Глава 29

Морозные узоры на оконном стекле весело искрились под солнцем. Окно было интересное, неширокое, но длинное, наверху заканчивалось двумя смыкающимися полукружиями. Лиска посмотрела вниз и увидела струганный деревянный пол, чистый, светлый, из широких досок. А стены — Лиска огляделась — были каменные. Где шла кладка из крупных плоских камней, светлых, серых и серо-бежевых, а где была и цельная, будто выровненная стена пещеры. Интересно, где это они?

Она повернулась и увидела, что рядом на широкой постели спит Наира с перевязанной почти по локоть рукой. Лиска вспомнила жуткую картину, оставшуюся перед глазами с того самого, последнего в жизни, как она думала, момента: лежащая у стены бледная как смерть Наира и медленно растекающаяся темная лужа возле ее растерзанной руки. Лиска с ужасом взглянула на забинтованную кисть. Осталось ли что-нибудь от пальцев, было непонятно. Наира пошевелилась и открыла глаза. Несколько секунд она смотрела в потолок, потом приподнялась, огляделась с удивлением.

— Мы где?

— Не знаю. Вон там, — Лиска указала глазами на дверной проем, — наверное, кухня.

— Наверное. Печка, а рядом Руш сидит — точно кухня.

Тут к печке подошла Кордис в веселеньком желтом в розовый цветочек переднике. Помешала что-то в горшках, налила туда молока из крынки и задвинула горшки в печь.

Подруги переглянулись. Лиска мысленно прокрутила в голове только что виденную картину.

К печке подошла Кордис в веселеньком желтом в розовый цветочек переднике. Помешала что-то в горшках, налила туда молока из крынки и задвинула горшки в печь.

Все ясно.

— Это или сон, или морок, или мы умерли, — прошептала Лиска.

Тем временем на кухне Кордис скинула с себя передник, подхватила со стола три кружки и направилась к ним.

— Доброе утро!

Точно — умерли.

— Эх, и горазды вы спать на чужих постелях! Подвиньтесь-ка, я тоже прилягу. Куда повскакали?! Лежать! Ты — справа, ты — слева. Подушки повыше задери. Держите. Это — тебе, это — тебе.

— Что это?

— Белена на курином помете.

Может, и не умерли. Шутка была вполне во вкусе Кордис. А в кружке был чай с молоком и травами, и с пряностями, густой, душистый.

А ведь они чуть не погибли вчера.

— Кордис.

— М-м?

— Спасибо.

— Угу. Поправитесь, уши надеру обеим.

— Хорошо.

— И высеку.

— Хорошо.


Из кухни вышел и аккуратно сел на пороге комнаты Руш. А потом подошла и встала, прижавшись к косяку, Фрадина. Она приветливо посмотрела на них и спросила:

— Можно, я покормлю птиц на чердаке?

— Ладно, кружки только у нас забери.

— Ага, — Фрадина, довольная разрешением, ушла, а девушки, соревнуясь между собой в изумлении, таращились ей в спину.

— А… Э… а как она здесь?…

— Как, как? Это вы только видеть ничего не желаете, да и Канингем с Дарианом тоже, и не знаете, что это невинное дитя втихаря облазило уже половину Драконовых гор. И у нее здесь уже целая куча провожатых и осведомителей.

Магичка с удовольствием поглядела на их обескураженные физиономии.

— Ее почему-то очень любят домовые, мелкие лешие, конюшенные, погребные…

— Кто?

— Стыдно, девушки, стыдно. У вас в погребе их целых три. В магии даже мелочи важны, а это уже и вовсе не мелочи. У них, кстати, своя система сообщений есть, и они очень быстро передают друг другу всякие новости, а могут и кое-какие мелочи передать. И ходы у них есть свои подо всем Изнорьем, и порталы, и «щели» свои. Нам они никак не годятся, размеры не те, но если уметь с ними очень хорошо поладить, то можно быть в курсе событий очень далеко отсюда практически за полчаса. Так она вас и нашла.

— Кто?! Фрадина?

