Дракон и золотая фея

Глава 11. Похищенная Канарейка

Очнувшись, я несколько минут не могла понять, где нахожусь и что со мной. Сидела на стуле, вокруг было довольно темно. В глаза лезли растрепанные пряди длинных волос, руки и ноги связаны, а голова все еще кружится. Так сильно, что из-за этого ко мне не сразу пришло осознание животного страха.

Кто-то похитил меня! Подловил, когда я была растеряна после первого эфира, отвел подальше, усыпил и, похоже, притащил в свое убежище. Неужели… неужели те люди, что вырезали всех в «СтарКейдж», каким-то образом все-таки выследили меня, и теперь убьют?

Поборов первый порыв, я сдержала бесполезное желание замычать сквозь кляп, которым был заткнут мой рот, и осмотрелась настолько тщательно, насколько могла в своем текущем состоянии.

Комната. Маленькая и темная, захламленная до жути. Стены увешаны плакатами… моими плакатами! Официальные постеры, фото с тематических фотосессий, кадры из клипа.

Проклятье, что это значит? Такое впечатление, что хозяин этой квартирки, мягко говоря, очень любит мое творчество. Или, по крайней мере, желает таким казаться, чтоб когда полиция найдет мое тело, очевидной стала версия: «Была убита собственным поехавшим фанатом». И соответственно никому бы в голову не пришло что-то копать, рискуя выйти на каких-то загадочных киллеров.

В противоположном от меня конце комнаты располагалась приоткрытая дверь на кухню, где горело тусклое освещение. И кажется, кто-то мельтешил, то и дело мелькая тенью, раз за разом проскальзывающей в узкой полоске света.

Головокружение понемногу проходило, а поначалу спутанные мысли стали немного более четкими и ясными. Вот только чем больше я старалась обдумывать свое положение, тем сильнее от страха стучали зубы. А сердце колотилось в груди так, что его маленькие частые удары напоминали тиканье карманных часов.

Нет, пожалуйста! Я не хочу умирать здесь и сейчас!..

Внезапно дверь открылась и, выглядывая из-за нее, словно стеснительная маленькая девочка, в комнаткушку просунул голову невысокий крепкий гоблин. Взгляд его маленьких кротовых глазок быстро сфокусировался на мне, и рот с большими тонкими губами медленно растянулся в по-детскому искренней улыбке.

— Ой, ты уже проснулась, да? — проговорил он, проходя в комнату и потирая ладони о поношенные черные брюки, уже изрядно потертые на бедрах — вероятно из-за этого самого вошедшего в привычку жеста.

Замерев, я широко распахнутыми глазами смотрела на гоблина, который с крысиной осторожностью приближался.

— Привет! Я так рад, что ты пришла ко мне в гости, — продолжал он со все той же улыбкой, из-за которой его рот не закрывался, и я могла четко видеть несомкнутые зубы. — Ты ведь стала теперь такой известной, у тебя столько дел. Но все равно нашла время, чтобы зайти к обычному парню, который просто увидел тебя когда-то по телевизору, в клипе. Ты там была такая красивая… Нет-нет, Канария, не подумай только! Ты и не в клипе… красивая. Очень красивая, — проговорил он, причмокивая губами и потирая их ладонью — так, словно пытался вытереть потекшую по подбородку газировку.

Подойдя ко мне, он опустился на колени и заботливо коснулся моего лица, чтобы убрать с него и заправить за ушко растрепанные волосы. Каждое его слово, каждое движение, жест были преисполнены застенчивости, робости, непосредственной милоты, искренней ласки и заботы. И поэтому я лишь сильнее хотела кричать от ужаса, глядя в его маленькие глазенки, пылавшие самым настоящим безумием! Это были глаза существа, безнадежно потерявшего связь с реальностью; утонувшего в море собственных желаний и фантазий. И не видящего ничего плохого в том, чтобы утопить в этом море всех и каждого, с невинным любопытством наблюдая за тем, как лицо изменится в предсмертной агонии, когда легкие сделают рефлекторный вдох, наполняясь тяжелой соленой водой.

