Драконьи тропы

Глава 12

Они стояли на ветру, на маленьком плоском пятачке в самой седловине горного перевала. Слева и справа недвижными величественными часовыми застыли неприступные вершины. А перед ними, так же, как и сзади, решительно уходили вниз крутые каменистые склоны. Под ногами раскинулись горные хребты, скалы. Кое-где виднелись багряные макушки отдельных самых смелых, забравшихся на кручи деревьев. А дальше, впереди — долины и долинки, объятые рыжим осенним пламенем, застывшим в холодном и ясном до головокружения воздухе. Необъятное и безмятежное чистое утреннее небо было сейчас раскрыто до самой последней, откровенной и недостижимой своей глубины. И на душе от этого было сразу и счастливо, и тревожно.

Далеко позади осталась незримая линия между Уйруном и Кареглазой, которую им с Наирой до сегодняшнего дня не дозволялось самостоятельно пересекать. А далеко-далеко впереди, где-то там, за синими горами, была Астиана.

Хрустнул камешек под копытом коня. Лиска, взволнованная и очарованная дивной картиной, повернулась к Дариану. Ветер откинул со лба его светлые волосы. Он, слегка щурясь на солнце, разглядывал что-то далеко впереди. Разглядывал с явным удовольствием, узнавая места, где не раз уже бывал. За то время, которое они были знакомы, она не раз видела его человеком смелым и не теряющимся в самых замысловатых ситуациях. И при этом в легких чертах его лица не было ни жесткой решительности, ни грубоватой мужественности, которые вроде бы должны быть присущи натурам героического склада… Впрочем, все это не имело ровно никакого значения, поскольку для Лиски он был в первую очередь замечательный учитель, терпеливый и внимательный, и надежный друг, а сейчас еще и проводник.

Она сосредоточилась, стараясь не пропустить ничего из объяснений.

— Сейчас прямо отсюда мы ныряем еще в один портал. Ты его видишь?

Она пригляделась.

— Да, прямо перед нами.

— Открывать будешь ты. Сама. Только не торопись. Сначала все выслушай, приготовься. Сразу, как только откроешь, прямо под ногами будет пропасть, глубокая, но в ширину достаточно будет одного шага, чтобы оказаться на той стороне. Шаг этот нужно будет сделать решительно и быстро, если там не окажется ничего опасного. Если окажется, придется немедленно закрыть портал. Это я сам сделаю.

— А что там может оказаться?

— Дракон, Шорох. Одно из самых опасных существ в Драконовых горах. Он отличается, — Дариан задумался на секунду, — злобностью беспримерной. Мало что в нем есть, кроме жестокости. Он нападает, чтобы гнать и терзать свою добычу ради самого мучительства. Неудивительно, что все живое этого места сторонится. И хорошо, что он сам не может его покинуть.

— Кто же его там держит?

— Другие драконы. Сами Драконовы горы. Считают, что ни к чему такому существу разгуливать везде, где захочется.

Лиска вспомнила, как они безрассудно совались в каждую открытую щель, и ей стало немного не по себе.

— Он может напасть?

— Да.

— И что?

— И все, — серо-зеленые глаза Дариана были очень серьезны. Он не шутил.

— Но ведь тогда лучше, наверное, как-то обойти это место?

— Обойти можно, но одна обходная дорога займет дня три, а другая идет через зыбуны и, выходит, еще опасней этой.

Он взглянул ей в глаза и спросил просто:

— Тебе страшно?

Она замялась.

— Ну как тебе сказать…

— Честно.

Взгляд его был так прям, что ей стало неловко. Врать было нельзя.

— Да, страшно.

— Ну, слава Богу, а то я уж начал думать, что то ли мы с Канингемом оба совсем разучились что-либо объяснять, то ли вы обе, — он споткнулся (видимо, смягчая формулировку), — просто сумасшедшие. Хотя Кордис считает, что такая ваша… самостоятельность вполне в порядке вещей. Только я все это говорю не для того, чтобы напугать тебя до смерти, а чтобы ты понимала, что здесь к чему, и что делать, чтобы Канингем не оплакивал нас у Сурнели.

Так вот, как только ты откроешь портал, мы увидим, свободна дорога или нет. Если он явится сразу, я закрою портал. Если никого нет, постараемся быстро проскочить этот опасный кусок дороги до следующего надежного островка. Нас довезет Снежок. Двоих ему нести, конечно, тяжело, но тут недалеко, да и мы ему поможем.

— А если…

— Если вдруг начнется что-то непредвиденное, я скажу, что делать. Скорее всего, тебе надо будет по дороге только собирать от ближайших источников все, что можно, и направлять весь силовой поток коню, или, может быть, мне — я скажу. Точнее сейчас ничего не предусмотришь.

Лиска посмотрела вперед прямо перед собой. Уходящий вниз склон, там где-то впереди долины и горы, горы — серые, сиреневые, сизые, синие…

— Готова?

— Да.

— Ну тогда открывай.

Лиска вытянула вперед руку, мысленно дотянулась до верхнего края дрожащего, неровного, чуть голубоватого контура, очерчивающего портал, и ощутила под пальцами мягкую упругость сгущенного до состояния киселя воздуха. Она делала это всего лишь в пятый или шестой раз, но охотно верила Канингему, когда тот говорил, что каждый раз открывает портал словно впервые. Под пальцами легко разошлась в стороны незримая преграда, разделяющая горный перевал и владения Шороха, и они ступили на опасную и совсем Лиске незнакомую землю.

Они стояли посреди окруженной горными отрогами каменистой пустоши, которая представляла собой бесконечно простирающееся во все стороны беспорядочно взрытое, словно перепаханное, сизо-грязно-серое каменное крошево, кое-где «украшенное» огрызками скал. Унылую картину гармонично дополняли местами чахлые кустики и жалкого вида остатки деревьев. Весь пейзаж производил…

— Лисса, Лисса, быстрее.

Ну конечно же, она, как всегда, загляделась по сторонам. И когда она только разучится ворон считать? Дариан, сидя уже в седле, подхватил ее и усадил перед собой.

…безнадежно тоскливое впечатление. Казалось, будто все эти камни, скалы, кусты и деревья время от времени…

— Сейчас оба помогаем коню.

— Ага.

…кто-то жевал, или топтал, или… а потом…

Они неслись во весь опор. Лиска изо всех сил старалась сосредоточиться на том, чтобы тянуть к себе магические потоки с ближайших источников и передавать их Снежку. Получалось это не очень хорошо, потому что слишком много сил приходилось тратить просто на то, чтобы не оказаться на земле. Но она очень старалась. Дариану было куда сложнее. Он на ходу преобразовывал дорогу, превращая нагромождения каменных обломков на пути в гладкую тропу.

Пустошь уже заканчивалась, приближалась завершающая ее гряда холмов. Еще немного — и дорога пойдет в гору, и до безопасного участка за показавшейся уже седловиной невысокого перевала оставалось саженей двести. Кажется, они проскочили опасное место без приключений. Еще чуть-чуть…

Дариан у нее за спиной громко скрипнул зубами.

— Не успели! Помогай Снежку! — скомандовал он.

Он бросил повод и обхватил ее левой рукой, чтобы она могла не тратить больше силы на то, чтобы удержаться, и отвел в сторону правую, изготовившись к важному, сию минуту появившемуся делу.

Впереди зашевелилась, вспучиваясь, земля. Снежок шарахнулся в сторону от колыхающихся камней, уходя от опасности.