— Ну да. Она дала вам с собой по цветку в волосы на бал, третий такой же остался у нее. Она отдала его вашему погребному и очень скоро знала (по рассказам разных домовых) где вы и во что наряжаетесь, когда вы были еще у Жозефины. И меня там видели, а когда вы поперлись в секретные княжеские покои, тамошний дворцовый домовой сразу сообразил, что вы сейчас попадетесь, и пошел ловить меня. А когда я вас на себе притащила, она уже здесь была. Сюда она давно дорогу знает.

Лиска этого никак не могла понять.

— А мы думали… И ты так сердилась на Канингема… и она… Она так тебя боится, мы даже думали, что, может быть, ты похожа, ну… на ее мачеху…

Кордис фыркнула и посмотрела на нее как на недоумков.

— Похожа! Да. Только вовсе не на мачеху. Я на ее мать похожа. Хм, еще бы я не злилась на Канингема! Ну да ладно. Сейчас у нас другие задачи.

Она замолчала, что-то обдумывая.

— Кордис, — тихо позвала Наира, — а что у меня с рукой? Я своих пальцев не чувствую.

— Ничего особенного. Все почти на месте. Пока не задавайте только глупых вопросов и делайте все, что я скажу. Сейчас будем лечиться. Так, двигайтесь ближе.

Она по-хозяйски обхватила обеих за плечи и притянула к себе.

— Клади раненную руку мне на живот, а ты свою сверху. Когда начнется, вы обе только отдаете мне всю энергию, что будет к вам приходить, и не вмешиваетесь в процесс. Веду я. Все. Ну, идите ко мне, — она усмехнулась, — мои крошки.


Они обе как-то враз сами поняли, что нужно делать, и, не сговариваясь, сразу с двух сторон от души обняли эту чертову стерву, которая уже дважды спасла им жизнь.

Магичка вздрогнула, глубоко вздохнула и замерла, и снова глубоко вздохнула. Лиска чуть повернула голову, чтобы увидеть, что происходит.

Кордис преображалась. Темные ее глаза, казалось, стали больше, чем были, приобрели влажный блеск и засияли. Ресницы чувственно дрогнули. Все мелкие, а потом и не мелкие морщины сами собою разгладились. Жесткая линия губ смягчилась и очертила нежные, томные вишневые уста. Черные волосы шелковыми волнами раскинулись по подушке, подчеркивая мраморную гладкость кожи. Легкая дрожь пробежала по всему ее телу, делая его из жесткого упругим.

«Еще одна интересная ипостась» — вспомнила Лиска и почувствовала, как грудь Кордис рядом с ее щекой округлилась, наливаясь жизненной силой, и в этот момент под спиной магички вдруг развернулись громадные крылья, так, что все трое оказались лежащими на диковинном покрывале. Края крыльев, покрытых блестящей чешуей снаружи и теплых, бархатистых изнутри (как листья мать-и-мачехи) приподнялись и укрыли девушек вместо отброшенного в сторону одеяла.

Лиске стало тепло, как на печи, и безмятежно и (или это только показалось?) запахло молоком, и всплыла в памяти рыжая пушистая кошка с котятами, оставшаяся там, далеко в Вежине, и вспомнилось ее довольное мурлыканье.

— Ну, терпите теперь, — предупредила магичка и прижала их к себе.


И началось.

Сначала с ног до макушки прокатилась жаркая томительная волна. А потом… А потом на Лиску рухнула вся та боль, которая ей причиталась с того момента, как чудище шарахнуло ее об стену в подземелье. Захватывая дух, заныл весь отшибленный правый бок и загудела голова. И сначала это было еще только воспоминание… В такт каждому вздоху волна за волной накатывала боль, все сильнее и сильнее, и только когда начало казаться, что это никогда не кончится, она стала понемногу утихать. Лиска было уже облегченно выдохнула, когда мучительные ощущения стали заметно слабее, как вдруг почувствовала свою (свою?) больную руку. Будто огнем обожгло правую кисть, а потом боль судорогой пошла по руке до самой шеи, терзая до костей. На краткое мгновение отпускала и вновь вцеплялась в нее, как бешеная собака. Лиска что было сил сцепила зубы, сдерживая слезы, зажмурилась и, помня, что надо делать, все тянула и тянула из пространства энергию, пока не улышала сказанное ей шепотом: «Хватит».

