Глава 31

Было еще темно. При свете свечи она засовывала в мешки и сумки то, что должно было спасать жизнь на поле боя.

«Ничего лишнего, никаких восстановлений там, в бою. Только остановить кровотечение, замедлить процесс, где можно, — учил накануне Хорстен. — Перевязки, мази, бальзамы. Магию привлекайте только в крайнем случае, запас при вас небольшой. Если будет возможность использовать местный источник, пробуйте, но не увлекайтесь, время может оказаться важнее. И берегите себя. Обе».

От того, как серьезно он это говорил вчера утром, Лиске стало совсем не по себе, а потом, днем, она узнала еще… Узнала, что во вторник, то есть как раз сегодня, должна будет состояться помолвка Дариана с дочерью одного извейского вельможи. Дариан обязан был (что бы ни случилось) явиться, пусть ненадолго, ко двору своей (вернее, родительской) избранницы и объявить ее своей невестой. Так было обещано его отцом, и его слово Дариан не мог нарушить без того, чтобы не быть навсегда отлученным от дома, от семьи, ото всего своего рода. И он сам, будучи человеком слова, собирался по дороге к месту послезавтрашнего сражения встретиться со своими родными где-то почти у порога невесты и исполнить тот свой долг перед своей семьей.

Она посмотрела на тьму за окном и подумала, что если рассвет вообще больше не наступит, будет, наверное, только лучше.


— Лис, а ты порошок из нилейного корня взяла?

Наира, Наира, верная, дорогая подруга. Она умела быть рядом в самую тяжкую минуту, и, не задавая никаких ненужных вопросов, поддержать, как никто другой.

— Брала, кажется, сейчас проверю.

И вдруг выплыла из памяти Сарахона. До чего же безжалостны были тогда ее глаза, как ядовиты были ее слова: «Для магии не годятся нежные девочки. Там нужно сильное сердце, способное выносить настоящую душевную боль, так же, как и для любви…»

Ее презрительный, насмешливый взгляд оттуда, из прошедшей давным-давно осени, и сейчас жег как крутой кипяток. Ах, так вот она о чем тогда говорила! Хорошо же! Будем жить так, будто живем в последний раз!

Лиска решительно вытряхнула содержимое мешка на стол, взяла себя в руки и начала методично проверять, сверяясь с составленным накануне списком. Так, жгуты, бинты, порошок из мелахского камня, прошок из нилейного корня, бальзамы, все четыре, мази — раз, два, три, эта лишняя, оставим дома. Еще что? Себе — самое необходимое: мыло, полотенце, запасную рубашку. Рубашку можно не брать, хотя ладно, если что — на бинты разорву.

— Вроде все.

Она посмотрела на постель. Еще одна немаленькая трудность. Наверное, придется быть честной.

— Руш, я тебя не беру. Нельзя. Никак нельзя. Останешься с Фрадиной. Ты ей сейчас очень нужен. И дракончику тоже. А мы скоро вернемся. Обязательно! (Господи, придется ведь исполнять).

— Ну вот, я собралась, — она почти улыбалась. — Можно и идти.

— Хорошо, пойдем.

Наира взяла свечу, и они вышли в коридор. На кухне хозяйничали Канингем, Дариан и Савьен, старший из парней. Остальные были у Саодана, мага, что жил недалеко от Серого берега. Эти места нельзя было оставлять без охраны. И там сейчас была, наверное, треть всех, кто оставался в пределах Драконовых гор. В доме с Фрадиной оставалась только Лерайна. Именно ей придется объяснять астианкам, которые вернутся через два дня, как так получилось, что они ничего не знали и оказались не там, на месте сражения, где они так нужны, в то время как Лисса, которая младше любой самой младшей из них… Лиска вспомнила их восторженные голоса и радостные лица, и у нее защемило сердце.

С выражением мрачной сосредоточенности на лице Кордис сидела за столом рядом с Хорстеном, который разглядывал карту окрестностей Чернопольского замка.

— Нам сюда?

— Нет, ближе к замку будут ойринские знахари. А мы будем стоять вот здесь, ближе к ручью. Там есть несколько исстари известных целебных источников. Энергии в них очень немного, но это лучше, чем ничего. Кроме того, мы можем попытаться использовать и часть того самого недавно появившегося энергетического родника, который, по счастью, весь Хонхору не достался. Хотя, конечно же, пользоваться диким, незаговоренным источником, из которого в то же самое время черпает силы враг, всегда рискованно.

