Дистанция между нами

Глава 38

Задыхаясь, Скай вбегает в подсобку.

— Что случилось?

— Я все испортила.

Она устраивается на диване и хлопает по подушке рядом. Я подползаю и кладу голову на ее колени. Она перебирает мои волосы, накручивая локон на палец.

— Я ужасный человек. Я думала, что скорее умру, чем мама снова забеременеет. И теперь, мне кажется, я умираю.

— Выкладывай.

— Мама больна. Она в больнице. Они не разрешили мне с ней остаться.

— И она не беременна?

— Нет.

— Тогда кто такой Мэттью?

— Не знаю. Возможно, они просто встречаются. Мне нужно ему позвонить? — Моя голова раскалывается. — У меня нет его номера.

— Не думай об этом. С твоей мамой все будет хорошо. Завтра она будет в состоянии сама ему позвонить.

Я киваю.

Она несколько раз проводит рукой по моим волосам.

— А где Ксандер? Отъехал, чтобы купить тебе еды и еще что-нибудь?

Я закрываю глаза, не желая даже думать об этой ужасной части вечера.

— Мы расстались.

— Что? Почему?

— Он считал меня богатой, Скай. Это единственное, почему я ему нравлюсь.

Он кашляет и ерзает по дивану.

— Эм… ты только не обижайся, но разве он не был здесь? Почему он решил, что ты богатая?

— Потому что он знаком с моими бабушкой и дедушкой — родителями мамы. Видимо, они одни из самых богатых людей Калифорнии.

— Что?

— Они присутствовали на благотворительном вечере.

— Ничего себе. С ума сойти.

Я сажусь.

— Это точно. Я имею полное право злиться на это. На маму. На Ксандера.

— Ты злишься на Ксандера только потому, что предки твоей мамы богачи?

— Нет. Потому что это единственное, почему я ему нравлюсь.

— Это он тебе сказал?

— Ну, нет. Но… — Я провожу рукой по лицу. — Да как нечто подобное вообще можно знать наверняка? Даже если он будет утверждать обратное, мы никогда не узнаем, правда ли это. Никогда ничего не сможем доказать.

Скай бережно берет мою руку.

— Не нужно ничего доказывать. Может быть, тебе просто стоит ему довериться.

— А как насчет мамы? Мне и ей стоит довериться? Она ведь всю жизнь мне врала. Я дико злюсь, и из-за этого ощущаю себя виноватой, ведь она больна. — Я откидываюсь назад, на диван, и смотрю в потолок.

— Понимаю. Я бы тоже злилась. Но тебе не кажется, что они имеют право знать о ее болезни?

— Кто?

— Ее родители.

Я киваю. Знаю, она права.

— Ты сможешь завтра позвонить Ксандеру и достать для меня их контакты?

— Ты не хочешь с ним разговаривать?

Я закрываю глаза ладонями.

— Нет. И, пожалуйста, не говори ему о том, что с мамой. Последнее, в чем я нуждаюсь, так это в том, чтобы он заявился ко мне из чувства вины.

— Да, конечно. Я все сделаю. — Она сползает на пол и кладет голову рядом с моей. — Почему бы тебе не попробовать вздремнуть? Я посижу на телефоне.

— Я не могу спать.

— Хочешь, я позову Генри? Он может поиграть на гитаре. Может, это отвлечет тебя на некоторое время.

— Сейчас половина четвертого утра. Тебе не кажется, что он уже десятый сон видит?

Она проверяет время на телефоне.

— Скорее всего, нет. Он сова.

— Думаю, ночь заканчивается в два. Должно быть, он раноутренняя сова.

— Почему ночь кончается в два?

— Не знаю. Обычно это самое позднее время, когда я ложусь спать, так что это конец ночи.

Она смеется и отправляет смску.

— Если он ответит, то не спит, если нет, значит дрыхнет.

— Вау, довольно научный способ определения, спит ли человек.

Она играючи дает мне подзатыльник.

— Рада, что ты не растеряла сарказм.

К утру я решаю, что Генри все-таки очень приятный парень. И я рада, что Скай смогла разглядеть в нем что-то еще, кроме его вздернутого носа. Я засыпаю под звуки гитары.