И прошла еще целая вечность, пока не начали наконец утихать жуткие раны, и она смогла кроме боли почувствовать еще и тяжесть и жар в животе и мощный, неудержимый, как река, горячий поток тепла и живой силы, идущий со ступней и разливающийся по всему телу до самых кончиков крыльев.

Постепенно плывущие во тьме перед глазами круги развеялись, и сама тьма разошлась, явив взору потолок и стены, а через некоторое время вернулся и слух. Лиска выдохнула и с трудом расслабила насмерть зажатые челюсти. Боль понемногу утихала, и утихала, и скоро превратилась уже всего только в легкий зуд. Она услышала, как облегченно выдохнула Наира и с удовольствием стала наблюдать за последним этапом целительской практики. Подруга в волнении размотала окровавленную повязку, обтерла руку скомканной тряпкой и сначала очень осторожно, а потом уверенно пошевелила пальцами. Всеми целыми пальцами! Она подняла руку на общее обозрение.

— Вот, все на месте.

Лиска критически оглядела результат. Все-таки она тут тоже поработала. Лежа в теплом сгибе драконьего крыла, она осмелела до самых глупых вопросов.

— Кордис, а почему шрам остался? Вроде не должен бы. Ведь восстановление прошло удачно.

— Книги по теории надо читать почаще. Меньше глупостей будешь спрашивать. А вообще вы мне уже все крылья отлежали. Идите-ка кашу вынимать, готова уже.

Они неохотно вылезли из теплой постели и в одних нижних рубашках зашлепали на кухню. Пока Наира отмывала засохшую кровь с руки, Лиска вытащила из печи дымящиеся горшки с кашей, вернулась в спальню и полюбовалась на красавицу, спящую между своих громадных крыльев, кончики которых начинали уже бледнеть и таять. Поискала глазами, во что бы одеться, и не нашла ничего, кроме пары шерстяных одеял, сложенных в углу на сундуке. Она без спросу (Кордис так и так убьет обеих, когда проснется, так уж хоть будет за что) взяла оба, себе и Наире, прошлась по кухне, соображая, что тут к чему, и вдруг увидела, что почти над самой печкой, чуть в стороне, устроена чудная лежанка с отличной периной и с подушками. Она толкнула подругу в бок.

— Наира, смотри, там такое гнездо!

— О!

Они поглядели друг на друга, таких измученных и уставших… Лиска сунула Наире в руки одеяло.

— Пошли.

В конце концов, они в таком виде все равно никуда не могут уйти и ничего не могут сделать полезного. Через минуту, повозившись немного, они устроились так, что любая королева обзавидовалась бы.


Вернулась с чердака Фрадина. Она потихоньку налила себе кружку чая и забралась с ногами на стоящий в углу кухни громадный сундук. Уже засыпая, Лиска услышала, как девочка тихо чему-то посмеивается, и с удивлением различила еще один голос, глуховатый, скрипучий. Она еще напрягла слух. Домовой! Он рассказывал девочке ска… нет, пожалуй, не сказку. Он рассказывал, как надо в лесу собирать грибы.

— Ты когда по грибы в лес идешь, иди поначалу шумно, уверенно, ветками трещи, с подружками разговаривай, если не одна. Заметно, в общем, иди. И зайди так подальше. А потом чуть подожди, постой в тишине и возвращайся той же самой дорогой. Они, грибы-то, осторожные, конечно, и прячутся. Только ведь и любопытные — страсть. Вот они сидят целыми днями в темноте под землей-то, скучают и вдруг слышат: идет кто-то. А кто? Им интересно. Они и выглядывают поглядеть. Вот вылезут, оглядываются по сторонам, где тут кто? Самые бестолковые еще и повыше норовят вытянуться, чтоб подальше видеть. А потом вдруг заслышат, что возвращаешься, и давай прятаться! Они в землю назад лезут, да не тут-то было! Шляпка не пускает. Она у них туда-то, вверх вылезти, круглая да гладкая, легко идет, а обратно — края врастопырку, задираются и — никак. Вот тут-то их и хватай! Летом сходим с тобой, тут недалеко. Там после теплого дождика грибов — гибель.

Загрузка...