Там, где они только что были, земля вдруг встала дыбом, взметнулась вверх и в стороны каменная крошка, и из нее явилась, век бы ее не видать, жуткая драконья морда. Снежок рванулся вперед, и вовремя! В несколько мгновений Шорох вылез уже почти весь. Громадные когтистые лапы скребли по каменному покрывалу, выволакивая на свет безобразную шипастую тушу, и выволакивая, надо сказать, довольно быстро — слишком быстро. Расстояние от него до беглецов, поначалу увеличившееся, к Лискиному ужасу, начало сокращаться.

Им до перевала оставалось совсем немного, но и дракону до них — все меньше и меньше с каждой уходящей секундой. За спиной неумолимо приближался каменный грохот. У Лиски от напряжения ныли и мелко дрожали уже не только руки, но и все тело. Они не успевали.

— Не бойся, — шепнул ей маг в самое ухо.

И она краем глаза увидела, как свободной рукой он чертит в воздухе и с силой отодвигает от себя в сторону дракона невидимый круг.

Внезапно оборвался и на несколько секунд замер в воздухе жуткий звук перекатывающихся камней. Несколько секунд не было слышно ничего, кроме топота копыт. Они уходили. Конь во весь опор несся к спасительному перевалу.

А потом вновь загремело, загрохотало все вокруг. Завыло, зарычало позади чудище. Отчего-то остановившийся на время дракон снова рванулся вдогонку. Вздрагивали под ногами коня камни. Дракон догонял их. Но и они были уже почти на самом перевале. Оглянувшись, Лиска с ужасом увидела… нет, не дракона, до него было еще некоторое расстояние, а цепенящую воображение мелкую зыбь на поверхности пустоши, дрожащие и начинающие уходить в песок обломки скал. Твердая поверхность, по которой они только что пронеслись, вдруг вся потекла и стала обрушиваться куда-то вниз. И в это движение вовлекались все новые и новые участки пустоши. Зыбун приближался к ним и неумолимо догонял. Лиска замерла, не имея сил отвести взгляд от каменной мелочи, утекающей почти из-под самых копыт коня.

Когда они выскочили на перевал, песок и камни текли уже прямо за спиной.

— Все, дальше он не властен, — с удовольствием сообщил Дариан, спрыгивая с коня.

Лиска сползла с лошадиной холки и на деревянных от напряжения ногах сделала два шага к только что образовавшемуся под перевалом обрыву. Внизу, на песке, задрав вверх безобразную башку, стоял Шорох. Он плотоядно сверкнул на них глазами, отвернулся и медленно, вразвалку двинулся в глубь своих владений.

Лиска еще раз взглянула на обрыв под ногами.

— А если бы… — чуть не спросила она, но застыдилась своего испуга и изменила вопрос. — А как ты сумел его задержать?

— Выставил навстречу ему зеркало. Большое зеркало. Оно получается быстро и не требует много сил. Я не очень на него надеялся, поскольку уже третий раз так делаю, но ничего, сработало. Ненадолго, правда, однако нам хватило, чтобы уйти.

— А как еще можно пройти?

— О, это кто как сумеет. Иногда он просто не появляется, тогда ничего и не нужно. А когда нужно… Мирина, например, делала свои собственные фантомы. Шикарные — от живой не отличишь. А сама пряталась, «отводила глаза» дракону, и пока он пытался поймать фантом, проходила. Иногда точно так же, с фантомами, проходит и сам Канингем, правда, не любит. Говорит, что это, может быть, и полезно — посмотреть на себя со стороны, — но радости доставляет мало. Чаще он договаривается с Зеленым и проезжает на нем верхом. Это только с виду Азаль такой неуклюжий. Если надо куда-то добежать, он несется так, что его и разглядеть трудно, только пыль столбом по дороге вьется.

— А интереснее всех, — в глазах Дариана заискрились смешинки, — здесь проходит Кордис. Когда она спешит или устала, она просит помочь одного местного летающего дракона. Он вообще-то людей сторонится, но к ней благоволит, и она на нем пролетает над этими местами. Или, если случилось так, что в этот день полнолуние, обращается сама и летит. Но уж если она не торопится, да еще не в духе, то тут разворачивается целое представление. Я однажды видел.

Мы как-то раз шли вместе. Я бы постарался пройти быстро и незаметно и тихо радовался бы, что никто не появился. Но она… Она, помнится, накануне поспорила о чем-то с Вериленой и проспорила, и… В общем, шли мы не торопясь и нимало не скрываясь, скорее напротив даже, заявляя о себе на каждом шагу. Сначала она просто спотыкалась и пеняла на негодную дорогу. Потом через каждый десяток саженей начала присаживаться отдыхать. На середине пути вдруг вспомнила, что мы как следует не позавтракали, и настояла, чтобы мы немедленно перекусили, потому что я проголодался, а хуже голодного мужчины только леший с больными зубами… Пришлось уступить. Закусывали мы с ней целых полчаса, не меньше. При это она все время громко говорила о том, как здесь неуютно, голо, неудобно, вид безобразный… Перекусили наконец, пошли дальше. Через пару минут она захромала. Без дороги по камням идти неудобно, ноги сбила, да еще камешек в сапог попал, мученье. Все это — громко, с ругательствами и причитаниями. Немного проковыляла, решила переобуться. И переобулась. Не без оригинальности, надо сказать. Прямо на ходу «обросла» драконьим телом (было это в полнолуние) и, довольная, минут десять шлепала по этой целине драконьими лапами. Я к этому времени, честно говоря, уже немного устал от ее капризов и начал отчаиваться когда-нибудь дойти до этого вот места. И тут она на некоторое время замолчала, у меня с души отлегло, думал уже, обойдется, — Дариан усмехнулся, вспоминая. — Но не тут-то было. Она начала топать как… не знаю даже… В общем не услышать ее было уже невозможно даже самому глухому дракону. Удивительно, Шорох меж тем вовсе не спешил появляться, то ли занят был, то ли связываться не хотел. Под конец дороги Кордис совсем уж заскучала и запричитала уже по-драконьи, воя и рыча на все окрестности. Дракон не высовывался. А мы к тому времени почти подошли. Я было уже поблагодарил святого Хелеверста, покровителя путешественников. И, оказалось, поторопился. Она встала, вон там, отсюда саженей пятьдесят всего, и заявила, что устала и что, поскольку в этом пустынном крае никто не живет, никто не пострадает, если эта чертова дорога станет короче. И начала тянуть к себе перевал, съеживая промежуточное пространство.

Такого самоуправства Шорох уже никак не мог допустить и наконец-то явился. И напал на нас.

Меня Кордис сразу же зашвырнула на перевал, сюда вот, где мы стоим, чтобы не мешал, а сама бросилась на «обидчика».

Бились они страшно. Я такое видел в первый раз и, надеюсь, больше никогда не увижу. Зачем ей это надо было, непонятно, но дралась она здорово и, что удивительно, как будто даже совсем без злости, а с каким-то удовольствием. А Шорох, наоборот, разъярился донельзя. И я начал соображать, как бы вызволить с поля боя эту сумасшедшую бабу. А сделать это, надо сказать, было очень нелегко. Там не просто пыль столбом стояла, там уже воздух гудел от магии, и от злости, и от каменной крошки, что вилась вокруг них. Небо перемешивалось с землей, все гудело и выло, летели в стороны клочья драконьих шкур. Похоже было, что она вознамерилась его порешить. Я даже испугался тогда за нее и, чуть только сумел ее разглядеть в этой каменной каше, подцепил и вытащил ее к себе на перевал, за что сразу же получил по шее (вовсе не иносказательно) и немного погодя — по мозгам.