— Попробуем разобраться на месте, — Кордис сегодня была даже мрачнее обычного, — если будет возможность.

— Вот здесь, — Хорстен зажал пальцем точку на карте и посмотрел на девушек, — будет портал до Ойрина, а от Ойрина будет открыт портал до Драконовых гор на случай, если вдруг потребуется помощь. Многие из магов уже на месте. Некоторые прибудут завтра. Нас ждут сегодня. Левко расскажет, как размещаются те отряды изнорских войск, что уже стоят на границе, и мы решим, где нам будет лучше расположиться.

— Он нас встретит?

— Он нас проводит. А вот, кстати, и он, — Хорстен повернулся на скрип кухонной двери.

Лискина мрачная сосредоточенность внезапно отступила. Она провела по лбу рукой, не веря своим глазам. Перед ней стоял настоящий изнорский рыцарь, бесстрашный, статный, в сияющей серебром кольчуге, опоясанный сказочным мечом, и при этом такой знакомый, близкий.

— Левко! Когда же ты появился?

— Недавно, едва за полночь. Не стал вас будить, все равно рано вставать. Сейчас пора уж и выходить.

— Да, пора.

Хорстен поднялся, окинул взором вся так хорошо знакомую, почти родную кухню. Оглаживая бороду, внимательно оглядел всех присутствующих. Задержал взгляд на Наире, с тревогой взглянул на Лиску. Явно хотел что-то сказать, но не стал. Едва заметно кивнул самому себе и скомандовал:

— Пошли.


В холодном ночном небе бесстрастно мерцали голубые звезды. Подтаявший вчера по оттепели снег за ночь пристыл и сиял навстречу полной луне ледяным перламутром. Идти по заледеневшей дороге было тяжеловато. Но Лиска, пожалуй, была этому даже рада. Все внимание уходило на то, куда поставить ногу, чтобы не упасть, и не оставалось сил на печальные мысли. Кто знает, всякое может случиться, и эти серые каменные хребты она, может быть, видит в последний раз, и эту реку, на которой кое-где сейчас уже подтаял лед, и вон ту скалу, рядом с которой обычно сидит невидимый для новичков Орхой. Или вон тот кусочек берега, за следующим поворотом, где они с Наирой чаще всего проходили их практикумы по визуализации и преобразованиям у…. У Лиски с удвоенной болью заныло сердце. Она сосредоточилась на скользкой дороге под ногами, старательно избегая любой возможности поднять взгляд на… Они наконец миновали памятный поворот. Потом прошли участок леса с молодыми кленами, которые были такими приветливыми, пронизанными солнцем летом, и такими роскошными, багряно-золотыми осенью, а сейчас стояли озябшие и печальные и терпеливо надеялись на весну, и вышли в долину, где чаще всего можно было встретить одного из самых необыкновенных, во всех отношениях совершенных хранителей волшебного края бессменных….

— Здравствуй, Сезам! — приветствовал его Канингем.

Услышав его бодрый голос, Лиска застыдилась своего унылого настроя. Можно подумать, у нее одной тяжело на душе. Да и кому она сможет помочь такая раскисшая? А ее помощь будет скоро просто необходима, и, может быть, даже самым близким людям… Она подняла наконец голову и постаралась улыбнуться.

— Здравствуй, — прокатилось по замерзшим деревьям, по ледяной корке, покрывшей землю, по покрытым снегом камням.

— Мы скоро вернемся, — твердо обещал Хорстен.

— Да, — выдохнул в ответ дракон и согласно кивнул громадной головой.

Лиска, проходя мимо, помахала Писателю рукой, а Левко, шедший последним, вытащил из ножен меч и отсалютовал ему.

Дракон прищурил свои янтарные глазищи и махнул в его сторону огромным своим крылом. Вихрем снежной пыли обдало уходящих путников. И по горам вслед им прокатился его напутственный рык.