— Знаешь, а мне очень понравилась твоя татуировка, — причмокивая, с бессменной улыбкой, проговорил он, касаясь ладонью моего бедра, чтобы отодвинуть подол короткого спереди платья, полностью обнажая рисунок на коже. — Такая красивая, необычная, и очень тебе подходит. Мне вообще татуировки очень нравятся, но себе вот так и не сделал. И, наверное, не сделаю — боюсь, что больно будет, — продолжал мужчина, водя пальцами по желтой птичке, застывшей в серых цветах. — Да и вот дорого это, особенно если хочешь, чтоб было красиво, и заказывать у мастера хорошего. А я не богатый парень. Обычный. Но знаешь, — просиял похититель, неожиданно посмотрев мне в глаза с новым оттенком своего безумия, от которого все внутри меня задрожало, сжимаясь в маленький комок. — Вот даже такой обычный парень может мечтать, получить свое счастье! Ведь ты же сейчас пришла ко мне в гости, сидишь со мной, общаешься, и нам весело вдвоем. Как вот думаешь, а мы можем… пожениться, и все такое? Детишек вместе родить? Ты скольких хочешь? И сколько мальчиков, а сколько девочек?

Взять себя в руки. Как бы мне ни хотелось кричать и биться в истерике, я обязана взять себя в руки! Иначе мне конец. Он ненормальный, совсем больной! А значит… значит, у меня не будет ни единого шанса, если не сумею его убедить, будто он может капельку расслабиться.

Потому я, несмотря на кляп, попыталась нервно изобразить улыбку, легко пожать плечами и что-то промычать.

— Ой, да, извини, совсем забыл, балда! Тебе эта штука ответить мешает, — весело зажмурившись, засмеялся похититель. — Ты ведь не станешь меня обзывать, если я его уберу?

В ответ я спокойно покачала головой и мужчина, поколебавшись несколько секунд, все же потянулся к моему затылку, чтобы развязать кляп.

Получив возможность закрыть рот, я сглотнула накопившуюся слюну и подвигала затекшей челюстью, немного ее разминая. Итак, уже лучше! Теперь я могу говорить, а значит нужно постараться запудрить ему его поехавшие мозги. В школе хостес обучали не только петь, танцевать и стрелять глазками. Хорошая хостес обязана была быть так же и хорошим психологом, способным поймать настроение собеседника, поддерживать беседы на какую угодно тему, и незаметно манипулировать посетителем. Вести разговор в нужное русло, вникать в проблемы и переживания, выслушивать жалобы и давать советы, помогая расслабиться. Чтобы в результате посетитель только рад был выложить побольше денег, заказывая блюда и напитки на двоих.

Так что если я хочу сейчас выжить, то обязана применить в полную силу свои знания и умения. И сделать так, чтобы мой похититель потерял бдительность. Расслабился поверив, будто гостья, которую он притащил сюда без сознания и связал, в самом деле пребывает в его компании по доброй воле. Если этот парень достаточно безумен, может сработать, и тогда у меня появится шанс сбежать, врезав ему по затылку чем-нибудь тяжелым.

— У тебя здесь так красиво, — проговорила я с приветливой улыбкой. А после, восхищенно осматриваясь, добавила: — И столько моих плакатов!

— Нравится? — выдохнул гоблин, расплываясь в смущенной улыбке. — Я их долго собирал, это полная коллекция! Все-все, что выходили. Даже лимитированные, которые продавались на том мероприятии в честь твоего Дня рождения в ресторане. Я тогда на него не попал, узнал про тебя позже. Но вот плакат выкупил — там один парень несколько взял таких, и один согласился мне продать. Тот, который с автографом был, зажал конечно, — пробормотал похититель, сжимая кулаки. — Правда, это не важно! Ты ведь мне плакаты все сейчас сама подпишешь, да?

— Конечно, подпишу, — заверила я. Уже неплохо! Если он все же решит получить свои автографы, то ему придется развязать, как минимум, мои руки. А это уже даст мне возможность, к примеру, вонзить ручку ему в глаз, воспользоваться его истерикой и схватить что-нибудь с пола, чтобы забить этим похитителя до бессознательного состояния.

— Вот здорово! Очень рад буду, правда, — снова заулыбался мужчина, глядя на меня глазами хищника, под завязку накачанного тяжелыми наркотиками.

— Ну давай тогда подписывать буду. У тебя их много, это немало времени займет…

— Ага, только вспомню вот, куда ручку дел… наверное, потерял. Чуть позже схожу новую куплю, а ты пока… о, точно! Что ж я за хозяин такой невежливый? У меня гость важный, а я ему даже чаю не предложил.

— Что ты, не нужно беспокоиться, — мило заверила я. Есть и пить что-то в доме психопата-похитителя было последним делом. Неизвестно, что он может подмешать в еду, и каким образом это что-то отразиться на моем организме.

— Да не могу я так, не беспокоиться! Сейчас сделаю что-то, принесу...