Она жутко обиделась, что я вмешался и не дал ей победить. Мне оставалось только кивать и соглашаться, хотя она к тому времени была уже серьезно ранена и сражение для нее могло закончиться совсем плохо. Ей, конечно же, никак нельзя было этого говорить. Приходилось только извиняться и уговаривать ее не рисковать собой — еле уговорил.

— Да уж, характер у нее тяжелый.

— Это ты ее раньше не знала. В последние года три, после того, как у нее появились внуки, она стала куда мягче нравом, и спокойнее, и терпеливее.

— Правда, — Лиске оставалось только удивляться. — Так у нее что же, есть семья?

— Ну, — Дариан поморщился, — это вопрос сложный, и уж во всяком случае ее лучше ни о чем таком не спрашивать.

— Да мы вообще стараемся ее поменьше спрашивать. Хотя иногда хотелось бы. У меня до сих пор в голове такое не укладывается: Кордис может превратиться в дракона!

— У нее есть еще одна интересная ипостась. Если повезет, когда-нибудь увидите.

Он замолчал и огляделся по сторонам. Взглянул, прищурившись, на солнце.

— Пора нам, однако, двигаться дальше. А впереди у нас одно из самых мрачных мест (если не самое мрачное) в Драконовых горах и самых неприятных. Дракон, который там живет, родился из страхов, и страхом там пропитана вся земля. Самого его почти никто не видел, наверное, от того, что он сам боится всех. Мирина, правда, говорила, что как-то с ним встречалась. В любопытстве (или любознательности, можно назвать это кому как нравится) ей здесь не было равных, и она как-то изловчилась его подстеречь. Жаль, я не удосужился ее порасспросить, какой он. Все думал, что будет еще время… Но сейчас не об этом. То место, куда нам надо попасть, отсюда уже недалеко, часа полтора, если добираться на лошади. Только пережить эти полтора часа непросто.

— Но ведь если дракон даже не показывается, то бояться же нечего, — высказала утешительную мысль девушка, — там не опасно.

— Опасно. Нападать он не нападает, это верно, но там легко заблудиться. Навсегда. Стоит лишь начать поворачивать в ту сторону, где кажется не так страшно, и пропал человек. Заходит в самую глубь и плутает там дни и ночи, шарахаясь от каждой тени, пока не… — он взглянул на Лиску и закончил: — Поэтому, чтобы выйти, нужно двигаться именно в ту сторону, куда страх не пускает. Все очень просто. Только выполнить это трудно. Проходить будем вот как: все доступные нам с тобой по дороге потоки будем направлять на то, чтобы оградить от влияния дракона коня, тогда он нам поможет. Дорогу он знает сам, можно на него положиться. Останется только не мешать ему, это, правда, тоже будет непросто. А нам самим придется обойтись вовсе безо всяких магических защит. Разве что… — он полез за пазуху и вытащил на свет фляжку. Снял с нее крышку, махнул ею в воздухе и в следующий миг уже держал в руке пару стопок. — Это — ковражинская «Травница». Так, пожалуй, полегче будет.

Лисса взялась за стопку, махонькую, из резной бересты, доверху налитую терпкой, ароматной, жгучей жидкостью, которую уважали во всем Изнорье. Тепло земли, согретые солнцем травы, пахнущие медом и горечью, тяжелый гул шмелей и стрекот кузнечиков, шелест падающих под косой стеблей, широко разливающиеся над лугами вечерние песни, высокое небо, выгнувшееся над полями, — весь жар лета был в старинной настойке.

Она взглянула на Дариана. Он ободряюще кивнул ей, поднял стопку и пожелал:

— За удачу.

Махом выпил стопку, стряхнул последние капли на землю и выдохнул решительно:

— Поехали.

Она сидела, как и в прошлый раз, прямо перед ним, и ей почему-то вовсе не хотелось ни о чем спрашивать. Он молчал, а она не смела нарушить его сосредоточенности. Хрупали мелкие камешки под копытами Снежка, серебрилась под солнцем белая грива…

— Видишь вон тот лесок впереди? Сейчас начнется, — голос его звучал глухо и напряженно. — Тебе сейчас нужно будет мысленно выставить вперед руку и сделать перед конем щит, прозрачную стену, которую ты будешь двигать впереди. Я буду делать то же самое да еще добавлю ему сил, чтобы нести нас обоих. Того, что мы вдвоем сможем здесь насобирать, только на это сейчас и хватит. Коня мы от страхов защитим, а самим нам с тобой придется просто терпеть. Просто терпи. Готова?

Лиска кивнула.

— Тогда вперед. Выставляй щит. Вот так, да. И держись.

Он стиснул лошадиные бока, и конь пошел крупной размашистой рысью. Лиска едва успела изобразить щит, как буро-сизый, уже сбросивший листву лес стремительно надвинулся на них.

Они влетели в серую тень голых веток, и ей вдруг стало холодно и так нехорошо заныло сердце. Только что сияло на небе солнце. Светило и сейчас, только как-то тускло, холодно, издалека, будто нехотя заглядывая в это дикое место. Конь, не сбавляя темпа, несся по дороге, а дорога уходила все глубже и глубже в этот жуткий пустой лес. Все ближе и ближе к дороге подступали по обочинам корявые, будто извивающиеся стволы. Вдруг рухнула позади них гнилая ветка, глухо бухнувшись на дорогу. Вскрикнула где-то впереди птица. И поползли по лесному сумраку шорохи. У Лиски перехватило дыхание, и холодная липкая капля медленно покатилась между лопаток. А впереди…

— Лисса, держи щит!

Она слышала, что он говорит тихо, и все же казалось, что его слова гремят как брошенный на пол кузницы лист железа, и сейчас на этот звук сбегутся… Она вздрогнула, но щит удержала.

«Конь вынесет, вынесет, надо только ему помочь», — сжав зубы, она мысленно уперлась ладонью в прозрачную тень щита перед конем, такую зыбкую, ненадежную. А что, если…

Дорога вильнула влево. Стало еще темнее, а впереди, над самой дорогой, появилась вдруг легкая серая дымка. Потом она потемнела, заструилась вверх, раздалась в стороны и встала на пути черным полупрозрачным облаком. И были там, в темной мутной глубине… глаза… И жуть могильная. И вокруг в немой тишине корчились черные скелеты деревьев. И они неслись навстречу этой цепенящей жути. Лиска онемела от ужаса. Она не чувствовала своих рук и не соображала уже ровным счетом ничего, и понимала только, что туда нельзя, что надо немедля свернуть, уехать, убежать назад или хотя бы в сторону. Остановить коня, немедленно! Непереносимый ужас заполнил все ее существо, стирая все, что там было минутой раньше. Бежать, бежать!

— Терпи, терпи как боль! — выдохнул ей в ухо Дариан. А сам бросил повод и выставил вперед правую руку, левой обхватив Лиску и крепко прижав к себе. Конь рванул вперед во весь лошадиный дух и… то ли мир рухнул, то ли она сама ослепла от ужаса. На несколько мгновений стало совсем темно. Потом обозначились и стали различимы в мутной дымке темно-серые шершавые стволы.

