Дикая река

17

. .Ривер

Я нес ее по коридору. Вкус ее все еще оставался на моем языке.

Я сгорал от желания вонзиться в нее до самого конца.

Но я был полон решимости не торопиться.

Когда Руби сказала, что дает мне только одну ночь, я должен был принять это спокойно.

Ведь именно это я всегда предлагал другим.

Но я уже знал — одного раза не хватит.

Поэтому я собирался насладиться каждой, черт возьми, минутой, пока она со мной.

А это означало — медленно. Сдержанно. Под контролем.

Потому что для меня это было не просто перепихнуться.

Я сам не знал, что именно между нами, потому что раньше секс был для меня только сексом.

Но сейчас все было иначе.

Она была другой.

Она, черт возьми, совсем не такая, как все.

Я бросил ее на кровать, и она весело подпрыгнула, заливаясь смехом. Услышать, как смеется Руби, — это было как увидеть нечто особенное. Как будто это нужно было заслужить. Как будто это было сокровище.

Она приподнялась, усевшись на пятки, и окинула взглядом мою комнату.

— Вполне в твоем стиле.

— Да? В каком смысле? — Я наклонился к ней, колени скользнули между ее бедрами, я мягко уложил ее назад и залюбовался. Темные волны волос рассыпались по подушке, а грудь тяжело вздымалась.

— Тут немного мрачно и загадочно. Черное постельное белье. Приглушенный свет, — она улыбнулась, и выглядела настолько сексуальной, что я сам не понимал, чем заслужил иметь ее у себя в постели.

— Света тут нет. Это луна пробивается сквозь шторы.

— Вот он ты. Мрачный, как и освещение.

— На самом деле, я не такой уж загадочный, — сказал я, прижимаясь губами к ее челюсти.

— Поверь, ты еще какой загадочный.

Мои губы скользнули ниже, к ее шее.

— Все, что ты видишь — это и есть я.

Она выгнулась навстречу, когда мой язык провел дорожку по ее шее и груди, опускаясь между идеальными грудями, под футболку, провисшую в вырезе.

— Я вижу закрытого мужчину, который предпочитает держаться особняком, — прошептала она.

Я не привык разговаривать с женщиной, когда она у меня в постели, но почему-то голос Руби мне нравился.

Я поднял голову и встретился с ней взглядом.

— Я держусь особняком, потому что мне так проще. Я не замкнут по какой-то особой причине — просто не чувствую, что мне нужно что-то большее.

Она улыбнулась:

— Мы с тобой как две капли воды. Я чувствую то же самое.

— Значит, нам не о чем переживать, — сказал я, и мои пальцы нашли край ее футболки. Она подняла руки, позволяя мне стянуть ее через голову. Я отбросил ее на пол.

И, черт подери.

Красное кружево скрывало ее упругую грудь, и у меня чуть не случилось кончить прямо в штаны от одного только этого вида.

Ни разу в жизни грудь в кружевном белье не возбуждала меня до такого состояния.

Но вот мы здесь.

— Господи. Только посмотри на себя, — прошептал я, провел пальцами по напряженным соскам. Я просто не мог вынести, насколько она красива.

Ее глаза слегка затуманились, губы припухли от моих поцелуев, а зубы вонзились в сочную нижнюю губу — будто она пыталась удержать себя от слов.

Я натянул ткань вниз, обнажая ее грудь, и поводил пальцами по соскам, а потом наклонился и коснулся их языком. Обвел по кругу, заигрывая с каждым снова и снова, пока она не начала двигать бёдрами подо мной.

Моя рука скользнула за спину, чтобы расстегнуть лифчик — я не хотел между нами ни малейшего барьера. Я стянул лямки с ее плеч и бросил белье на пол рядом с футболкой, а затем накрыл ртом одну из ее идеальных грудей.

Я мечтал об этом неделями, и теперь, когда она была здесь, рядом, я хотел ее всю — без остатка.

Я пересек губами ее грудь и заново вкусил другую сторону, а ее бедра стали сильнее подниматься навстречу мне.

Она дышала тяжело и быстро — только от моих прикосновений к ее груди.

Черт, я собирался насладиться этим по полной.

— Ривер… — простонала она, задыхаясь. — Это слишком…

Я отстранился, чтобы посмотреть на нее.

— Пристегнись, королева. Я только начинаю.

