий даже не замедлился:

— Эй, Руби, а ты знаешь Деми?

— Знаю. Я работала на ее семейном ранчо, когда была подростком. Мы с ней катались верхом после моей смены.

— Правда? Круто. Деми — моя девочка, но ты можешь быть моей второй девочкой. Мы катаемся на лошадях по субботам. Хочешь с нами?

— Я не садилась на лошадь уже несколько лет, так что, наверное, немного подзабыла.

— Ты что, собираешься разбить сердце Бифкейку? — сказал я, наигранно укоряя.

Она приподняла бровь и прищурилась, глядя на меня:

— Я обещала заехать завтра в кофейню к Деми — упомяну об этом.

— Уверен, Деми захочет, чтобы ты поехала с нами.

— Убедительный он у нас парень, да? — сказал я, трепля Катлера по макушке.

— Еще какой, — усмехнулась она и потянулась за второй половиной сэндвича.

Следующие полчаса мы слушали, как Катлер с воодушевлением делится своими планами на лето.

Я настоял, чтобы ее ужин добавили к моему счету. Хотя она долго сопротивлялась, в итоге сдалась. Мы направились к выходу, и напоследок она метнула последний гневный взгляд на Мидж, от чего я не сдержал смех.

— Ну что ж, спасибо, что позволили мне влезть в ваш ужин, — сказала она, наклоняясь, чтобы посмотреть Катлеру в глаза. — Я рада, что мы поговорили.

— Я тоже, — ответил он и чмокнул ее в щеку, маленький Казанова. И черт подери, если в этот момент я не почувствовал легкую ревность.

Она выпрямилась.

— Тебя подвезти? — спросил я.

— Нет. Я еду в бар, закрывать смену. Просто вышла, чтобы поужинать. — Она подняла руку, помахала нам и пошла прочь.

— Она мне нравится, дядя Ривер.

Мне тоже, мелкий. Мне тоже.

Сегодня в офисе был сущий бедлам, и я приехал в Magnolia Haven как раз к закату.

— О, милый мой, какие красивые цветы. Ты всегда лучше всех знал, какие я хочу посадить, — сказала Грэмми.

Перл Арабелла Пирс была воплощением всего самого доброго. Женщина, которая никогда не отворачивалась от меня. Моя путеводная звезда. Мой дом.

Она многое от меня стерпела, но никогда не предавала.

— Я просто знаю, что тебе нравится, — ответил я, отряхивая ладони от земли. — Эти цветы будут хорошо видны из окна. А на следующей неделе я приеду и засажу клумбу под тем деревом.

— Дай мне почувствовать землю, пожалуйста, — прошептала она, улыбаясь мне из своей инвалидной коляски, которую я припарковал в саду, пока высаживал цветы. Я достал немного земли из мешка, что привез с собой, опустился на колени и высыпал ее ей на ладонь. Она закрыла глаза и провела большим пальцем по влажной земле.

— Я всегда любила возиться с землей весной и летом.

Моя бабушка была заядлой садовницей. Сад был ее счастливым местом. И когда она больше не смогла жить одна, мы с Кингстоном нашли для нее лучшее возможное место. Отдельную комнату с окнами на запад, с видом на горы и с небольшим садиком, который я мог заполнять для нее.

— Это точно. Но тебе совсем не понравились те «грязевые пироги», что я тебе делал, — рассмеялся я.

Она просеяла землю сквозь пальцы, уронила немного на траву рядом и отряхнула руки.

— Ты любил включить шланг и устроить слякоть, да? А Кинг просто валялся в грязи и хохотал. Дед всегда умилялся, какими непоседами вы были.

Деда не стало два года назад, и здоровье Грэмми стало быстро сдавать после этого. Мы с ней провели много часов у больничной койки, пока рак день за днем пожирал его изнутри. Кингстон находил причины не приходить. Он никогда не умел справляться с тяжелым. Может, он и был умнее. Потому что мне кажется, это сожгло нас изнутри — и ее, и меня, — видеть, как он угасает. Грэмми уже не была прежней.

— Мы заставили вас поволноваться, да? — сказал я, катя ее коляску обратно внутрь. Она махала и здоровалась со всеми, кого мы проходили в коридоре.

— Вы двое были самым большим счастьем в нашей жизни, — сказала она, когда мы остановились у раковины, чтобы вымыть руки, а потом я поставил ее кресло у окна. Она улыбнулась, глядя на розовые и белые цветы, что я только что посадил.

Она просто была доброй. Я был настоящим сорванцом, но они любили меня несмотря ни на что. Кингстон был гораздо спокойнее, и я был благодарен, что у них был он — уравновешивал мою мрачную натуру.

— Ну, рассказывай, как у тебя дела? Есть какие-нибудь новые подружки?

Она не одобряла ни мою личную жизнь, ни брата. Если бы все зависело от нее, мы оба давно бы остепенились и завели детей. Но она прекрасно знала, что этого не будет.

— На этой неделе особо никуда не выбирался. Ничего нового, — ответил я. В последнее время меня утомила привычная рутина. Я, конечно, как и любой мужик, не прочь провести ночь с красивой женщиной, но в последнее время мне просто хотелось тишины.

Я знал, что бываю мрачным ублюдком — не стану отрицать.

— А когда ты приведешь ко мне Катлера? — спросила она. — Не верится, что после лета он уже пойдет в первый класс. Кажется, будто Нэш только вчера принес его из роддома.

Я усмехнулся:

— Да, растет не по дням. Я же говорил тебе, что он теперь зовется Бифкейком? Мальчишка — настоящий комик. Приведу его на следующей неделе.

— Спасибо. Кинг приводил его недавно, и он попросил называть себя Бифкейком. Похоже, имя прижилось, да? — она засмеялась.

— Ага. По крайней мере, пока. А кто-нибудь еще заходил к тебе на этой неделе?

— Ромео с Деми заходили вчера. Она принесла мне вкуснейший холодный чай из своей кофейни. Я так рада, что Ромео встретил такую особенную девушку и наконец-то отдал ей свое сердце.

Ну, началось.

— Да, она ему очень подходит, — кивнул я. — Он с виду весь такой суровый, но внутри — сплошной зефир.

— Я знаю еще одного такого, — подмигнула она.

Господи, как же я ее люблю.

— Ладно, хватит разговоров про любовь и пчел с птичками. Мы уже не в том возрасте. Пошли лучше в румми поиграем с девочками. Время пришло. Кингстон, наверное, уже там — флиртует со всеми подряд.

Да, я приезжаю сюда несколько раз в неделю, но по средам у них тут вечер джин-рамми, и мы с Кингстоном всегда уделяем час бабуле и ее подругам.

Это было самое малое, что мы могли для нее сделать.

Эта женщина сделала для нас все.

Так что, по сути, я уже когда-то отдал свое сердце.

Просто женщиной, которой оно принадлежит, оказалась восемьдесят трехлетняя святая, которую я зову Грэмми.