Обомшелые корявые ветви, узловатые корни, бледные огонечки за кустами и буро-фиолетовые, осклизлые, мрачного вида грибы лезли на глаза, пугая, вызывая отвращение и страх, но того дикого ужаса все-таки уже не было. Или она притерпелась? Впрочем, тревога не проходила, а через некоторое время снова начал набирать силу страх, оглушающий, изматывающий, лишающий воли и соображения. Со всех сторон крались к ним шорохи, скрипы, мерзкое хихиканье. То начинали впереди рычать и выть невидимые звери, то верещала в чащобе последним смертным криком какая-то тварь или птица, а то земля под копытами коня вспучивалась и шевелилась, и не было этой дороге конца. И время тянулось еле-еле, тяжелое и тягучее, словно патока. На душе было тошно от постоянного ожидания невесть чего. Все тело ныло от напряжения, а от необходимости все время держать перед конем щит затекло и онемело не только плечо, но кажется, даже и само внимание.

Снежок меж тем деловито перебирал копытами дорожные колдобины, не обращая внимания на странные подробности дороги, и лес в конце концов начал редеть и кончился. Когда они выскочили на освещенную солнцем опушку, Лиска была счастлива как, наверное, никогда за всю жизнь. Она слезла с коня, сделала несколько шагов, не чуя под собой ног, и облегченно вздохнула. Вокруг были только засохшие стебли и увядшие листья давно отцветших луговых трав, но краше этого жухлого травостоя в этот момент не было ничего на свете.

Был обычный для этого времени года день. Сквозь холодный воздух пробивались к озябшей земле лучи осеннего солнышка. Не успевшие еще до конца опасть деревья подставляли ему яркие листья. Успокоившаяся после летних трудов земля еще не спала, но уже никуда не торопилась, собирала последнее тепло, устраивала на зиму своих обитателей. Лишь иногда легким вздохом прокатывался по лугу легкий ветерок. Стоявший рядом с Лиской Дариан с удовольствием вздохнул полной грудью, взглянул на попутчицу и спросил:

— Живая? — он улыбался ей, как всегда, будто посмеиваясь.

Она зажмурилась, открыла глаза, убедилась, что это не сон, попыталась стряхнуть с себя остатки оцепенения и честно призналась:

— Одна я бы там не прошла.

— А в первый раз в одиночку там никто и не ходит. Меня в свое время впервые сюда водила Мирина. Так в самом страшном месте она меня просто за шиворот волокла. Сильная была женщина… А мы, кстати, почти пришли. Отсюда уже рукой подать.

И в самом деле, не прошли они и ста саженей, как дорога подвела их к крутому скалистому склону.

— Вон там, видишь, чуть повыше того выступа, несколько небольших пещер. Одна из них и есть портал.

Они поднялись по склону, утыканному обломками скал. Камень вокруг был светлый, чуть желтоватый, и от этого казался теплым.

— Вот здесь, — показал Дариан. — Заходи.

В пещере, а точнее даже в пещерке, не было ровным счетом ничего особенного. Просто глубокая ниша в скале, разве что задняя стенка очень уж ровная. И если посмотреть как следует… Лиска настроилась… действительно, портал. Прямо над поверхностью стены ровным овалом еле заметно сияла сиреневая полоса.

— Можно открыть?

— Да, пробуй, только осторожно, не торопись. Сначала посмотри, нет ли там кого-нибудь.

— Ага.

Она протянула вперед руку и, не касаясь самой поверхности стены, повела ладонью по сгущающемуся под рукой воздуху так, словно протирала запотевшее стекло. В ответ постепенно растаял, будто растворился, камень, и в стене разошлось круглое оконце. Никого. Лиска уже смелее сделала круг ладонью. Оконце стало размером с зеркало. По ту сторону была пещера, в несколько раз больше этой, но такого же светлого камня цвета слежавшейся желтой глины, пустая, с дырой-входом напротив, в целом — такая же. Ничего особенного.

— Я бы подумала, что это просто пещера по другую сторону горы.

— А Мирина тогда, пятнадцать лет назад, так и подумала сначала. Открыла портал, прошлась по той пещере, выглянула наружу и увидела, что к пещере идут люди. Тогда она спряталась, нырнула обратно в портал и прикрыла его так, чтобы только поглядеть, кто это. Люди эти были необычно одеты и говорили на совершенно незнакомом ей языке. Это были ни астианский, ни никейский, ни чернопольское наречие, ни какое-нибудь другое, которое можно только услышать на большой ярмарке в Изнорье, а там кого только не бывает… Она смотрела и слушала, а тем временем двое ушли, остался один человек. Он там что-то ковырял, осматривал, ощупывал, записывал. Любопытство в конце концов так разобрало Мирину, что она решилась открыть портал. Я слышал как-то, как они с Канингемом вспоминали их первую встречу. Мирина говорила ему: «Умирать буду — вспомню, какое тогда у тебя было лицо». Представляешь, человек был всю жизнь свято уверен, что никакого волшебства не может быть в принципе…

Дариан с Лиской вышли из пещеры, присели на большой плоский камень поблизости, и Дариан продолжил свой рассказ о том, как Канингем попал в Драконовы горы:

— Они познакомились. Не зная языка, это сделать трудно, но вполне возможно. И Мирина пригласила его на эту сторону. Ему, надо сказать, тоже не занимать любопытства. Он отправился с ней. На удачу в то время совсем недалеко отсюда был Сезам (как он тогда себя называл, наверное, и Канингем не помнит), а он — издревле всем известный полиглот. Прямо сюда, к пещере, он никогда не подходит. Здесь владения одного дракона, с которым они когда-то поссорились. Но вон около того лесочка он иногда бывает. Вот и тогда был. Когда Канингем его увидел…. Это он лучше сам тебе как-нибудь расскажет. В общем, к тому времени он уже окончательно уверился, что сошел с ума из-за этой своей науки…

— А Сезам, он что, мог понимать даже тот язык, на котором говорил Канингем?

— Да, как любой другой. Ему каким-то образом доступно понимание самого смысла речи, произнесенной или написанной на любом языке. И перевести он может что угодно сразу же на любой, даже не знакомый раньше язык.

— А дальше?

— А дальше Мирина поняла, в каком состоянии находится Канингем и что ему нужно прийти в себя, и проводила его обратно, договорившись о встрече на следующий день. Закончилось это знакомство большой их дружбой и тем, что половину своей жизни Канингем проводит здесь, в Драконовых горах, не в силах уже их оставить.

— А там у него семья?

— Да, только он не любит об этом говорить. Не все в его жизни в том мире удачно сложилось. С женой они, кажется, расстались (там у них это не так сложно, как здесь), но у него там взрослые дети и есть уже внуки. Он их очень любит. И друзья есть, и ученики, и любимые ученики. И здесь — друзья и ученики… и целая жизнь.

Дариан замолчал и сидел, задумавшись о чем-то своем и глядя в сторону того жуткого леса, из которого они полчаса назад выбрались. И через который сейчас надо будет идти обратно… У Лиски упало сердце.

— Мы сейчас пойдем обратно?

— Да, — вернулся из своих мыслей Дариан. Он заметил Лискино смятение и улыбнулся, — но по другой дороге. Тот путь, по которому мы добрались сюда, очень трудный, но быстрый. Мы его используем, когда нет времени, и ты, конечно же, должна его знать. А сейчас мы двинемся по длинной дороге, через Астиану и южную часть Драконовых гор на Уйрун, а оттуда уже домой. Это займет у нас дня два, а может быть, и все три, потому что нам предстоит сделать еще одно дело.