До рассвета было еще два часа, когда они добрались до Ойрина. Они совсем ненадолго задержались в конюшнях у Шелеха. Лошади были подобраны для каждого еще накануне. Лиске досталась невысокая гнедая кобылка, а Наире — почти такая же, чуть повыше, вороная. К дому Лестрины они подъехали уже верхом. Лиска заметила свисающие с крыши дома сосульки и вспомнила вдруг свой родной дом в Вежине. В прошлом году, примерно в это же время стояли ясные дни, солнце днем пригревало уже совершенно по-весеннему. Ледяная корка на дороге днем под копытами лошадей превращалась в грязно-серую снежную кашу. Шлепала в проточной канавке под стеной сарая капель. Все еще холодный воздух пах уже вешней сыростью. От веселого звона слетающих с крыш сверкающих капель и звонкого тиньканья синиц было так весело на сердце. Тогда. А сейчас от этого воспоминания тревожно защемило сердце. Да явился еще в памяти тот ее снежный лебедь, и его надрывный, тоскующий крик… Она тряхнула головой, прогоняя воспоминания.

У дома встретила их Лестрина, как всегда, деловитая и собранная. И лишь только дождалась, когда они спешатся, спросила у Хорстена:

— Ну что, решили?

— Да, решили. Сделаем «мост» из трех порталов — один отсюда до портальной пустоши в горах, второй — от Горелок сюда, и еще один — от Горелок до Камышанских холмов, а оттуда до Лешачьей балки верхом пять минут ходу. И у нас будет хоть небольшая (через три портала много не получишь) поддержка от Драконовых гор. И если там понадобится помощь, мы тоже сможем быстрее туда добраться.

— Хорошо. Вчера вечером из Изнора прибыло войско. Оно располагается в основном вдоль северной границы Чернополья, около Лешачьей балки, по обе стороны, и в самой балке тоже, правда, там меньше. В Лешачьей балке сейчас стоят ковражинские и ойринские маги. Три дня назад чернопольцы пытались продвинуться дальше в овраг, но ничего у них не вышло, остановили. Это ты знаешь. С тех пор пока тишина, — Лестрина помолчала, покусывая губы, и взглянула в глаза Хорстену.

— Вроде бы тихо, а у меня сердце не на месте. Нехорошо на душе. Мутно. Непонятно, с чем имеем дело, и откуда ждать нападения. Я вот еще думаю, слабовата у нас защита, знаешь в каком месте — вдоль границы от Студеных криниц до Извейского княжества. Извейские князья-то дружину выставили, с их стороны закрыто, а вот до Извейского леса народу маловато и магов никого. Надо бы там хоть какую-нибудь защиту поставить, хоть на несколько часов, от всякой нечисти — на всякий случай.

Хорстен кивнул.

— Мы уж думали. Канингем с Дарианом поставят. Они сейчас как раз в те края едут.

— Двоим им это сложновато будет. Надо бы кого-то еще, хоть из учеников. Даже и девушки ваши смогли бы помочь. Вдвоем точно справятся. Вы как? А, Наира, Лисса?

Лиска вздрогнула. Ехать, ей? С Дарианом? Туда? Попасть на его помолвку?! Сердце, и так постоянно ноющее от тупой безнадежной тоски, замерло и сжалось в черную точку. Мать-земля, неужели и это ей придется пережить… А из памяти вдруг снова появилась Сарахона, презрительно разглядывающая глупую девчонку. «Для магии, как и для любви, нужно сильное сердце, способное выносить настоящую боль…». Что за дело ей, этой бесчувственной бронированной махине, до живой души? Что она в этом понимает? Ей неведома боль человечьего сердца. Не все на свете можно выдержать. Да и зачем?

И Лиска ответила:

— Да, конечно.

Конечно. Конечно! Она поедет. И пусть будет что будет!

— Хорошо, — подтвердил Хорстен, — так и сделаем. Мы останемся пока здесь, протянем мост, вы поезжайте за овраг, а к ночи встретимся в лагере ковражинского воеводы.

Хорстен с Кордис остались наводить переправу, а остальные, не теряя драгоценного времени, один за другим с конями в поводу вошли в Ойринский портал и вышли рядом с Горелками. Левко ехал с ними, ему надо было пересечь все Извейское княжество, чтобы к вечеру оказаться в расположении астианской части общего войска. Шли они где шагом, где легкой рысью — времени было достаточно.

