Я шёл по саду.
Лунный свет пробивался сквозь ветви деревьев, но его лучи терялись в густой листве, не достигая земли.
Фонарь я не взял, зная, что свет здесь бесполезен. Туман, густой и холодный, медленно полз по земле, как призрачный дым, окутывая всё вокруг. Он казался живым.
Воздух был холодным, но холода я не чувствовал.
Сад казался бесконечным, его границы терялись в тумане. Я вспомнил, как часто приходил сюда в детстве, когда мир казался простым и понятным. Теперь же всё изменилось.
Я чувствовал только одно: он был здесь.
Где-то за кустами.
Слушал.
Я остановился у того самого фонаря, который едва мерцал в темноте, как одинокий страж ночи.
Его тусклый свет выхватывал из мрака старый камень.
Здесь, на этом камне, стояла свеча, её воск почти растаял, оставив лишь слабый аромат воска и чего-то знакомого.
Я вспомнил, как нашёл здесь записку, сложенную пополам и спрятанную под камнем.
В тот момент я сделал вид, что не заметил лепестка, прилипшего к краю записки. А вот и лепесток!
— Я знаю, что ты здесь, — произнёс я громко и отчётливо. Мой голос звучал сухо, почти с сарказмом. В нём слышалась лёгкая усмешка, но в то же время и уверенность. — Ты сейчас прячешься за кустами, как испуганный мальчишка, который боится, что его поймают на краже яблок. Я прекрасно знаю, что ты меня слышишь, мой дорогой призрак. Вылезай. И надеру тебе твои инфернальные уши!
Тишина.
Я стоял, глядя на тусклый свет луны, пробивающийся сквозь ветви старого дуба. Ветер, кажется, замер, будто прислушиваясь к моему дыханию, которое становилось всё тяжелее.
Но я знал: он слушал.
Он сейчас прекрасно меня слышал.
— Вот скажи мне, мой дорогой призрак, — спросил я, и в моём голосе появилась сталь, — зачем ты всё это творишь? Зачем ты оставляешь лепестки? Зачем ты играешь с её разумом? Ты же знаешь, что она уже на грани. Ты же видишь, как она страдает. Ты же понимаешь, что если она сойдёт с ума, это будет твоя вина!
Я замолчал, но тишина была такой плотной, что её можно было потрогать. Даже ветер, кажется, замер. Листья больше не шептали, они словно застыли в ожидании ответа. Я посмотрел на свои руки, сжимая их в кулаки.
— Не надо прикидываться, — продолжал я сквозь зубы, стараясь сдерживать гнев, который рвался наружу. — Я разрешил тебе увидеть её. Я не стал останавливать тебя, когда ты пришёл на свадьбу. Я не стал устраивать скандала из-за того, что ты её спас. Я даже тебе благодарен. Но это не значит, что я позволю причинить ей боль. Нет. Я должен защитить её. От тебя. От её собственной боли. От её мечты. От её любви к мёртвому, которая ведёт её в могилу!
Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но сердце всё равно колотилось как бешеное.
Я сделал шаг вперёд, чувствуя, как воздух вокруг становится тяжелее.
Туман, окутывающий пространство, словно придавливал меня к земле, но я продолжал идти.
— Ты же сам когда-то назвал меня её стражем, — произнёс я. И вдруг мой голос стал тише. Но не слабее. — Ты сам сказал: «Защищай её. Даже если она будет ненавидеть. Даже если она будет умолять о смерти. Ты должен быть рядом».