Он сунул руку за пазуху, вынул на свет небольшую коробочку и вытащил оттуда драконий зуб.

— Нам нужно попытаться узнать, чей это зуб и как он попал к тем сархонцам, которых поймала Кордис. Ни один из тех драконов, которых я до сих пор спрашивал, ничего не смог мне ответить. Может быть, мы найдем следы хозяина в южных окраинах гор.

— А их можно как-то различить? Зубы я имею в виду. Они же все одинаковые.

— Это только на первый взгляд. На самом деле совершенно таким же может быть только второй зуб из пары, подаренной драконом. Они всегда дарят их парой. Зубы из разных пар мы можем и не отличить, но драконы их различают без тени сомнения, и уж, конечно, узнают свои. Я хочу по дороге домой обойти всех драконов, кого только получится — вдруг кто-нибудь узнает зуб или подскажет, где искать. И я был бы рад, если бы ты составила мне компанию.

— Я? Да, конечно!

Еще бы! Еще бы Лиска отказалась увидеть сразу множество драконов и побывать там, куда до сих пор нельзя было заглядывать, да еще и в Астиане. Ее можно было бы и не спрашивать…

И были горы. Уже к вечеру этого бесконечного дня они прошли и проехали не одну долину и не один перевал. И были драконы. Разные, только больших драконов было на их пути уже четверо — один за другим. А если учесть, что встреча и с одним драконом — очень крупное событие, то на один день событий было очень много, очень.

Уже ближе к вечеру Лиска сидела на поваленном какой-то бурей дереве у самой дороги и пыталась, глядя на карту, увидеть на ней тот самый горный кряж, на котором они недавно побывали.

— Вот здесь? — она ткнула пальцем почти наугад.

— Нет, — досадливо поморщился Дариан, — вот он. А вот дорога и развилка. Там еще два портала, здесь и здесь. Отметь и запомни обязательно. А теперь найди, гле мы сейчас находимся, — он вздохнул. — Ведь каждый раз как проклятый показываю, объясняю, и все равно: как только новичок попадает сюда впервые один — знай, будет история…

Он посмотрел на девушку с надеждой.

— Постарайся найти и запомнить как следует.

— Ага, — честно обещала Лиска и честно попыталась осмотреться и запомнить окружающий ландшафт.

Дорога, справа вдалеке скалы, слева небольшая луговина, заросли не поймешь чего, все облетело, а впереди старые деревья, под ними — поворот на Астиану.

Она смотрела на все это и почти ничего не видела. Перед ней сквозь туман в голове вновь маячили то громадные когти Шороха, вылезающего из-под земли прямо почти под самыми копытами коня, то серые безжизненные силуэты деревьев, нависающих над дорогой в наполненном страхами лесу…

Лиска тряхнула головой, прогоняя навязчивое видение. Немедленно явилось другое. Старый дракон, напоминающий лежащий плашмя обломок скалы, заросший ползучими побегами каменки и ярко-рыжими по случаю осени невысокими кустами. Выглядывающие из-под кустов камни очень разнообразили его поверхность, но отнюдь не увеличивали его драконоподобности. Чтобы обнаружить в этом живописном хаосе очертания драконьего хвоста или головы, надо было хорошо знать, куда смотреть. К тому же он совершенно не хотел с ними разговаривать. Правда, от Дариана так легко не отделаешься… Потом они подходили еще к драконихе, что жила на дне глубокого озера, окруженного высокими белесо-серыми, будто седыми скалами. А потом были еще два дракона, похожих на Азаля, и таких же разговорчивых, правда, в отличие от него, они были гораздо больше. Каждому из них Дариан показывал талисман, и ни один из них не смог ответить на его вопрос.

А еще были шурхи, тоже самые настоящие драконы, только ростом чуть выше колена. Лиска впервые их видела, хотя слышала часто, да и жило их в Драконовых горах немало. Сноровистые, деловитые, неунывающие, с ухватистыми крепкими лапами, они умели почти все и помогали людям в самых разных делах. Запасти на зиму дров, разобрать каменный завал на дороге, расчистить дорогу в лесу после урагана — их часто звали на помощь. Они любили бывать рядом с людьми, слушали песни, сказки да и просто разные разговоры обо всем на свете. Они бы все рассказали про показанный им зуб, но они сами ничего о нем не знали и только разводили лапами…

Лиска снова оглянулась вокруг и снова посмотрела на карту.

— Кажется, мы здесь, — она была очень неуверенна.

— Да, почти точно, хорошо, — подбодрил Дариан, — чуть-чуть левее. Видишь, точка поставлена, мы сейчас здесь. Нам сегодня осталось пройти совсем немного, примерно с версту. Я надеюсь, что мы до ночи успеем повидать еще одну очень интересную сущность.

И они снова шли по пыльной каменистой дороге среди шелестящего сухими листьями низкорослого сизого кустарника, которым в этих краях заросли все подножия горных хребтов. От пройденных за день дорог у Лиски ныли ноги, а от всего увиденного и услышанного гудела голова, но жаловаться Дариану было, по крайней мере, неловко. Ему приходилось куда тяжелее. Одни только разговоры с драконами чего стоили. Очень трудно было получить ответ на свой вопрос у того дракона, который не хотел ни с кем разговаривать, а еще труднее — узнать что-то конкретное у того, которому хотелось поговорить. Да иногда и добраться до дракона было непросто. Она вспомнила, как Дариан перед одним из недавних разговоров соорудил переправу через раскинувшуюся у них на пути реку. За один широкий взмах руки он из плоского обломка скалы на берегу вытянул широкий мост, по которому можно было, не сильно теснясь, и вдесятером пройти. И этот мост держался, никуда не исчезая, все время, пока Дариан на том берегу разговаривал с драконом, а потом еще выдержал и самого дракона, пожелавшего немного проводить гостей. И она снова восхитилась:

— Никогда бы не подумала, что можно вот так легко сделать мост, который выдержал бы даже дракона. Я, наверное, никогда так не сумею. Это такое чудо!

Дариан посмотрел на нее немного удивленно и покачал головой.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь. Вокруг нас много гораздо больших чудес.

Он неожиданно наклонился и почти из-под самых копыт Снежка сорвал какую-то травинку, повертел ее в руках и подал Лиске.

— Вот, например.

Лиска опешила.

— Так это обычная горная перечница. Что же в ней чудесного?

— А что такое чудо?

Лиска задумалась.

— Ну, это что-то такое, что происходит совершенно непостижимым для нас образом, что-то невероятное, необычное, загадочное.

— Так что же в ней чудесного?

В его глазах светились лукавые искорки, однако вопрос был задан серьезно. Она снова задумалась. Трава и трава. Что уж тут может быть… Хотя, если вспомнить, что им совсем еще недавно рассказывал Канингем о строении растений и о том, что они состоят из отдельных клеток, и каждая — живой организм, а их многие тысячи в одном растении… А еще он им показывал через целую систему увеличительных стекол отдельные части растений. А еще он немного (как он говорил, совсем-совсем немного) рассказывал о превращениях одних веществ в другие, которые каждую долю секунды происходят в каждой части растения, и… и о том, что до конца всех тайн природы не знает никто. Да, верно, Лиска тогда была потрясена до глубины души этими удивительными рассказами о самой обычной траве под окном у дома. Но тогда выходит, что…

— Ты хочешь сказать, что вокруг все — чудо? А магия тогда что такое?