Распахнув глаза, я вижу, как Скай, болтая по телефону, расхаживает по комнате. Сонливость снимает как рукой, когда до меня доходит, что происходит. Я вскакиваю с дивана и чуть не спотыкаюсь о Генри, который мирно спит на полу. Она замечает, что я направляюсь к ней, и, качая головой, машет рукой, а затем беззвучно произносит: «Ксандер», я сразу же разворачиваюсь и плюхаюсь на диван.

Надеюсь, она узнает контакты бабушки с дедушкой без особых проблем, а потом он может катиться на все четыре стороны.

— Нет, — говорит Скай. — Она спит.

Который час? Я сползаю и переворачиваю часы на запястье Генри, чтобы посмотреть время. Половина одиннадцатого. Вау. Я спала целых пять часов. Тогда почему у меня до сих пор такое ощущение, будто кто-то заехал дубиной мне в лицо? И почему Скай все еще висит на линии? Сколько требуется времени, чтобы записать адрес и телефон?

— Ксандер, пожалуйста. — Слышу я ее слова. Она слишком милая. Будь я на ее месте, у меня уже давно был бы их номер. Может быть, мне стоит позвонить в больницу, вместо того, чтобы ждать. Я осматриваюсь в поисках телефона, но потом понимаю, что он у Скай. Почему она не воспользовалась собственным мобильным? Что, если прямо сейчас пытаются дозвониться из больницы? Моя злость на Ксандера возвращается во всей красе.

— Нет, — со вздохом говорит Скай, что звучит слишком мягко. Я собираюсь было встать и забрать телефон, когда она говорит: — Спасибо тебе. — И записывает что-то на листочке в руках. — Да, конечно. Я ей передам. — Она вешает трубку.

— Передашь что?

— Что он хочет с тобой поговорить.

— Как мило. Вот только я не хочу с ним разговаривать.

— Знаю. — Она протягивает мне клочок бумаги, затем присаживается на корточки возле Генри и поглаживает его по щеке. — Генри. Просыпайся.

Я пинаю его, и он резко просыпается.

— Иногда тебе нужно быть немного понастойчивей, Скай.

Она закатывает глаза, но улыбается. Я сказала, что ей нужно быть настойчивей, но не изменила бы ее ни за какие коврижки.

Час спустя я стою в вестибюле больницы и жду, когда мне кто-нибудь поможет. Никто не звонил, но после того, как Скай ушла на работу, а я позвонила родителям мамы и сообщила им обо всем, ждать я больше не могла. Наконец-то женщина за стойкой регистрации вешает трубку и говорит:

— Она в триста пятой палате. Вам необходимо подняться на лифте на третий этаж, а там попросите кто-нибудь провести вас в ее крыло, ладно?

— Да, спасибо.

Я беспокоюсь. Мне просто хочется увидеть маму. Знаю, если я увижу ее, то почувствую себя гораздо лучше. Большая часть моего гнева переросла в беспокойство, но его остатки все еще бурлят внутри меня, и мне очень хочется, чтобы они испарились. Я облегченно вздыхаю, когда оказываюсь в ее палате и вижу ее бледное, но красивое лицо. Подвигаю стул к ее койке и заставляю себя взять ее за руку.

— Привет, мам, — шепчу я. Она не шевелится.

Не знаю, сколько я так сижу, держа ее за руку (час? Может быть, два?), но в конце концов врач заходит в палату и приглашает меня выйти в коридор.

— К сожалению, я не мог пустить вас к ней прошлой ночью, поскольку она лежала в реанимации, а туда не пускают посетителей. Но поздно ночью мы перевели ее сюда.

— Что с ней?

— Мы еще ждем результатов некоторых анализов. В последнее время твоя мама часто уставала?

— Да.

Он кивает, будто подтверждая свои догадки.

— У меня есть кое-какие соображения, но мы собираемся сделать ФГДС[6], чтобы оценить состояние слизистой оболочки желудка. УЗИ не показало особых результатов, а мне хотелось бы четче представить картину заболевания.

— Хорошо. Это опасно?

— Нет, это обычная процедура с минимальным риском, которая даст нам точный результат.