— Слушай, а вот все хочу спросить… — быстро проговорила я, надеясь задержать гоблина и отвлечь его от идеи «покормить дорогого гостя». — Когда мы впервые встретились… на телестудии...

— Что? — обернулся он, не дойдя до двери, ведущей на кухню.

— А как ты туда прошел? Ну, как я поняла, ты в студии тогда среди гостей был, да?

— Был. Громче всех хлопал и кричал!

— Точно! А я думаю, чего мне твой голос знакомым кажется, — весело воскликнула я. — Ну а потом что было?

— Потом?

— После эфира, — пояснила я, моля чтобы мужчина, забыв о чае, вернулся ко мне, и я смогла через несколько минут снова вернуть разговор к подписыванию плакатов. — Как ты за кулисы прошел? Там же охрана везде стояла, не пропустили бы никого кроме работников канала. Или ты в самом деле на канале работаешь, да?

— Ой, нет, что ты, дорогая, — застенчиво отмахиваясь, захихикал похититель. — Чтоб такой парень как я, да на телевидении работал? Нет, далеко мне до такого. Я обычный уборщик в лаборатории, которая исследует образцы, что их привозят с єкспедиций. Мне вот даже в студию попасть очень трудно было. И не попал бы просто так, если б не чужая доброта.

— Чужая доброта? — уточнила я, и не нахмурила брови лишь потому, что должна была показывать лишь веселость, дружелюбие и искренний интерес.

— Мне один хороший парень помог, билет в студию на передачу прислал, — сообщил мужчина, улыбаясь на всю челюсть. — Написал: «Ты фанат Канарии? Так вот, она на этой передаче свою песню новую представит! Иди в студию, посмотри на нее». А кроме билета выслал еще тот пропуск, благодаря которому я и прошел за кулисы. И план здания тоже он мне скинул, и ту жидкость в посылке отправил, которой я тогда платок смочил, представляешь?

— Что же это был за добрый парень такой? — протянула я, бросая все свои силы на то, чтобы не выказывать настоящих эмоций, бушевавших за приветливой маской. — Или ты забыл его уже?

— Да я такого хорошего парня никогда-никогда не забуду, — заверил гоблин, снова потирая ладонями штаны на бедрах. — По крематорий помнить буду… Ох, голова моя совсем дырявая!

— Что такое? — встрепенулась я. Неужели вспомнил про чай и все же пойдет его для меня готовить?

— Так этот добрый парень… Как я мог о его просьбе ко мне забыть?

— Просьбе?

— Он же просил меня, чтоб когда мы с тобой увидимся, то я передал, что у тебя остался ровно один месяц! А у меня совсем из головы вылетело...

Черт.

До этой секунды я считала, что сейчас нахожусь наедине с самым опасным, самым конченым психом, которого встречала за всю свою жизнь. Вот только оказалось, что даже он уступал в безумии Алексу Фрейку, который придумал натравить этого больного на меня! Подготовил все для моего похищения, чтобы передать мне этот «привет»! И проклятье, если этот чешуйчатый пошел на подобное ради простого напоминания, то что же меня ждет, когда этот месяц истечет?

Но в то же время, в какой-то мере от этой новости меня немного попустило, и я успокоила себя, напряженно выдыхая воздух.

Итак, мой похититель не имеет отношения к тем людям, которые убили всех в «СтарКейдж». Значит, они не выследили меня. Значит, у меня еще есть шанс так и остаться незамеченной ними.

...Вот только пускай этот тип и не был одним из них, это не отменяло того факта, что он — поехавший ублюдок, который собирается сделать со мной неизвестно что!

— Ой, да, точно, чай! — воскликнул гоблин, снова потирая ладони о штаны. Проклятье, я была настолько шокирована, что выпустила его из сети разговора, и он вспомнил о своем «угощении для гостя». — Чай-чай-чай! Сейчас заварю ароматненький сладенький чайок. И сюрприз тебе принесу!

Выскользнув на кухню, похититель принялся там копошиться, гремя посудой. И через несколько минут вышел, неся в руках поднос, на котором стояли чашка чая и… торт?

Да, так и есть, торт. С желтым кремом, поверх которого черной глазурью были криво нарисованы узоры с надписью: «Я люблю тебя, Канария!». И присыпка в виде хрустальных зернышек граната, которой были обсыпаны бока.

— Какая прелесть! Это мне? — выдохнула я, изображая восхищение.

— Конечно, тебе, дорогая. Я сам его испек, — протянул гоблин, ставя поднос на перевернутый ящик, валявшийся рядом. И только тогда я увидела, что кроме чая и торта на подносе было еще кое-что.