Сев на пятки, я стянул с нее юбку, проводя пальцами по тонкому кружеву, скрывающему ее восхитительную киску. Легонько провел по краю, а потом стянул трусики вниз по ее ногам, впитывая каждый сантиметр этого вида.

Моя рука скользнула между ее бедер, и я сразу почувствовал, насколько она влажная. Я снова накрыл ее грудь губами, язык заигрывал с напряженным соском, а палец погрузился внутрь, чувствуя, как ее стенки сжимаются вокруг меня.

Мой большой палец нащупал ее клитор, и она резко дернулась, когда я начал двигать пальцем внутри нее, а затем добавил второй.

Мои губы жадно ласкали ее грудь, пока она не начала содрогаться подо мной.

— Боже мой… — прошептала она.

Она извивалась подо мной, пальцы вцепились в мои волосы, дергая с такой силой, что я слышал, как она вновь и вновь судорожно выдыхает.

Я не останавливался, позволяя ей прожить до конца каждую секунду удовольствия.

Обожая те тихие звуки, что вырывались из ее сладкого рта.

Я поднял голову — мне нужно было увидеть ее. Ее глаза были прикрыты, губы приоткрыты в попытке отдышаться. Волосы растрепались, а кожа покрылась легкой испариной.

Я никогда не видел ничего прекраснее.

То, как Руби Роуз разрывалась от удовольствия подо мной, было, черт побери, лучше всего, что я когда-либо переживал.

Когда ее дыхание стало ровнее, я медленно убрал руку и откинул с ее лица прядь волос.

— У тебя идеальная грудь.

— У тебя идеальные пальцы. И идеальные губы.

Я усмехнулся, подался вперед и лег рядом с ней. Она устроилась головой у меня на груди, а я обнял ее, вдыхая ее запах.

— Подожди, пока не увидишь, на что способен мой член.

Она засмеялась, плечи затряслись от смеха.

— Уверена, он такой же впечатляющий, как и все остальное в тебе.

— Думаю, он вообще мое главное достоинство.

Она приподнялась на локте и посмотрела на меня:

— Спасибо, что помогаешь моему брату. Извини, что вела себя как стерва. Я просто не привыкла, что кто-то мне помогает. И… уже давно к этому привыкла, понимаешь? Так что я просто не знала, как с этим справиться.

— Значит, вот как из тебя можно выбить извинения? Просто заставить тебя кончать снова и снова и ты станешь мягкой, как воск? — поддел я.

— Сложно злиться, когда все тело дрожит от удовольствия, — прошептала она, и ее рука скользнула между нами, проведя по моему члену сквозь джинсы.

Я зашипел, когда она расстегнула пуговицу, потянула за молнию и тут же просунула руку в мои трусы, будто не могла ждать ни секунды.

Я сдернул джинсы и белье, позволив своему члену вырваться наружу, пока ее рука продолжала двигаться вверх-вниз по стволу. Мои губы снова нашли ее — мы жадно поцеловались, языки сплелись в дикой, ненасытной жажде.

— Руби, — выдохнул я, отстраняясь. — Мне нужно быть в тебе. Прямо. Сейчас.

Она кивнула, дыхание снова стало прерывистым и тяжелым. Я вскочил на ноги, спустил джинсы и трусы до щиколоток и скинул их в сторону.

Руби приподнялась на локтях и смотрела на меня. Ее язык скользнул по нижней губе, и мне стало еще труднее — в прямом и переносном смысле. Я резко открыл ящик прикроватной тумбочки, вытащил презерватив, разорвал упаковку и натянул его как можно быстрее, стараясь не повредить.

— Ты даже лучше, чем я помнила. Увидеть тебя полностью голым, с татуировками на руках... черт, ты просто идеален, — прошептала она.

Я вернулся на кровать, нависая над ней, не отводя взгляда от ее глаз.

— А ты — чертовски красива. Я хочу, чтобы ты села сверху. Задала темп. Делай так, как тебе приятно.

— А что приятно тебе? — спросила она, и мне чертовски нравилось видеть в ней эту сторону. Под жесткой броней, под всем этим острым характером — она была нежной. Настоящей.

Уязвимой. Живой.

— Все, что мне нужно, — это чувствовать, как твоя киска сжимает меня. Я хочу, чтобы ты взяла контроль на себя.

— С удовольствием, — ответила она, ее голос был сплошным соблазном.

