И мы закружились.
Музыка была громкой, почти оглушающей.
Она заполняла всё вокруг, словно пытаясь заглушить мои мысли и чувства.
Но я чувствовала, как каждый мой шаг отдается в моей внутренней тишине. Это было странное ощущение — быть одновременно частью этого шумного, суетливого мира и в то же время находиться где-то далеко, в своём собственном мире, где существовали только я и тот, кому я собиралась отомстить.
Офицер говорил о войне, о битвах, о героях. Мне было совершенно неинтересно то, что он говорит.
Но я кивала, улыбалась, прижималась ближе к нему, как будто он был тем самым человеком, которого я искала всю свою жизнь.
Его дыхание было ровным и уверенным, и я чувствовала, как его сердце бьется в такт с моим. Но мои глаза не были направлены на него.
Я смотрела на Агостона.
Его присутствие было подобно тени, которую невозможно игнорировать. Он стоял неподвижно, словно статуя, его рука с бокалом застыла в воздухе, как будто он внезапно потерял способность двигаться. Его взгляд был прикован к моей руке, которая лежала на плече офицера. Он видел, как моя улыбка направлена не ему, а кому-то другому. Он видел, как мое плечо касается чужого, и в его глазах промелькнула тень боли.
Я улыбалась своему кавалеру, но внутри меня рвалась боль. Каждый комплимент был как удар ножом. Я использовала беднягу для своей мести, давала ему надежду на то, что танцем все не закончится. И это делало меня такой же, как Агостон.
Агостон видел, что я делаю это не ради офицера.
Я делала это ради него.
Ради того, чтобы он почувствовал то, что чувствовала я.
Боль.
И сейчас я хотела, чтобы он почувствовал ту же боль, ту же пустоту, которую я ощущала каждый день, глядя на него и вспоминая мужа.
Танец увел нас по залу в сторону роскошных зеркал.
Я повернулась к зеркалу, но вдруг увидела не свое отражение. Я увидела Анталя.
Он смотрел на меня, а я на него. Моя рука на плече офицера задрожала.
Анталь просто стоял и смотрел.
И ждал.
Когда танец закончился, офицер наклонился и прошептал мне на ухо:
«Вы — самая прекрасная женщина в этом зале. Я бы хотел увидеть вас снова».
Его голос был мягким и бархатистым, но я знала, что это всего лишь слова.
Он не знал, что моя улыбка была лишь маской, за которой я пыталась скрыть свою боль.
— А я бы хотела, чтобы вы пригласили меня на следующий танец, — ответила я, стараясь говорить непринужденно. — После полуночи. В саду. У фонаря.
Танец снова привел нас к Агостону, но сердце продолжало гулко биться внутри. Что это было?
Его глаза вспыхнули, словно внутри него зажглась искра. Он кивнул, но в его взгляде читалось что-то большее — желание.
Краем глаза я следила за Агостоном.
Он не сдвинулся с места.
Только его пальцы сжали бокал так, что стекло треснуло.
Не успела я присесть в реверансе, заканчивая последнюю фигуру танца, как вдруг почувствовала, что меня взяли за локоть, уводя в сторону.
— Что-то случилось? — спросила я, остановившись в шаге от Агостона, пока гости обсуждали мой танец и наши «перешептывания». — Вы хотите потанцевать? Могу вас огорчить, все танцы уже расписаны. Для моего дорогого мужа не осталось ни одного местечка!
— Ты переигрываешь, дорогая, — сказал он. — Или ты думаешь, я не понял, что ты хотела сделать мне больно. Так вот, вы могли бы просто отвесить мне пощечину, когда мы наедине. А не позорить себя перед всем высшим обществом, которые сейчас разносят вашу репутацию в пух и прах. Или вы нацелены получить имущество своей драгоценной тетушки в качестве наследства завтра утром?
Я увидела, как доктор Меривезер пытается привести в чувство тетушку, которая явно решила отправиться на тот свет раньше положенного срока.
— Ах, — усмехнулась я. — Вы заботитесь о моём благополучии? Как мило. Только не забывайте, что вы — не мой муж. Вы — его брат. Вы — его убийца.
— Как бы я хотел вам ответить… — заметил Агостон, а я попыталась уйти, но он схватил меня крепко, удерживая рядом с собой. Слуга тем временем ползал и вытирал с пола остатки вина, бережно собирая осколки бокала в салфетку.
— Я прекрасно знаю про Проклятого мага, про то, что случилось в битве на Хребте, — произносила я, видя, как Агостон бледнеет.
— И кто же вам это рассказал? — спросил он.
— Ваш единственный друг. Ваш дневник. Вы опрометчиво оставили его на столе, не давая мне ни единого шанса пройти мимо, — ответила я, видя, как каждое слово причиняет ему боль. А теперь отпустите меня.