Солнце, сырой ветер и подтаивающий, рассыпающийся крупными ледяными зернами снег — все обещало веселую, дружную весну. А на душе было темно и печально. Лиска сделала попытку приободриться. Ни к чему, чтобы ее видели такой расстроенной. Она оторвала взгляд от лошадиной холки, подняла голову и поймала на себе взгляд Дариана. Он смотрел на нее с каким-то странным, пристальным, вопрошающим вниманием. Она смутилась и принялась раскручивать завязавшийся в узел повод. Мельком взглянув на спутников, она отметила, что не ее одну терзает тягостное ожидание. Как никогда был мрачен Канингем и озабочен Левко, да и Наира была серьезней обычного. И неудивительно. Исход назначенной на послезавтра битвы вовсе не предопределен. А если они ничего не смогут сделать с чернопольским чародеем и по Изнорью так и будет расползаться разная нечисть, и будут множиться черные страхи, которые сами по себе страшнее многой нечисти. Под покровительством набирающего силу черного мага по деревням будут разгуливать разбойничьи шайки. И это даже в том случае, если в ближайшие дни удастся остановить уже начавшуюся войну. А Драконовы горы так и будут чахнуть непонятно отчего…

— А вот здесь я тогда, осенью, и нашел дракончика, — показал Левко на Бог знает как запомнившееся ему место на опушке леса.

— Где? — оживился Канингем, — вот здесь? — он обернулся к девушкам, — Вы ведь где-то здесь вышли тогда из леса, когда нашли детей, верно?

— Да, кажется, примерно здесь, — припомнила Наира.

— Да, точно, — подтвердила Лиска, — вон там на склоне холма мы с тобой вышли из «щели» и пошли к лесу искать детей. А когда возвращались, здесь же и из лесу вышли. А дракончик мог выйти за нами из «щели», а потом здесь потерялся. Так Кордис считает.

— Интересно, отчего же он обратно за вами не ушел?

— Странно, что он вообще за ними сюда пришел, вышел за пределы Драконовых гор. И странно, что он смог продержаться так долго один (ты, Левко, ведь его уже вечером нашел), здесь, вдали от драконогорских источников. Тем более что он маленький, — рассуждал вслух Дариан. — Да и вообще эта история с детьми очень странная. Что это такое было?

Лиска только пожала плечами.


Они въехали в лес, который Лиска совершенно не могла узнать. Он был сейчас совершенно не тот, что осенью. Спустились в Лешачью балку по большой дороге, что была сейчас в тылу у изнорских войск, окруживших отодвинутую врагом границу. Канингем подошел к одному из ойринских отрядов, передал сотнику, что Лестрина с Хорстеном будут здесь, самое большее, через полчаса, и они отправились дальше, к Извейским владениям.

По большой дороге ехали они еще версты две и, укорачивая путь, свернули на тропу, что вела по лесу, изрезанному неглубокими оврагами. Некоторое время тропа вихляла по овражкам, потом пошла по пологому склону вверх и вывела их в лес, бывший когда-то густой дубравой. Дубов с той поры осталось не много. Они стояли строгими могучими стражами среди молодых осин и выступающих из сугробов бесчисленными арками согнутых ветвей орешника. Сиял под солнцем просевший снег. Слегка колыхались от ветра синие тени деревьев, почти по-весеннему. Однако мало-помалу на небе стали появляться облака, и за каких-нибудь полчаса солнышко скрылось, и весь мир снова перебрался в скучную зимнюю серо-белую гамму. Они остановились передохнуть на небольшой полянке у ручья, на которой, судя по кострищу с двумя толстыми бревнами рядом, отдыхали здесь многие. Канингем остался колдовать над костром, Дариан отправился за водой к ручью, а девушки и Левко разбрелись в разные стороны в поисках хвороста.

То ли оттого, что снега было в этом году много и упавшие стволы и ветви были еще глубоко под снегом, то ли оттого, что на холодном ветру все время слезились глаза, Лиска, пробродив почти четверть часа, нашла всего несколько сухих веток. Она продвинулась было чуть подальше в лес, потом подумала, что ее уже, наверное, заждались, повернула обратно, дошла почти до ручья и тут увидела подходящий сук. Он торчал из сугроба, который намело на невысоком холмике. Она потянулась за ним, сделала шаг, другой, третий и неожиданно провалилась в снег почти по пояс. Досадуя на свою неловкость, начала вылезать обратно и в это время услышала кусок разговора, совсем, кажется, для нее не предназначенного. Невидимые за высоким сугробом говорили Левко и Дариан. Левко в чем-то убеждал или укорял мага, а тот явно возражал, но как-то вяло, без уверенности. Они еще приблизились, и можно уже было разобрать слова.