Дариан, озадаченный неожиданной постановкой вопроса, даже приостановился на секунду, однако все-таки нашел, что ответить.

— А магия — это чудо, в котором нам довелось принять участие. Может быть, так.

Они вышли на окаймленную скалами почти круглую пустошь, на первый взгляд ничем не примечательную. За этот день им встретилось уже несколько очень похожих на эту. Здесь, пожалуй, было побольше растительности. Ближе к скалам рос во множестве кустарник, встречались и деревья, местами пробивалась меж камнями трава. Приглядевшись внимательней, Лиска углядела маленькую избушку, прилепившуюся к подножию невысокой расщелистой скалы. Рядом с избушкой пересчитывал камушки небольшой веселый ручеек. Они подошли поближе. Дариан расседлал и отпустил пастись коня и отнес в избушку их скромные пожитки.

— Здесь, конечно, не дворец, — сказал он, — но переночевать хватит. Ты, наверное, устала, но отдыхать пока рано. Потерпи еще немного. Нам до ночи нужно успеть еще на одну встречу.

Они умылись и напились из ручья, несколько минут посидели около избушки на бревнышке и двинулись зачем-то к самому центру пустоши, безжизненному и скучному месту, сплошь заваленному камнем. Дариан шел впереди, Лиска — за ним, и почему-то все время отставала, хотя шел он не быстро. Видимо, сказывалась усталость. Хорошо, что идти пришлось совсем немного. Дойдя до середины, маг сел на широкий плоский камень и приглашающе хлопнул по нему ладонью:

— Садись, будем ждать.

— А кого?

— Увидишь.

Ждали они долго, а может быть, Лиске только так показалось. Она все ждала и ждала, а ничего не происходило. Несколько раз она оборачивалась к Дариану, который все это время отрешенно смотрел куда-то вдаль, но расспрашивать его ни о чем не решилась. Она снова начала терпеливо разглядывать окрестности. Пустошь была окружена скалами, но не со всех сторон. С запада она была открыта, причем вся она располагалась достаточно высоко и ориентирована была так, что освещалась солнцем, даже когда оно опускалось почти до самого горизонта. В горах таких мест не так уж много.

День меж тем мало-помалу двигался к вечеру. Тени все заметнее и заметнее сгущались, удлинялись и приобретали все более и более теплые оттенки. Бесчисленные камни и камешки из голубовато-серых постепенно становились серо-бежевыми, а спустя еще некоторое время — бежево-золотистыми. Лиска, за день уставшая до одури, уже не могла остановить внимания ни на одном предмете и ни на одной мысли. Через некоторое время она перестала уже и ждать и просто сидела, бездумно глядя перед собой на сгущающиеся над пустошью предзакатные краски. Все плотнее и тяжелее становился свет предзакатного солнца, растекающийся по каменной поляне. Все небогатые цвета, которыми природа наделила здесь скалы и камни, превращались в оттенки охристо-золотистого и с каждой минутой становились все теплее и гуще. И скоро уже каждый камень был словно облит медом. Над пустошью дунул легкий ветерок, и взметнувшаяся между камнями пыль заискрилась бесчисленными золотыми искрами.

Внезапно она вздрогнула и от неожиданности вскочила на ноги. Прямо перед ней в дрожащем от золотых бликов воздухе сиял громадный бездонный глаз дракона. Глаз, глядящий в упор прямо на нее, Лиску, видящий всю ее насквозь. Она сморгнула и увидела наконец всего дракона, вернее, дракониху. Невероятная и одновременно неоспоримо реальная, она стояла прямо перед ними, вылепленная из света, цвета и тени. И Лиска узнала ее. Нет, она никогда не видела ее раньше, и не могла видеть, но сейчас была странно уверена, что знает этого дракона, или помнит, или знала всегда…

— Здравствуй, Сарахона, — сказал Дариан.

— Здравствуй, — прокатилось над пустошью.

Дракониха повернулась к нему, и Лиска не могла отвести от нее взгляд. Она вся была немыслимо красива: опалово мерцающая чешуя, глубокий низкий голос, тонкие золотистые крылья, и то, как она двигалась, будто переливаясь с места на место. Сарахона вновь посмотрела на Лиску. Бесцеремонно, изучающее, понимающе все наперед. На нее можно было бы долго любоваться, если бы не видеть эти ее невероятные глаза. Цепенящие, завораживающие, влекущие и… до обиды ехидные. Лиске сделалось отчего-то страшно неловко. Она почувствовала себя маленькой, нескладной и невесть отчего виноватой и была очень рада, когда Дариан в который уже раз за день снова задал свой вопрос. И Сарахона ответила:

— Ты же знаешь, что я не даю ответов.

— Знаю. Но мне очень нужно узнать. Может быть, ты хоть что-нибудь расскажешь. Ну хотя бы найдем ли мы то место, где появился этот талисман?

— Найдете.

— А где?

— Не скажу.

— Ну, может, хотя бы дашь совет?

— Дам, — Сарахона наклонилась к нему и сказала: — Магам в ученики не годятся нежные девочки. Для магии, как и для любви, нужно сильное сердце, способное выносить настоящую боль.

— И это все?

— Все.

— Спасибо, Сарахона.

— На здоровье.

Дракониха подарила Лиске еще один пристальный и невыносимо насмешливый взгляд, потом грациозно потянулась, как большая кошка, развернулась и, легко взмахнув крыльями, улетела. Мелькнул над горами золотистый сполох, и на пустошь пала темнота.

У Лиски на душе было настолько мерзко, что это вряд ли возможно было описать словами. Стыд, обида, разочарование, злость и беспомощность одновременно — она готова была просто провалиться сквозь землю. Было даже удивительно, что этого не произошло. Дариан заметил ее убитый вид и решил ее подбодрить.

— Не переживай. От нее многим достается ни за что ни про что. Мне первая встреча с ней тоже дорогого стоила.

Его голос звучал весело и даже беспечно, и у Лиски немного посветлело на душе. Она постаралась приободриться. На глазах у Дариана раскиснуть от неласковой встречи ей никак не хотелось. Пока они возвращались к избушке, она даже нашла в себе силы полюбопытствовать:

— Дариан, а почему ты ее спрашивал о талисмане так, будто совершенно уверен, что она о нем все знает?

— Потому, что она все знает. И не только о талисмане, но и о многом другом. Видишь ли, ей открыто будущее. И когда к ней обращаешься с вопросом, она всегда знает ответ.

— А почему же она не ответила на твой вопрос?

— Потому, что ей открыто будущее. А это случается только с теми, кто кроме неугасающего желания быть сопричастным самой живой душе мира со всеми ее радостями и страданиями и мужества видеть сбывшимися самые страшные несчастья имеет в себе еще и мудрость не вмешиваться в течение событий.

Лиска задумалась над его словами и долго шла молча. Ей вспомнилась вдруг Русалка, с которой она встретилась когда-то, казалось, уже так давно. Лаэллин умела читать чужие мысли. Лиска снова задумалась и вдруг поняла одну интересную вещь. Она остановилась и обратилась к Дариану.

— Выходит, что Русалка слышит чужие мысли не потому, что наделена такой магической силой, а наоборот, обрела такие магические возможности после того, как в ней появилось достаточно сил и мужества, чтобы страдать и радоваться с каждой живой душой, которая попадает в ее край?

Дариан внимательно выслушал ее и согласился.