Нож.

Большой, с черной рукоятью и сколотым кончиком.

— Раз уж меня не было на твоем Дне рождения, то давай отпразднуем его вот сейчас прямо, — пробормотал он, поглядывая то на торт, то на меня. — Только вдвоем, ты и я, навсегда.

— Да-да, отличная идея…

— С Днем рожденья тебя! — перебивая, начал неуклюже напевать похититель, когда его узловатые пальцы потянулись к подносу, неловко беря нож. — С Днем рожденья тебя! — продолжал гоблин, занося нож над тортом, чтобы отрезать от него кривой кусок. — С Днем рождения, Канария! — еще шире заулыбался он, и положив кусочек прямо на лезвие, поднес его ко мне. — С Днем рожденья тебя!

Резко перевернув нож, похититель с размаху ляпнул кусочек торта на мою ногу, прямо на татуировку, и принялся лезвием размазывать суфле по моей коже.

— Сладенькое к сладенькому, правильно? — бормотал он, выпучивая свои маленькие глазки. И хихикая, мазал крем, суфле, гранатовую присыпку и глазурь, перекрывая ними желтую канарейку, серые цветы и разбитую клетку. — Вот, сейчас мы тебя украсим, кремом и глазурью! Прелесть, правда?

Зажмурив глаза, я закусила губу, и всеми силами постаралась не завизжать от отвращения, когда он склонился надо мной, и принялся слизывать размазанный торт с моей ноги! Мерзко причмокивая, посапывая и все сильнее выпучивая кротовьи глаза. От ощущения его гадкого, скользкого языка на моей коже, меня тошнило. Но если я сейчас не выдержу, сорвусь и закричу, он поймет, что я пыталась водить его за нос. А психи вроде него в таких случаях, как известно, окончательно едут крышей! И тогда, я уверена, не пройдет и минуты, прежде чем этим самым ножом меня уже будут кромсать на части.

Закончив облизывать мое бедро, похититель снова посмотрел мне в глаза, и я просто чудом удержалась от того, чтоб не заплакать от страха и беспомощности. Это перемазанное кремом улыбчивое лицо пугало так, как не пугают никакие монстры, придуманные режиссерами фильмов ужасов.

— А теперь главный десерт! — протянул он грудным голосом, отрезая новый кусочек торта. Совсем небольшой. — На счастье, любовь и радость!

Я поняла, что он собирается сделать. И так же поняла, что не вынесу этого. Если подобное в самом деле произойдет, я не сдержусь, закричу, и мне конец!

Взяв один краешек кусочка в рот, гоблин оставил второй свисать, и приблизился ко мне. Сомнений не оставалось: он тянулся к моим губам, желая «покормить» меня из собственного рта! Его руки, сжимающие мои бедра, дрожали от жуткого нетерпения, когда похититель, блаженно прикрыв глаза и в предвкушении постанывая, потянулся ко мне…

Как вдруг раздался грохот, с которым дверь квартиры вылетела, словно пробка шампанского! А в следующий миг в комнату вломилось двое стражников!

— Это возмутительно! — завизжал похититель, сплевывая торт мне прямо в лицо. И подскочив, выхватил лежащий на подносе, перемазанный кремом нож, которым замахнулся!..

Всего один ловкий выстрел боевым магическим импульсом. Быстрый, точный. И нож, выпущенный из разжавшихся пальцев, упал на пол всего лишь на несколько секунд раньше, чем тело. Я же смотрела на все это остекленевшими глазами, боясь даже выдохнуть набранный в легкие воздух.

— Эй, Канария! Очнись! — долетело до моего затуманенного сознания и я, вздрогнув, подвела взгляд, увидев рядом с собой Брента.

Вместе со стражниками он торопливо разрезал веревки, которыми были связаны мои руки и ноги. И едва мое тело освободилось — схватил на руки, отчаянно обнимая.

— Все хорошо, родная. Не бойся, все в порядке. Ты меня слышишь?

Я все еще не могла ничего сказать. Только дрожала, часто вдыхая воздух.

— Все закончилось, я здесь, — прошептал он мне на ухо, запуская пальцы в мои спутанные волосы. И, положив ладонь на затылок, прижал лицо к своей груди.

Такие гулкие, частые. Сердце Брента колотилось настолько безумно, что мне показалось, оно сейчас просто не выдержит, разорвется! И слушая эти удары я потянулась безвольно свисавшей рукой к его рубашке, чтобы судорожно сжать пальцами черную ткань.

А потом, словно срываясь с цепи, громко заплакала.