— Слушай, нам вечером надо уже снова быть в Лешачьей балке, — горячо говорил Левко, — а если ты будешь с ней разговоры разговаривать, спрашивать да переспрашивать, этак вы до ночи только церемониться будете. Раз уж ты все равно все решил, тогда ты можешь просто объявить все, что нужно, своим родственникам, как только мы их встретим. Прости, конечно, я не должен так говорить, не мое это дело. Да и нелегко тебе, это ясно. Я же понимаю, чего тебе будет это стоить. Но если уже решено…

— Может быть, ты и прав. Только ведь выходит, что я и за нее решаю ее судьбу, не спрося. Если вдруг, случись, меня в этом бою убьют, она что же, вдовой останется?

Левко возмущенно фыркнул.

— Ну об этом думать — так и жить не начинай. Да если и убьют… Что же ты думаешь, лучше пусть неизвестно кем останется? Так и так — ты в любом случае определяешь ее судьбу…

Лиска постояла, затаив дыхание, подождала, когда они уйдут, потом потихоньку выползла из заснеженной ямы, подхватила свои несколько веток и побрела было к костру. Взглянула на хилую свою добычу, вернулась, злясь на себя, к яме и потянула заманивший ее туда сук. Ничего не вышло. Он оказался продолжением толстой ветки упавшего дерева. Она ухватилась за ветку потоньше, рванула, что было сил, и все-таки что-то отломила. Ладно, на некоторое время хватит.

Когда она подошла к костру, Наира уже заваривала чай. Лиска подкинула веток в костер и подсела к огню, чтобы согреть озябшие руки.

Она посмотрела, как Канингем своими большими руками неторопливо режет хлеб и сало, посмотрела на Левко, который угощал сухарями своего Рыжика и о чем-то говорил с ним, на Наиру, которая шла к ней с двумя дымящимися горячими кружками, и поняла вдруг, что в последние дни почти совсем о них забыла. О людях, о которых должна заботиться, как они заботятся о ней. «Если вдруг меня в этом бою убьют…» Матерь-земля наша! Только бы все они остались живы, а там пусть все будет как будет. Да ведь и вовсе не всем выпадает в жизни быть счастливым. И не только для счастья родится на земле человек.

Она взяла в руки кусок хлеба, посолила и пошла угостить Герцогиню. Лошадку стоило пожалеть. Ей досталась наездница не из самых умелых. Утешало только, что — и не из самых тяжелых. Она погладила лошадь по бархатной морде. Стоявший рядом Левко разбирал спутанную Рыжикову гриву.

— Лиска, знаешь что, — начал он явно трудный для него разговор, — ты, вдруг если услышишь что-нибудь неожиданное, ну… в общем, не говори только ничего и не удивляйся.

Она посмотрела на него непонимающе, пожала плечами и ответила, стараясь быть как можно безразличнее:

— Ладно.

Чему уж тут удивляться…


Они передохнули, перекусили, двинулись в путь и вскоре уже оставили позади леса, прилегающие к Лешачьей балке. Проехали немного вдоль полей по широкой наезженной дороге и оказались на окраине Извейского княжества, которое издавна славилось своими сосновыми и ясеневыми рощами и хорошей охотой в темных ельниках. Как раз к одному из таких ельников они и подъезжали.

На опушке их уже ждали. Вернее, Дариана ждали его родственники и приближенные князя Извейского, которые должны были присутствовать при помолвке Извейского наследника с одной из самых завидных в княжестве да и во всем Изнорье невест.

Момент для торжеств был не самый удачный — в самый разгар выяснения отношений с Чернопольем. Помолвку не отменили только из-за особой приверженности извейских князей к нерушимости их собственных обычаев. В пышности и многолюдности кортеж значительно уступал прочим подобным княжеским выездам. Присутствовал не весь извейский двор, а только близкие родственники, приближенные к князю особы да кое-кто из давних друзей извейского дома.

Еще издалека Лиска разглядывала одетых в меха и бархат всадников и всадниц и, подъехав, без труда угадала в двух прелестных нарядных девушках Дариановых сестер. Младшая, чуть покруглее и помягче чертами, была похожа на стоявшую рядом княгиню. Старшая, крупноглазая и темноволосая, была чудно хороша собой, да и наряд у нее был, пожалуй, самый изысканный.

Об изысканности своего наряда Лиска старалась вообще не думать. У них на весь «кортеж» была одна нарядная вещь — белая рубашка Дариана. Ну да, в конце концов, они ведь и ехали не на бал, а на войну. Да и какая разница….