— Она знает?

— Она еще не просыпалась. — Должно быть, мой испуг отражается на лице, потому что он добавляет: — Что не является причиной для беспокойства. Мы дали ей сильнодействующее снотворное. Когда она проснется, мы с ней поговорим, и если она даст согласие, то назначим эту процедуру на следующее утро.

— Я могу с ней остаться?

— Конечно. Как я уже сказал, теперь, когда у нее отдельная палата, вы можете остаться. Если хотите, можете даже там спать.

— Да. Спасибо вам.

Когда я собираюсь снова войти в палату, то замечаю своих бабушку с дедушкой, выходящих из-за угла. Ну почему мама не проснулась, чтобы разобраться с этим самостоятельно? Эти люди мне чужие. Я потираю руки, а потом неуверенно машу им.

— Кайман, правильно? — говорит… миссис Майерс? Бабушка? Женщина.

— Да. Здравствуйте, я Кайман.

На мгновение она прикрывает рот рукой и вздыхает.

— Ты так похожа на свою маму в молодости. — Она гладит меня по щеке. — Только глаза папины. Ты такая красивая.

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу.

Мужчина тихонько ворчит на нее и протягивает мне руку.

— Здравствуй, Кайман, я незнакомец номер один, а она незнакомец номер два. Тебе все еще некомфортно?

Я одариваю его слабой улыбкой.

— Единственное, что заставит ее почувствовать себя некомфортно, — это твой юмор, Шон. Он шутит, дорогая.

— Знаю. — Может ли чувство юмора передаваться по наследству? Я указываю на дверь. — Она еще не проснулась, но вы можете ее увидеть.

Женщина делает несколько глубоких вздохов, а затем несколько поверхностных.

— Мне найти тебе баллон с кислородом, Вивиан, или же ты справишься сама? Уверен, лишний здесь найдется.

Она игриво ударяет его в грудь.

— Просто дай мне минутку. Я не виделась с дочерью семнадцать лет, а сейчас увижу ее в больничной койке. Мне нужно это переварить.

— Врач сказал, что у него уже есть предположительный диагноз и что она будет… — Я собираюсь сказать «в порядке», но потом понимаю, что он этого не говорил. Возможно, она не будет в порядке.

— Кайман, — говорит Шон. — Ты не могла бы показать мне ее лечащего врача? У меня есть к нему пара вопросов.

— Конечно. Вон он, беседует с медсестрой.

— Спасибо. Идите без меня. Я присоединюсь к вам через минуту.

Он уходит, и Вивиан, продолжая странно дышать, подходит к двери и останавливается.

— Вам нужно побыть с ней наедине. Я подожду здесь, — говорю я ей.

Она кивает, но не сдвигается с места. Я открываю ей дверь, и это приводит ее в движение. Разозлится ли мама, когда проснется и увидит ее перед собой? Судя по ее вчерашней реакции, она мечтала увидеть их долгие годы.

Я перевожу взгляд на Шона, беседующего с доктором. Я так рада, что кто-то, кроме меня, теперь может решить серьезные вопросы. Если Шон так прозорлив, как описали его Ксандер с братьями, то он точно сможет позаботиться о бизнесе.

Мои бабушка с дедушкой богачи. Странно.

Вскоре Шон возвращается.

— Как считаешь, сколько ей потребуется времени, чтобы решить все вопросы, накопившиеся за семнадцать лет? — спрашивает он, глядя на часы. — Думаешь, десяти минут хватит?

Я улыбаюсь.

— Мама спит, так что десять минут — это перебор.

Он втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.

— Нет, Вивиан действительно хорошо в спорах с самой собой. — Он поворачивается ко мне. — Им определенно потребуется гораздо больше времени. Ты уже ела?

— Вы разве не хотите ее увидеть? Вы ведь семнадцать лет ее не видели.

— Я и тебя не видел семнадцать лет. — Мои глаза щиплет, и он становится размытым, но мне удается удержать слезы. — У меня есть время, чтобы все наверстать, не так ли? Десяти минут хватит?

— Я подумывала о пяти, но посмотрим, как вы справитесь.

Он улыбается.

— Ах, ты определенно моя внучка.