— Пожалуй, так.

И был осенний вечер. И они сидели у костра около избушки, делились впечатлениями и гадали, чей же это может быть зуб. А над ними все ярче разгорались звезды, и небо разворачивалось во всю ширь, открывая взору все новые и новые свои сокровища, и становилось все ближе и ближе.

И была на следующий день Астиана.

…Они вынырнули из очередного портала, когда был уже полдень, и Лиска, уже навидавшаяся было всяких чудес, чуть не задохнулась от внезапно нахлынувшего на нее пространства. Ущелья, заросли, скалы — все вдруг осталось позади, а перед ней, прямо из под ее ног уходил вниз широкий пологий склон, почти сплошь зеленый, кое-где лишь отмеченный осенними рыжими кронами, а впереди было необъятное, высокое небо, опрокинутое над бескрайней живой ширью, волнующейся и сверкающей под солнцем. Море! Это было море!

Она повернулась к Дариану. Он смотрел на нее с удовольствием, с которым, наверное, святой Хелеверст раскладывает подарки под окнами в Долгую ночь.

— Ну, конечно же, мы туда подойдем, — прочитал он ее немой вопрос. — Вот эта тропка выведет нас вниз, на берег, вон туда, — он показал рукой на еле заметные вдалеке крыши домов. Это Кайра. Мы там передохнем и перекусим, а перед тем как двинуться дальше, пройдемся по берегу.

В Астиане во всю еще царило лето, и Лиска скинула с себя куртку. Немного подумала, вытащила со дна заплечного мешка захваченную на какой-то «всякий случай» юбку и надела ее прямо поверх штанов. Все-таки они в город идут, и она все же девушка, а за пределами Драконовых гор хотя бы даже и мятая юбка на девушке смотрелась приличнее штанов.

Кайра оказалась совсем крошечным городком, который от деревни отличался только тем, что там была ратуша и по главной улице (одной из четырех) не бродили когда пожелают козы. Лиска с Дарианом неожиданно для самих себя угодили на праздник. У трактира, к которому они подошли, в это время как раз справляли свадьбу. Дариан бывал здесь уже не раз. Его тут же узнали и вместе с Лиской усадили за один из длинных столов, коих стоял здесь длинный ряд. Друзья и родственники новобрачных, не единожды уже угостившиеся, от души веселились. Не смолкала музыка. Кланялись поздравляющим новобрачные. Дариан, конечно же, произнес красивую праздничную речь, выпил бокал за счастье молодых и завел старинную, хорошо известную даже в Изнорье астианскую песню. Ее подхватили и довели до конца все собравшиеся. А потом снова звучали поздравления, а потом снова были песни. И подошло время для свадебного танца. Все бывшие здесь парни и девушки встали в большой хоровод. И под старинный распев ходила вокруг хоровода невеста, то выходя за круг за спиной каждого парня, то проходя внутри круга перед каждой девушкой. А за ней точно так же, змейкой, двигался жених и все никак не мог догнать ее. А круг то расходился пошире, то сходился вновь, и вдруг сошелся так, что оба оказались внутри хоровода. Тут он и обнял свою избранницу…

И вот наступила, видимо, какая-то очень важная для этого дня минута, и смолк свадебный гомон, а в наступившей торжественной тишине поднялся один из гостей, и к нему повернулись все, кто был на празднике. Он обвел взглядом весь двор, и накрытые столы, и хоровод, и новобрачных, и кивнул музыкантам.

Тихо-тихо, будто издалека, зазвучала виолина. Через несколько тактов к ней осторожно присоединился нежный голос флейты. Потом их негромко поддержал томный и низкий звук струн хонтреола. И тут к мелодии присоединился голос, также постепенно появляясь откуда-то издалека и издавна. Будто издалека и издавна все приближались звуки этой песни, будто подходил длинной дорогой к городу путник. И вилась над дорогой теплая золотистая пыль, уносились над нею ввысь сияющие небеса, нежились под солнцем пышные травы, рвались к солнцу молодые ветви деревьев. И солнце, солнце пронизывало своим сиянием все вокруг. Голос все набирал силу и ликовал, как ликуют на рассвете птицы, самозабвенно, до сердечной истомы, и любил, и звал к счастью. Золото солнечного света, льющееся вместе с музыкой на крыши домов, на пыль на дороге, на кроны деревьев, на каждый камешек, рассыпалось, дробилось и рассеивалось на каждой пылинке, и сияло, сияло, согревая радостью каждое сердце…

Потом, когда они, разувшись, брели вдоль самой кромки берега моря, у Лиски в душе все звучала и звучала эта дивная песня. Соленые пенные гребешки набегали на ее босые ноги. Рядом молча шел Дариан, думая о чем-то своем. Иногда он хмурился, а то просто смотрел вдаль на скалы впереди, на трусившего вдоль берега Снежка. В конце концов, он нарушил затянувшееся было молчание, свистнул Снежка и сказал, с сожалением глядя на море:

— Однако нам пора уже возвращаться. Завтра к вечеру будем дома. А до этого нам еще нужно побывать у доброй дюжины разных драконов, а некоторые среди них очень любят поговорить, и пока услышишь ответ, времени утечет… Впрочем, у молчаливых, бывает, еще дольше прогостишь.

И снова были драконы. Разные, разные… А Лиске нет-нет, да и вспоминался вновь ядовитый взгляд Сарахоны.

Пронизывающие насквозь глаза, умные и насмешливые, даже ехидные, знающие что-то такое, и о Лиске тоже, о чем она сама, Лиска, и не догадывалась. И было от этого на душе какое-то мутное неудобство и ощущение недосказанности. И не только Сарахона, а она сама, Лиска, то ли не сказала чего-то важного, то ли не спросила чего-то важного, то ли не услышала… Впрочем это смутное беспокойство потонуло в конце концов среди потока всего увиденного и услышанного за эти всего лишь три дня.

Только когда они поздно вечером подходили уже к дому, она вспомнила вдруг про Наиру. Вот уж будет что порассказать. А еще вспомнила про Рушку, и возле самого дома она уже почти бежала. Пролетела сквозь чулан (с парадного с его скрипучей дверью решили не входить: было уже поздно), ворвалась на кухню и с порога увидела своего любимого зверя мирно спящим на скамеечке возле самой печки. Часов у Руша не было, а по темному осеннему времени трудно было сообразить, когда утро и пора помогать готовить завтрак, так он уж старался от печки далеко не отходить.

Она схватила на руки сонного зверя, прижала к себе.

— Рушка, Рушка, где мы были!

Он встрепенулся, уставился на Лиску, упершись ей в грудь лапами, потом фыркнул, вывернулся из рук, в один миг втерся между ее курткой и рубашкой, и все время, пока они с Дарианом пили чай, из-за пазухи у девушки черной лаковой горошиной поблескивал Рушкин глаз.

До чего же здесь было тепло и уютно! Прочный широкий дубовый стол, на стене напротив над массивными кухонными тумбами развешаны сковородки, ковши, тяпки, мутовки. Всяческая необходимая мелочь окружала громадный таз для варенья, в который можно было смотреться, как в зеркало. Луковые косы, связки перца и чеснока, сушеные корешки и травки, коробки с пряностями, пряничные доски — чего тут только не было. И во весь угол — печь, которая тут никогда не пустовала.

— Интересно, а домовой здесь есть?

И когда, интересно, она научится начинать разговор с каких-нибудь других слов?

— Конечно, есть.