Я перекатился на спину, утягивая ее за собой. Теперь я лежал под ней, а она устроилась сверху, расставив ноги по обе стороны от меня.

Черт возьми, идеально.

Круглая грудь, длинные волосы, падающие на плечи и спину… Мои пальцы скользнули вниз между ее грудей, по плоскому животу, прежде чем крепко обхватить ее бедра, когда она начала двигаться, прижимаясь ко мне, дразня и сводя с ума.

Я застонал от напряжения.

Она обхватила мой член и провела им по входу, прежде чем медленно опуститься на него, впуская меня внутрь.

Ее взгляд не отрывался от моего. Лунный свет давал достаточно, чтобы я мог видеть в ее глазах все. Абсолютно все.

Темный сапфир, изумруд, вспышки золота.

Она принимала меня — сантиметр за сантиметром божественного удовольствия.

Я не мог отвести глаз. Я был, черт возьми, заворожен ею.

Она замерла, выдох сорвался с ее идеальных губ. Привыкала к моему размеру. И это было до неприличия возбуждающе.

— Дыши, — прошептал я, и она посмотрела мне прямо в глаза. — Ты справишься, королева. Вся до последнего.

Мои руки скользнули вверх, обхватили ее грудь, пальцы заиграли с сосками — я знал, что ей нужно. Ее голова откинулась назад, и она медленно опустилась до самого основания, принимая меня целиком.

Из моей груди вырвался хриплый, почти звериный стон, когда я почувствовал, как она сжимает меня.

Эта женщина будто была создана для меня.

Она начала двигаться, находя свой ритм.

Я поднялся, сел, опираясь спиной на изголовье кровати, обхватил ее за талию, проводя руками вверх-вниз по спине, пока мои губы вновь не нашли ее грудь.

Мне было мало. Безумно мало.

Она двигалась медленно, сначала размеренно.

Мы нашли общий ритм, и ничего в жизни не ощущалось так правильно.

Она встречала мои толчки своими, и мы ускорялись.

Становились резче.

Жаднее.

Я поднял руку, запустил пальцы в ее волосы и притянул ее губы к своим. Мне нужно было почувствовать, как она выкрикнет мое имя прямо в мой рот, когда кончит.

Она продолжала ездить на мне, унося нас обоих в небытие.

Я почувствовал, как она начала сжиматься вокруг меня, и наш поцелуй превратился в смесь стонов, тяжелого дыхания и отчаянной жажды. Но я держал ее крепко.

Мне нужно было все.

И она простонала мое имя, прижавшись к моим губам, прежде чем ее голова откинулась назад, и она разлетелась на кусочки — в самом чертовски красивом оргазме, который я когда-либо видел.

Ее грудь подскакивала, волосы скользили по моим бедрам, и я вцепился ей в бедра, вогнавшись в нее еще трижды, прежде чем рухнуть вместе с ней в бездну.

— Черт… — прошипел я, пока мы продолжали выжимать из этого каждую последнюю каплю удовольствия.

Это было чистое, безумное блаженство.

Я бы даже сказал, что в тот момент это ощущалось… как нечто, способное изменить всю жизнь.

А я ведь не из тех мужчин, которые становятся сентиментальными из-за секса. Но это…

Это было нечто иное. Сильное. Красивое. Ни на что не похожее.

Я понятия не имел, что с этим делать.

Она рухнула вперед, уткнувшись в меня всем телом, и единственным звуком в комнате осталось наше тяжелое, синхронное дыхание.

Я перекатил ее на бок и откинул все эти шелковые темные волосы с ее лица. Ее губы были приоткрыты, а глаза сияли золотом, когда она посмотрела на меня — и мы просто лежали так, глядя друг на друга несколько долгих секунд.

— Это было... впечатляюще, — произнесла она, голос бархатный, хриплый, до безумия сексуальный.

Я медленно вышел из нее, чувствуя, как тут же скучаю по ее теплу. Черт, это было ненормально — я обычно уже в этот момент продумывал, как бы поскорее свалить.

Но сейчас я хотел только одного — чтобы она осталась.

Чтобы снова и снова быть внутри нее.

— По-моему, слово «впечатляюще» совсем не передает того, что между нами только что произошло, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал легко. Мы ведь договорились: одна ночь — и все.

Я поднялся с кровати и пошел в ванную. Снял презерватив, завязал узелок и выбросил его в корзину. Посмотрел на свое отражение в зеркале, плеснул в лицо холодной воды.