Остановившись у опушки, они спешились, подошли к извейским князьям и раскланялись.

Довольно статный для своих лет, наполовину седой, сероглазый, с резкими чертами лица князь производил впечатление человека умного и сильного и при этом строгого, решительного и не терпящего возражений. Глядя на него, можно было понять, отчего Дариан столько времени не торопился в родные края.

Князь одобрительно оглядел сына и произнес:

— А ты, как я вижу, при мече и готов уже сейчас в сражение. Что же, среди извейских князей всегда были в чести решительность и смелость, и наш род никогда не подводил изнорского князя. А кто же твои спутники? Они тоже направляются в объединенное войско?

— Да. Это Канингем, — представил друга Дариан, — о нем многим известно, и не только в Изнорье.

Князь понимающе наклонил голову. Видимо, о маге действительно немало говорили.

— Это Левко. Он — сотник у ковражинского воеводы. Не так давно он спас меня, и я обязан ему жизнью. С нами Наира, — Дариан повернулся в сторону девушки, — внучка Мирины, известной в Изнорье знахарки, и сама она учится знахарскому делу. А это — Лисса, моя жена.


Мир замер, судорожно вздохнул и обернулся на нее, будто впервые заметил. Время остановилось. Она чуть было не воскликнула изумленно: «Как?» Но тут стоявший рядом Левко так хватил ее в ребра локтем, что в следующую минуту она вздохнуть не могла, а не только говорить. Все, кто были на поляне, смотрели сейчас только на нее. А она…. Она совершенно не могла понять того, что только что услышала. Что? Кто?!


— Кто?! — вслух произнес ошеломленный князь.

— Моя жена, — спокойно и весело и даже как-то до обидного буднично повторил Дариан, бесстрашно глядя в начинающие темнеть глаза отца.

— Ты понимаешь, что ты говоришь?!

— Да, конечно.

— Ты понимаешь, что, нарушив данное мною обещание, ты… Ты навсегда лишаешься права на извейскую корону?! Ты лишаешься титула, лишаешься наследства! Ты никогда не явишься больше в родной дом! И я никогда, слышишь, никогда не назову тебя больше своим сыном! Ты понимаешь это?!

— Да, я знаю, чего лишусь, — ответил Дариан с печалью в голосе, глядя в лицо своей расстроенной матери.

— И ты не откажешься от своей прихоти, от своей безумной выходки?!

— Это не прихоть, отец, и не безумная выходка, — голос Дариана был уже тверже камня. — Лисса — моя жена.

Три….

Князь, задохнувшись от возмущения, промолчал несколько секунд, становясь все мрачнее и мрачнее. Потом со злой досадой взглянул на Дариана.

— Так что же… — начал он гневную речь.

— Рион! — горестно воскликнула княгиня.

Князь оборвал себя на полуслове, молча развернул коня и поскакал прочь, уводя за собою все свое семейство: опечаленную княгиню, двоих сыновей, которые, обернувшись, потихоньку от отца помахали Дариану на прощание, и красавиц дочерей. Старшая напоследок оглядела Лиску, видимо, запоминая, и весело подмигнула брату.


Все удаляясь и удаляясь, исчез из виду извейский двор, слился с шумом лесного ветра топот копыт, и на опушке стало тихо.


— Кхм, — как самый старший подытожил Канингем. — А ведь, ты, однако же, трижды назвал ее женой в присутствии своих родственников. Так что по вашим извейским обычаям Лиска теперь — действительно твоя жена. А?

— Да, — подтвердил Дариан и смущенно повернулся к Лиске, — конечно, если ты сама этого пожелаешь.

Она подняла голову, встретила его нежный взгляд и неожиданно для себя вдруг разрыдалась у него на груди.

Левко только развел руками:

— Ну, девчонки! Ну, мастера сырость разводить! Юбку порвет — ревет, кошку больную жалеет — ревет, замуж ее взяли — опять ревет.

— То ли дело — мы, мужики, — весело пробасил Канингем и достал из кармана трубку. — Нам житейские бури нипочем. Нам бы подвигов побольше, да приключений пострашнее, да дел поважнее, чтоб на одном месте не засидеться. Угхум, угхум… А вот, кстати, и они.

— Кто? — не понял Левко.

— Дела с приключениями, — Канингем показал в ту сторону, откуда они сами только что приехали, и нехотя спрятал трубку.

Загрузка...