— Где? — она обыскала глазами кухню.

— Да вон, в том углу, у печки, рядом с веником.

Лиска пристально оглядела угол.

— Там ничего нет, — она еще раз присмотрелась, — разве что тень от веника. Ничего не вижу.

— А ты спроси его разрешения.

— Да? — она удивленно подняла брови.

А в самом деле, почему бы и нет? Она снова заглянула в угол с веником, мысленно поклонилась и вежливо спросила, можно ли его, домового, главного в доме по хозяйству, увидеть.

И увидела. Тень за веником вытянулась в сторону, слегка выросла, сгустилась и… Ну уж этого Лиска никак не ожидала. Потрясенная, она повернулась к Дариану.

— Но ведь он же…

Дариан постарался сдержать улыбку, чтобы не обидеть девушку, и как мог серьезно ответил:

— Такое уж здесь место.

В самом деле, если подумать, действительно, чего же еще можно было ожидать? Она снова взглянула в угол. Шурх довольно ухмыльнулся из-за веника. Ну и чудеса! А впрочем, удивительно, что она еще в состоянии чему-то здесь удивляться.

Пожелав Дариану спокойной ночи, она побежала к себе в комнату. Наира уже спала, хотя свечу на столе у окна не потушила, значит, ждала до последнего. Жаль. Лиске не терпелось все рассказать. Ну, завтра так завтра. Она потихоньку разделась, вежливо вытряхнула из-за пазухи пригревшегося Рушку и тихо-тихо, стараясь не журчать и не плескаться, стала умываться. Поставила на место кувшин, уткнувшись в полотенце, сделала два шага по комнате, кинула полотенце на спинку стула, повернулась к своей кровати….. А там, закутавшись в одеяло, лукаво блестя глазами, уже сидела Наира.

— Привет! Ну и долго же вы гуляли. Я тут извелась вся. Мне не терпится поговорить, а здесь нет никого. Астианки наши на практику в Ойрин подались на целую неделю, мальчишки у Орвина с Ведайрой, Фрадина маленькая еще, а Канингему, как всегда, некогда. Я чуть не лопнула тут одна со своими новостями, да и про тебя не знаю ничего. Рассказывай же быстрее.

— Нет уж, давай ты первая. А то еще, правда, лопнешь, кто меня тогда слушать будет?

Лиска сунула Руша под мышку, забралась под одеяло рядом с подругой.

— Ну, рассказывай.

Наира повозилась, усаживаясь поудобнее, улыбнулась в предвкушении.

— Значит, так. Место это недалеко от Уйруна. Мы с Канингемом где через порталы добрались, где так дошли, в конце концов оказались на небольшой полянке, прямо около скальной стенки. Полянка со всех сторон где деревьями закрыта, где скалами. Трав разных кругом множество. Сейчас они позасохли, правда, но летом там, наверное, хорошо. Ну да неважно. Подводит он меня к развесистой старой иве. Ветви до самой земли спускаются, под собственной тяжестью разлапились, того и гляди отвалятся. Ствол замшелый, толстый-толстый и к скале прижался почти вплотную. Вот в это «почти» мы с Канингемом и вошли. Я так и не поняла, как это происходит. Идешь прямо на эту «щель», в которую кошке и то трудно было бы протиснуться, и совершенно свободно входишь в просторную пещеру. Не очень широкую, но длинную. Высоко над входом длинное узкое окно. Снаружи его не видно, камень и камень, а изнутри — стекло. А в пещере, — девушка замолчала, разглядывая воспоминания, собираясь с мыслями, — там чего только нет. Под окном, у самого входа, какое-то старье свалено, не то потертые старые ковры, не то шкуры какие-то — целая куча, а дальше стоят шкафы с книгами, шкаф с посудой — не с тарелками, нет, — с колбами, ретортами, с разными хитрыми склянками. Еще в одном шкафу — разные инструменты и приспособления для изготовления лекартв: ступки, ножи, соломорезки и прочая мелочь. Столов широченных три штуки. И еще полки с разными коробками, банками, пузырьками, бутылками и… кое-что даже не знаю, как назвать. В банках травы, порошки разные, все подписано, но все равно разбираться, наверное, месяца мало будет.

Ходим там, я разглядываю все это богатство, и вдруг около входа та пыльная куча не то ковров, не то тряпок зашевелилась, закашлялась и шамкает:

— Шлушай, Канингем, вы шдеш поошторошнее топайте. Я тут вшера где-то шуб пошеряла, не наштупите. Найдешь, на полощку полоши.

Канингем повернулся и говорит:

— Здраствуй, Хойра. Я к тебе Миринину наследницу привел.

И тут только я разглядела наконец, что эта куча старых половиков — дракониха, старая-старая. Морщинистая, вся в складочку, какая-то рыжая, даже скорее не рыжая, а порыжевшая, серо-ржаво-пыльная. Она голову подняла. На морщинистой шее, смотрю, амулеты какие-то висят и платок цветной узлом завязан. А уж морда — как будто ее всю из старых свалявшихся носков собрали и сверху еще заплаток понашили, и все это не то вылиняло, не то выгорело. Да еще и глаза прищурила, не поймешь сразу, где они. И уши врозь, полуобвисшие, с размохрившимися кисточками на концах — чудо, одним словом. И вот эта куча старых измочаленных половиков приподнялась, шею вытянула ко мне, одним глазом меня оглядела, носом шмыгнула и говорит:

— Ага, ага, Наира, шначит. Ну ладно. Добро пошаловать. Я тогда прогуляюшь пока.

И неожиданно шустро так развернулась и прямо через стену пошлепала — гулять подалась. Я стою, смотрю на это недоразумение, мне и чудно, и смешно.

— Канингем, — говорю, — какая же она старая. На нее смотреть страшно. А когда она кашляет, сердце замирает: того и гляди рассыплется.

А Канингем смеется.

— Да что ты, ей всего триста лет. Хойра — очень молодая дракониха. Просто ей нравится изображать из себя такую старую бабушку, шаркать, шамкать, разваливаться на ходу, предаваться воспоминаниям…

И правда, когда мы потом уходили, она стояла на полянке, и ее было не узнать: статная, с сильными лапами, с длинной, крепкой шеей, вся в медной чешуе, красивая… Приглашала бывать почаще. Мы с тобой на днях вместе сходим непременно. Там такое богатство — одних только Мирининых записей несколько книг, и прадедушкины дневники, и еще в разное время написанные трактаты, описания лекарственных растений, рецепты, весы аптекарские, инструмент разный, и лекарский, и для изготовления снадобий, и увеличительные стекла есть. И есть даже такая штука, чтобы разглядывать то, что глазом вообще никак невозможно увидеть. Канингем принес это специально для Мирины. Там такое можно увидеть! И кое-какие талисманы там есть… И это только то, что я успела заметить. Книгу я пока оставила там. А для нас взяла несколько карт, которыми удобно пользоваться, потом покажу. Ну вот, пожалуй, пока все. Теперь ты рассказывай.

Они проговорили почти до самого утра. Лиске хотелось рассказать все-все-все, что с ними случилось за время путешествия. И она так и рассказывала — о драконах, об Астиане, обо всем, что видела, со всеми волнующими и дух захватывающими подробностями. Только о Сарахоне, к удивлению для самой Лиски, почему-то совсем не хотелось рассказывать. Будто она, Лиска, что-то сказала или сделала не так, как должна была, или не сказала, или не спросила….