Просто отличный секс. Не накручивай.

Когда я вернулся в спальню, она уже сидела в кровати, тянулась к своей одежде.

— Ты никуда, блядь, не уходишь. Ты сама сказала — одна ночь. А я тебе сразу сказал, что торопиться не собираюсь.

— Не думала, что ты любишь обнимашки, — поддразнила она.

— Не люблю, — буркнул я, провел рукой по волосам и снова плюхнулся на кровать, утянув ее за собой. Что, блядь, я творю?

— Ты меня удерживаешь? — рассмеялась она.

— У нас была сделка. Я свою часть выполняю. К тому же, вдруг ты захочешь еще пару раундов, — сказал я, и мы повернулись друг к другу лицом.

— Ладно. Я твоя до самого рассвета.

— А потом что? Ты вампир, и исчезаешь с первым лучом солнца?

Она прикусила нижнюю губу:

— Типа того.

Я провел рукой по ее волосам, затем вниз по шее и по груди:

— Никогда не видел более идеальной груди. Серьезно, это настоящее произведение искусства.

Она откинула голову, смеясь. Мне безумно нравилось видеть ее такой — легкой, расслабленной.

— Поэтично звучит. Я-то от них никогда не была в восторге. Не большие, но и не маленькие. Просто... средние.

— В них нет ничего среднего, — ответил я, проводя пальцами от одной груди к другой. Ее соски тут же напряглись, будто могли разрезать стекло. — Они идеально ложатся в ладонь, с такими аккуратными розовыми сосками. Полные, но я все еще могу полностью захватить их ртом.

— Боже, прекрати говорить о моей груди, — простонала она.

— Хорошо. Перестану говорить, если разрешишь продолжать трогать.

— До рассвета они твои, помнишь?

— Помню, королева.

Мы немного помолчали, и теперь уже она проводила пальцами по моей руке, вверх и вниз.

— Расскажи мне про свои тату. Мне нравятся все эти цвета. Я пыталась рассмотреть, что там написано, но ты никогда не стоишь на месте, — прошептала она.

— Тут, — я взял ее руку и положил себе на правое плечо, — имена моих родителей.

— Они ведь погибли, когда ты был маленьким, да? — так же тихо переспросила она.

Опять тишина. Я почти ни с кем об этом не говорил. Даже с Кингстоном нечасто.

— Их убили в автокатастрофе, когда мне было пять. Тогда мы с Кингстоном переехали в Магнолия-Фоллс к бабушке с дедушкой.

Она на мгновение замерла, а потом снова стала водить пальцами по моей руке.

— Мне очень жаль, Ривер. Они были в машине одни?

— Нет. Я был на заднем сиденье. Они везли меня на мой первый хоккейный матч — это был подарок на день рождения. Видимо, тогда я мечтал стать хоккеистом, — попытался я сказать с легкостью, хотя в горле уже жгло. Я не любил говорить об этом дерьме.

— Ты пострадал?

— Я провел полгода в больнице, восстанавливался. Бабушка была со мной все это время.

— А Кинг с вами не был?

— Он остался дома с няней. Был слишком мал, чтобы ехать. В то время у него была концентрация, как у щенка лабрадора. Хотя, если подумать, сейчас особо не изменилось. Он почти ничего не помнит — ни родителей, ни того времени. И, наверное, в этом и благо, и проклятие.

Она приподнялась на локте, положив ладонь мне на грудь, и посмотрела на меня:

— А ты помнишь? Помнишь саму аварию?

— Я кое-что помню. Наверное, то, как они нас любили. Помню мамину улыбку и папин смех. Помню, как лежал в больнице и чувствовал себя просто до черта несчастным. Но это все, не глубже.

Она провела пальцем по моим бровям, по переносицы и вдоль нижней губы:

— Это уже довольно глубоко. Такие воспоминания вряд ли бывают легкими.

— Дерьмо случается, да?

Я кивнул:

— Да, Дерьмо случается. Но это не значит, что ты не имеешь права горевать, грустить или бороться с этим.

— Ну все, доктор Роуз, достаточно психоанализа на сегодня, — буркнул я и притянул ее к себе, обняв крепко.

Я никогда не спал, прижимая к себе женщину.

Никогда не хотел этого.

Но с ней — хотел. Очень.

Хотел, чтобы она осталась именно здесь.

Хотя бы сейчас.